Олег Маркеев - Неучтённый фактор
Тут уже дрогнули все. Шутка про сотню “Молодых львов”, по укурке отправившихся ломать Китайскую стену, родилась благодаря ему. Направленный разобраться с сотней, захватившей Благовещенск, Александр быстро и жестко провел следствие. Подшил рапорта, служебные записки и прочую бюрократическую мелочь. А потом перетопил виновных в Амуре. Начиная с командира и заканчивая приблудившимися маркитантками из местных жительниц. Говорят, правильно ли привязаны камни к шеям, проверял лично.
Старостин включил его в “группу ревизии и контроля” Движения, в личную контрразведку. С испытательным сроком в месяц. О чем Александра, само собой, в известность не поставил.
Как вскоре выяснилось, в оперативном и аппаратном ремесле, Александр не уступал Кочубею, заслуженному ветерану подковерных боев. «Моцарт,твою мать! — морща нос, констатировал Кочубей. — Малолетний самородок. Но как, шельмец, работает!”
Докладывал Александр, как всегда, лишь изредка подглядывая в крохотный блокнот, где единственная страничка была покрыта иероглифами, известными только ему одному.
— Договаривай.
— И все же, он может ударить первым, Иван Иванович.
Старостин потоптался на месте, задумчиво крутя сигарету в пальцах. Сделал шаг вперед и на ходу бросил:
— Зачем?
Алескандр пожал плечами.
— Ответ вне логики. Голая психология. Психология обреченного. Так плохой игрок, когда до него доходит, что партия неизбежно склоняется не в его пользу, старается сделать “сильный ход”.
— Напасть первым для него сильный ход?
— Расчитывает получить тактическое преимущество, которое можно развить в стратегический успех.
— Это возможно.
— Только в случае ареста вас лично. Причем сегодня же ночью.
Старостин остановился. С иронией посмотрел на Александра.
— Для этого ему придется уломать Первого.
Александр заглянул в блокнот.
— С двух часов дня, сразу же как он получил данные следственной бригады, Филатов вызвал в Горки-9 всех своих кофиденциантов.
— Кого-кого?
— Всю свою кодлу, — поправился Александр.
— Так и говори! Нечего для врагов приличные эпитеты подбирать.
— Залегендировал сходняк под матч по “ногамячу”, — продолжил Александр. — В семнадцать тридцать в бункер в Горках прибыл Татищев. До сих пор находится там.
Старостин грузно развернулся. Встал лицом к Александру.
— Зачем?
— Думаю, Филатов решил получить прокуроскую оценку своим оперативным материалам. Под таким соусом Первый наживку проглотит. Из квартиры Карнаухова изъяли анализ операций через Амстердам. В материалах светятся минимум десять человек. Думаю, по ним Филатов затребует ареста.
— И если Первый мне до утра не позвонит, чтобы, как полагается, согласовать аресты...
Они обменялись понимающими взглядами. Старостин, криво улыбнувшись, тряхнул головой.
— Если Первый решит свое завтрашнее выступление превратить в речь Хрущева на ХХ съезде... Пусть сначала удостовериться, что я уже помер*.
-------------------------
* — знаметитое выступление Хрущева на ХХ съезде КПСС, “разоблачившее” “культ личности” Сталина. Первоначально не было включено в регламент и стало полной неожиданностью для делегатов съезда, доклад считался секретным, но его текст был разослан для ознакомления и одобрения во все партийные ячейки страны, буквально по окончании съезда текст речи был опубликован в западной печати. Но основным парадоксом являлось то, что к “очищению от преступлений сталинизма” призывал ближайший соратник недавно умершего вождя, сделавший политическую карьеру в заклейменный им период.
Александр вежливо хохотнул. Став серьезным, бросил взгляд в блокнот.
— Охрана увеличена до максимума, Иван Иванович.
— Куда же еще больше! — проворчал Старостин. — Итак на толчок идешь, как под конвоем. Стукача Филатова вычислил?
Александр сверился с записью в блокноте.
— Под подозрением семь человек, Иван Иванович. В отношении шести подозрения весьма серьезны. В отношении них я готов немедленно применить превентивные меры. Но рекомедую подождать. Самолет Артемьева, как договаривались, изменил курс. Сейчас с его борта на узел связи придет телеграмма-”пустышка”. Стукачок неудержится от шанса выслужиться. И сразу попадет в ловушку.
— Ага. Выяви мне источники Филатова, только Филатова. О других пока можешь не думать. В этом гадюшнике кого только нет, стучат друг на друга да трепят языками на стороне. Ищи только филатовского стукача! — Старостин крякнул и надсадно закашлялся. — Уф, ну и кислятина! Американские, а дерьмо.
