Роберт Ладлэм - Тривейн
Часть четвертая
Глава 42
Это казалось абсурдом, это и было абсурдом! Чудовищная нелепость состояла в том, что никто из них не хотел ничего, кроме его согласия. Это ему ясно дали понять. Никто не надеялся, что он изменит хоть слово в докладе подкомитета. Предполагалось, что он завершит его, представит копии президенту, конгрессу, в Комиссию по распределению оборонных ассигнований — и получит благодарность правительства. Никаких изменений, никаких добавок.
Он закончил главу, собирался начать вторую.
Доклад получался резкий, бескомпромиссный. Он и не скрывал этого. Напротив, чем резче критика, тем весомее станет его кандидатура.
Кандидатура. Кандидатура на пост президента Соединенных Штатов.
Абсурд, нелепица.
А они настаивают, говорят, не такая уж это нелепица. Логичное решение выдающегося человека, который, окончив работу над докладом, потратил пять месяцев на изучение одной из самых сложных проблем страны. Пришло время именно для такого, как он, человека: далекого от политической кутерьмы. Нация нуждалась в личности, не имеющей никакого отношения к раскладу политических сил. Она нуждалась в целителе, но не только. Нужен был человек, способный принять гигантский вызов, собрать все факты и отделить правду от бесчисленных обманов.
Они сказали ему, что это главное его достижение.
Вначале он подумал, что Митчелл Армбрастер сошел с ума: его лесть была сголь откровенна, что сводила на нет все его намерения. Но Армбрастер стоял на своем. Старший сенатор от Калифорнии заявил, что вначале идея, выдвинутая Национальным комитетом, показалась ему фантастической. Но чем больше он о ней думал, тем более глубокий Смысл ему открывался. Идея отвечала его политическим установкам. Президент, которого он, конечно, поддерживает, не принадлежит к его партии. А у его партии нет никаких перспектив, одни претенденты. Он их знает: усталые, обычные люди, такие же, как он. Люди, не сумевшие воспользоваться предоставленным им шансом, или юнцы, слишком дерзкие и нахальные, чтобы найти поддержку у простых американцев. Рядовой гражданин совсем не хотел «тащиться» от рэпа или «ловить кайф».
Эндрю Тривейн справился бы с этим, заполнил бы вакуум. Ничего абсурдного тут нет, все вполне реально. Это чистая политика — так считает Национальный комитет.
Но что делать с докладом? Представить факты так, чтобы заручиться поддержкой сторонников, не удалось. И никаких изменений тут не предвидится, в этом он убежден. Армбрастер, выслушав, неожиданно заметил, что этого и следовало ожидать.
Доклад. Его нужно представить в комиссии сената, в конгресс и, конечно, президенту. Все рекомендации должны рассматриваться как законодательными, так и исполнительными властями. Данные о возбуждении дела поступят в министерство юстиции, и, если оно сочтет необходимым, последуют обвинительные акты.
А «Дженис индастриз»? Главное обвинение в ее адрес сводилось к тому, что она слишком уж независима, обладает политической и экономической силой, неприемлемой в условиях демократии. Государство в государстве.
Как быть с этим выводом? Кто ответит за все? Быть может, Йан Гамильтон — ведь именно он держит в руках все нити — или Митчелл Армбрастер, который извлекает из этого выгоду?
Сенатор от Калифорнии грустно улыбнулся и еще раз сказал, что обвинительные акты, конечно, необходимы — там, где они потребуются. Он не считал, что совершал незаконные действия: «Мы все принадлежим к правовому обществу, а не к обществу гнусных спекуляций». Он не свернет с избранного пути. Что же касается «Дженис индастриз», то и сенат, и палата представителей, и президент согласятся только на решительные реформы. Ясно, что они необходимы. «Дженис индастриз» очень зависит от правительственных заказов. Если компания злоупотребила своими возможностями в той степени, в какой предполагал Тривейн, то ее попридержат, пока не начнутся реформы.
Эндрю следовало бы отбросить эту идею, ничего не говорить, ничего не предпринимать: ведь все еще может рухнуть. Чаще всего подобные замыслы оказывались пустой суетой, политическим безрассудством. Но сенатор заставил себя поверить, что во всем есть смысл.
Что ж, впереди новые встречи, новые беседы.
Да, собственно, они уже были. Первая произошла на вилле «Д'Эсте» в Джорджтауне. В уединенной комнате на шестом этаже. Семь человек собрались вместе, и все принадлежали к одной партии, за исключением сенатора Алана Нэппа. Сенатор Элтон Уикс от Мэриленда, все в той же фланелевой куртке, в которой присутствовал на закрытых слушаниях в сенате, принял на себя командование.
