Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм
— Как нам привить подобную лихорадку Эвану Кендрику? Крайне важно это сделать. Сейчас я понимаю это очень четко.
— Я думаю, мы начнем с Милоша Варака.
Энни Малкэйи О’Рейли была вне себя. Четыре стандартные телефонные линии в офисе конгрессмена обычно использовались для исходящих звонков; именно этот конгрессмен, как правило, не имел большого количества входящих. Сегодня, однако, было не просто по-другому, сегодня был сумасшедший дом. В течение двадцати четырех часов самому маленькому и отнюдь не перегруженному работой штату на Холме пришлось бешено поработать. Энни даже позвонила двум работающим на картотеке конторским служащим, которые никогда не приходили по понедельникам, и попросила их явиться в офис. Затем она связалась с Филиппом Тобиасом, способным, хотя и безалаберным главным помощником, и потребовала, чтобы он бросил теннисную игру и притащил свою важную задницу в центр, иначе она его прибьет. («Что, черт побери, случилось?» — «Вы не видели вчерашнего Фоксли-шоу?» — «Нет, я плавал на яхте. Зачем оно мне?» — «Показывали его!» — «Что? Этого не должно было быть без моего одобрения!» — «Они, вероятно, позвонили ему домой». — «Сукин сын мне ничего не сказал!» — «Он и мне ничего не сказал, но я увидела его имя в последних выпусках в „Пост“». — «Господи Иисусе! Энни, достаньте мне пленку! Пожалуйста!» — «Только если вы приедете и поможете нам справиться с телефонами, дорогуша». — «Дерьмо собачье!» — «Я леди, а вы дурак. Не разговаривайте со мной таким образом». — «Прошу прощения, прошу прощения, Энни! Пожалуйста. Пленку!»)
В конце концов (и только потому, что она была в отчаянии, а у ее мужа Патрика Ксавьера О’Рейли по понедельникам были выходные, так как он работал по субботам в смене, которая занималась особо опасными преступлениями) она вызвала ирландского трудягу-детектива и сообщила ему, что если он не придет им помочь, она подаст на него заявление с обвинением в изнасиловании, хотя это и будет принятием желаемого за действительное, добавила она. Единственным человеком, с которым она не смогла связаться, был конгрессмен из Девятого округа Колорадо.
— Мне очень, очень жаль, миссис О’Рейли, — ответил ей мужчина-араб из супружеской четы, которая присматривала за домом Кендрика. Как подозревала Энни, он был, вероятно, безработным хирургом или экс-президентом университета. — Конгрессмен сказал, что будет отсутствовать несколько дней. Я не имею понятия, где он.
— Это чепуха, мистер Сахара.
— Вы льстите мне, мадам.
— Так вот! Вы найдете этого актеришку и сообщите ему, что мы здесь звереем! И все из-за его появления в Фоксли-шоу!
— Он произвел сильное впечатление, не так ли?
— Вы об этом знаете?
— Я видел его имя в последних выпусках «Вашингтон пост», мадам. А также в «Таймс» — нью-йоркских и лос-анджелесских, и в «Чикаго трибюн».
— Он получает все эти газеты?
— Нет, мадам, я получаю, но, конечно, ему не возбраняется их читать.
— Боже правый!
Столпотворение у дверей офиса стало невыносимым. Энни швырнула трубку и побежала к двери. Она открыла ее и с удивлением увидела Эвана Кендрика в сопровождении мужа, пробирающихся сквозь толпу репортеров, помощников в Конгрессе и других людей, которых она не знала.
— Заходите сюда! — заорала она.
Оказавшись в офисе секретарши и за закрытой дверью, мистер О’Рейли наконец заговорил.
— Я ее Пэдди, — сказал он, задыхаясь. — Приятно познакомиться с вами.
— Вы — моя защитная стена, дружище, — ответил Кендрик, пожимая ему руку и быстро окидывая взглядом большого широкоплечего рыжеволосого мужчину с брюшком, на четыре дюйма большим, чем позволял его высокий рост, и слегка красноватым лицом, на котором светилась пара умных зеленых глаз. — К счастью, мы пришли сюда в одно время.
— Если быть совершенно честным, то нет, сэр. Моя сумасшедшая мадам позвонила мне около часа назад, и мне удалось добраться за двадцать пять минут. Я увидел все это столпотворение в коридоре и предположил, что вы должны вот-вот появиться. Я вас подождал.
— Ты мог бы дать знать мне, паршивый ирландец! Мы здесь внутри с ума сходили!
— И заработать обвинение в уголовном преступлении, дорогая?
— Он действительно гнусный ирландец, конгрессмен…
— Замолчите оба! — приказал Эван, глядя на дверь. — Что будем делать со всем этим? Что случилось?
— Это же вы выступили в Фоксли-шоу, — фыркнула миссис О’Рейли, — а не мы.
— Я взял себе за правило никогда не смотреть подобные программы, — пробормотал Кендрик. — Если бы смотрел, то, наверное, понял, чем все это чревато.
— Не стоит огорчаться, конгрессмен, — язвительно промолвила Энни. — Ведь сейчас о вас знает уйма людей.
— Вы были великолепны, — добавил детектив полиции округа Колумбия. — Несколько ребят из отдела позвонили и попросили меня передать Энни, чтобы она вас поблагодарила. Я же говорил тебе об этом, милая.
— Во-первых, у меня еще не было возможности, а во-вторых, за всей этой суматохой я бы все равно забыла. Так вот, Эван, я думаю, что единственно честным поступком для вас сейчас будет выйти наружу и сделать нечто вроде заявления.
— Подождите минуту, — перебил Кендрик, глядя на Патрика О’Рейли. — За что это в полицейском департаменте кое-кто хочет меня поблагодарить?
— За то, что вы выстояли в схватке с Бэрришем и вмазали ему.
— Я это понял, но что для них Бэрриш?
— Он — наглец из Пентагона, у которого друзья на высоких постах. И вообще противно, проведя несколько бессонных ночей в засаде, получить вместо благодарности разнос.
— Какая засада? Что случилось?
— Мистер Кендрик, — вмешалась Энни. — Там снаружи просто зоопарк. Вы должны показаться и что-нибудь сказать.
— Нет, я должен сначала дослушать вашего мужа. Продолжайте, мистер… я могу называть вас Патрик или Пэт?
— Пэдди подходит лучше. — Полицейский похлопал себя по животу. — Именно так меня зовут.
— А я Эван. Опустите «конгрессмен», тем более, что я собираюсь навсегда бросить это занятие. Пожалуйста, продолжайте. Каким образом Бэрриш связан с полицией?
— Я этого не сказал, нет. Сам он чище, чем отбеленная на полуденном солнце простыня.
— Люди вашей профессии не благодарят тех, кто марает свежевыстиранное белье…
— Ну, это было не самое выдающееся событие; по правде говоря, само по себе оно было незначительным, хотя что-то из этого могло и выйти, если бы мы сумели все довести до конца. Ребята следили за одним известным отмывальщиком денег, через Майами направлявшимся на юго-восток на острова Кайман. На четвертую ночь наблюдения в отеле «Мэйфлауэр» они уже считали, что взяли его. Понимаете, один из этих придурков вошел в комнату в час ночи с большим чемоданом. Час ночи — не слишком подходящее время для начала или продолжения рабочего дня, правильно?
— Не совсем подходящее.
— Увы, оказалось, что этот парень