Он вытер заслезившиеся глаза.
— За Артемьевым “хвост” есть?
— Да. Пока ведут через службу управления полетами. На земле, уверен, встретят оперативники Филатова.
— Наручник сразу наденут?
— Не исключаю. Но, думаю, Филатов даст команду арестовать его после встречи, чтобы снять самую свежую информацию. Поиграют Артемьевым в “ногамяч”, сдаст все.
— Может, стоит предупредить Артемьева?
— Не надо. Задергается еще, не дай Бог.
— Согласен.
Старостин медвежьей походкой прошел вдоль стола. Остановился. Мрачно насупился. Медленным округлым движением рукой с сигаретой обвел стол.
— Что бы там не удумал Филатов, в полночь здесь все кресла должны быть заняты, Александр. Под твою личную ответственность. — Дождался утвердительного кивка. — Что у тебя по “Финалу”?
Александр достал из нагрудного кармана конверт. По гладкой столешнице толкнул к Старостину.
— Последние данные от моего человека. Теперь у нас полный преферанс.
Старостин достал из конверта фотографии. Внимательно просмотрел одну за другой. Брезгливо поморщился.
— Ты не застал, но такую порнуху раньше немые в электричках продавали.
— Они и сейчас такое продают.
Старостин покачал головой. Сунул фотографии в конверт, толкнул к Александру.
— Парапсихологам покажи, пусть скажут свое слово.
Александр накрыл подъехавший к нему конверт ладонью. Поднял взгляд на Старостина.
— А потом что с ними мне делать, Иван Иванович?
Старостин расплющил сигарету в пепельнице.
— В печку. Лично отвечаешь.
Александр лишь чуть сузил глаза. Ни один мускул не дрогнул на его скуластом лице, лишь колюче сверкнули глаза.
— Вопросы есть?
— Только один. Когда?
— Сразу же после подтверждения результата. Проконтролируешь лично. Отвезешь меня и сразу возвращайся.
Александр кивнул и что-то черкнул в блокноте.
Старостин вернулся к своему креслу, сел, перелистнул бумаги в папке.
— Ступай, Саша, готовь выезд. Я сейчас соберусь и тронемся.
— От главного здания?
— Да. Надо народу показаться. Весь день в “берлоге” просидел, не хорошо, шушукаться начнут. Кстати, что с квартирой?
— На прослушивание проверили утром и час назад. Чисто. Людей я уже разбросал. Взяли под контроль все снайпероопасные точки, прошерстили подвалы и чердаки. Сейчас контролируют передвижение по улице. Вас будут обеспечивать из квартиры напротив, плюс двое на верхнем пролете, плюс двое у дверей подъезда. На улице мы поставим машины у самых дверей. Плюс еще несколько человек на подстраховке. С охраной Салина я договорюсь, встанут, где захотят, но дверь квартиры я им не отдам. Вот и все. Да! Чуть попозже договорюсь с вояками на ближних постах. За "жидкую валюту" они и мышь не пропустят.
— Гарантируешь порядок?
— На девяносто процентов.
— Ага! Всего? — улыбнулся Старостин.
— По нашим временам и это много.
— Вот за это я тебя и люблю, Саша. Никогда не крутишь. Продолжай в том же духе.
Александр встал. Бросил беглый взгляд в блокнотик и лишь после этого сунул его в карман.
— Что-то еще?
— Как сказать... — Александр немного помялся. — Отловил сплетню о вас, весьма и весьма неприятную.
— Ну давай, что уж дерьмо в кармане греть, — подогнал его Старостин.
— “Наш дон Альфонсо рискует в своей постели обнаружить вместо Ракели прекрасную Эсфирь”.
На секунду ястребинные глаза Старостина залило молочного цвета льдом. Через силу улыбнувшись, он спросил:
— И кто у нас такой знаток еврейского вопроса?
— Кочубей.
— Когда родил мысль?
— Сегодня в обед. Обронил вскользь, когда узнал, что я готовлю к встрече квартиру Ники Давыдовны.
Лицо Александра осталось непроницаемым, как не буравил его взглядом Старостин. И все же он не выдержал, первым нарушил тягостную паузу.
— Какие будут распоряжения?
Старостин перевел взгляд на кресло, отведенное Кочубею за столом для совещаний. По правую руку от председательствующего.
Сильные пальцы Старостина затискали зажигалку, как-будто пробуя ее на слом. Потом раслабились. Стальной циллиндрик зажигалки глухо цокнул о столешнцу.