— Это всего лишь проба, господа. Меня, например, не мешало бы просветить. Сенатор Нэпп, с его двухпартийными настроениями, попросил дать ему слово, чтобы затем удалиться. То, что он скажет, сугубо конфиденциально, конечно...
Нэпп склонился над огромным, похожим на банкетный, столом, его ладони легли на алую ткань.
— Благодарю вас, сенатор... Господа, мой добрый друг и коллега Митчелл Армбрастер, — Нэпп мимолетно и равнодушно улыбнулся Армбрастеру, сидящему подле него, — в ответ на мой вопрос рассказал об этом собрании. Как вы понимаете, уже и до гардероба докатились слухи, что ожидается какое-то волнующее заявление. Когда я вдумался в его суть, то понял, что вам следует знать о разыгравшейся у нас драме. Потому что события, господа, приняли такой оборот, что их следует обсудить.
Мне, как и вам, вовсе не все равно, каким путем пойдет эта страна. Президент вряд ли будет переизбираться на второй срок.
За столом воцарилась тишина. Медленно, без особого ажиотажа, но с явным интересом присутствующие обратили взоры на Эндрю Тривейна.
После выступления Нэпп удалился: оставшиеся приступили к анализу кандидатуры Тривейна. Беседа длилась почти пять часов.
Вторая встреча была короче, заняла всего полтора часа, но Тривейну показалась более важной. На ней присутствовал младший сенатор от штата Коннектикут, пожилой джентльмен из Уэст-Хартфорда, имевший репутацию человека заурядного, но с большими запросами. Он прибыл, чтобы объявить о своей отставке: сообщил, что намерен оставить политику и вернуться к частной жизни. Причина — финансовое положение. Ему предложили возглавить солидную страховую компанию, и он поступил бы нечестно по отношению к семье, если бы отказался.
Губернатор Коннектикута готов был предложить его место Тривейну, при условии, что тот немедленно вступит в партию. «Немедленно» означало в течение месяца. До пятнадцатого января.
Став сенатором в середине срока, он привлек бы к себе внимание всей страны. Политический плацдарм был бы ему обеспечен. Подобное встречалось и прежде, но, как правило, не с такими людьми. Неординарный человек смог бы воспользоваться столь блестящей перспективой. Форум собран, позиции можно завоевать мгновенно, с помощью силы. А уж газеты растолкуют всем и каждому, каковы убеждения Эндрю Тривейна.
Впервые Эндрю столкнулся лицом к лицу с реальностью.
Что ж, такое возможно...
А каковы, в сущности; его убеждения? Действительно ли он верит в теорию сдержек и противовесов, в независимые суждения, о которых с такой готовностью рассуждал? Так ли убежден, что возможности Вашингтона неограничены, важно лишь оградить себя от дурных влияний, вроде «Дженис индастриз»? Способен ли он направить, реализовать эти необычайные возможности? Хватит ли у него сил? Сможет ли он воздействовать на мощного противника, убедить его?
На встрече в «Д'Эсте» он неплохо поработал для госдепартамента. На конференции в Чехословакии умудрился свести вместе, казалось бы, абсолютно несовместимых противников. Но Энди прекрасно понимал, что Чехословакия — это еще не проверка. Настоящим испытанием станет для него «Дженис индастриз».
Сможет ли он заставить компанию подчиниться?
Это было испытание, которого он желал, в котором нуждался.
Глава 43
Когда бригадный генерал Купер вошел в камеру в Арлингтоне, Пол Боннер поднялся со стула и встал по стойке «смирно». Купер устало махнул рукой в знак приветствия, как бы предлагая Боннеру расслабиться и сесть.
— Я не надолго, майор. Меня ждут в Административно-бюджетном управлении. Вечно у них проблемы с бюджетом...
— Да, насколько я помню, сэр.
— Так садитесь же. Я не буду: и так сидел весь день. И весь уик-энд. Ездил к себе в Ратленд. Под снегом он еще красивее. Надо, чтобы вы как-нибудь навестили меня там.
— С удовольствием.
— Мне и миссис Купер было бы очень приятно.
Пол опустился на стул возле голого стального стола, оставив единственное кресло для генерала. Но тот не собирался садиться, был явно взволнован и неуверен в себе.
— Боюсь, у вас нехорошие новости, генерал.
— К сожалению, майор. — Купер посмотрел на Пола: лицо напряжено, брови сдвинуты. — Вы хороший солдат, и мы сделаем все возможное. Мы надеемся, что с вас снимут обвинение в убийстве...
