Николай Чергинец - Тайна Овального кабинета
— Ах, да! Как я могла забыть, в то время у них еще не было детей! — воскликнула Элизабет и бросила извиняющий взгляд почему-то на Барбару.
Кэт Бредли продолжила:
— Скажу честно, если бы у Джона и были бы дети, это меня не остановило. Он был так нежен ко мне и с таким неподдельным вниманием относился ко всему, что я была готова на все.
— Ну, из-за того, что у него семья, и это обстоятельство могло принести вам обоим неприятности, создавать проблемы, вы, конечно, не думали?
— Да, вы правы. Правда, видя его любовь ко мне, я считала, что ему еще не поздно развестись с женой, и тогда путь к женитьбе был бы открыт.
— А вы не боялись забеременеть?
— Я ему однажды высказала опасение в этом. А он засмеялся и ответил: «Не беспокойся, Сара и я пытались иметь ребенка, но ничего не получилось». И я успокоилась, потому что это было то, что я хотела услышать. Я полностью отдавалась любви, которой мы занимались три-четыре раза в неделю, совершенно не предохраняясь.
В начале декабря 1977 года я вела интервью-шоу в телекомпании КАРК. Одной из моих героинь была дама, возглавляющая абортарий в Литл-Роке. Мы не только познакомились, но и подружились. Все осмотры меня проводила она. И вдруг как удар молнией восприняла я слова врача: «Вы, дорогая Кэт, беременны».
Меня охватили смешанные чувства. С одной стороны, я радовалась, что во мне зреет новая человеческая жизнь и ребенок будет от мужчины, которого я люблю. Но, с другой стороны, мой возраст приближался к тридцати. Я строила жизнь независимой деловой женщины. Я совершенно не собиралась заводить ребенка без мужа и оставлять его без отца. В душе я надеялась, что, как только я сообщу Джону эту новость, он тут же подаст на развод со своей женой.
Через несколько дней Джон возвратился из поездки по штату и тут же примчался ко мне. В первую очередь он потащил меня в постель, затем, когда мы почти голые пили кофе, я набралась сил и сообщила ему новость. Услышав это, он не выразил ни радости, ни огорчения. Он взял меня за руку и спросил: «Как ты себя чувствуешь?»
Я тут же разревелась. Я почувствовала облегчение, так как в глубине души меня терзали сомнения: не станет ли Джон возмущаться, кричать, что не он является отцом ребенка, требовать разрыва между нами? Он же, услышав новость, в первую очередь поинтересовался моим самочувствием.
Я сказала, что чувствую себя паршиво, от любого запаха меня тошнит, все тело как побитое. Он сказал: «Не волнуйся, все будет хорошо».
Я напряглась. Вот сейчас он, Джон Макоули, скажет главное — о своем решении подать на развод. Услышала же я другое: «Понимаешь, дорогая, есть одна проблема. Дело в том, что я выставляю свою кандидатуру на выборах губернатора штата, они уже не за горами. Сама знаешь, оглашение о разводе сразу же поставит крест на всей моей карьере».
Мы сидели рядом, и Джон, обняв меня, постарался отвлечь мое внимание. В душе я ждала, что он вот-вот скажет, что после выборов он решит проблему с Сарой и мы будем вместе с нашим ребенком, что у нас будет семья.
Но я так и не услышала ответа и к концу вечера сказала Джону, что должна как можно скорее сделать аборт. Несмотря на то, что он пытался скрыть свои чувства, я заметила, что он испытал облегчение. Правда, я надеялась на то, что Джон выразит сожаление, что обстоятельства не позволяют нам иметь ребенка, что он не против того, чтобы я родила, но сделать это надо в следующий раз, позже, после выборов и его развода с Сарой. Но он не одарил меня даже этой призрачной надеждой. Джон пытался осторожно выведать у меня, как я буду поступать в ближайшее время, смогу ли сохранить в тайне наши отношения.
В тот вечер я поняла, что Джон никогда и не помышлял о нашей женитьбе. Он, когда уходил, дал мне двести долларов на аборт. Господи, как бы я хотела сейчас возвратить ему эти деньги!
На следующий день я позвонила своей новой подруге. Она помогла сохранить в тайне обращение в ее клинику.
И вот настал тот страшный день, когда я приехала в клинику. Мне очень хотелось взять кого-нибудь с собой, но я делала все, чтобы сохранить тайну. Никто, кроме Джона, моего врача и заведующей клиникой, не знал о моем намерении прервать беременность.
Я понимала, что если хоть одна душа узнает о том, что я убила ребенка Джона Макоули, то мой возлюбленный потеряет всякие шансы стать губернатором. Инстинктивно я считала себя обязанной уберечь его от скандала.
Брэдли сделала паузу, которая длилась не менее минуты, а затем, тяжело вздохнув, продолжала воспоминания:
— В два часа пополудни в среду я поставила свою машину на стоянке у клиники и прошла в приемный покой. В стерильной, насквозь пропахшей лекарством комнате, все перевернулось в моем животе. Я еле сдержалась, чтобы не вытошнило. Здесь уже находилось несколько женщин. Ни одна из них не была предрасположена к разговору. У меня сложилось впечатление, что каждая из них так же, как и я, не хотели, чтобы присутствующие запомнили ее.
Процедура аборта оказалась болезненной и унизительной. Когда все кончилось, меня медсестра провела в соседнюю комнату и усадила на стул. Оставшись одна, я села поперек стула и, положив руки на спинку, горько заплакала. Я чувствовала себя не только одинокой, но и обманутой.
Неужели нельзя было, чтобы я родила ребенка и отдала его для усыновления? Почему Джон не предложил мне даже этого?
Вскоре я поехала домой и сразу же легла в постель. Вечером, около семи часов, зазвонил телефон.
— Кэт, это Джон. Как все прошло? Как ты себя чувствуешь?
Я долго молчала, затем ответила:
— Джон, убийство ребенка было страшным испытанием в моей жизни, и чувствую себя я отвратительно.
— Мне очень жаль, что так получилось. Сейчас я вылетаю в Вашингтон, возвращусь послезавтра и сразу же приеду к тебе. Я все сделаю, что ты хочешь…
— И что, после этого он исчез? — спросила Барбара.
— Нет, наши отношения продолжались. Рана, которую мне нанес Джон, никогда не затянется. Внешне я оправилась достаточно быстро, и, несмотря на случившееся, я не была настроена на разрыв наших отношений. В моей душе теплилась надежда на то, что Джон примет решение в мою пользу, хотя я понимала и другое. Джон не будет разводиться с Сарой, но я тогда просто не могла себя заставить встречаться с кем-нибудь другим. Боясь снова забеременеть и опять пережить ужас аборта, я перестала заниматься любовью без противозачаточных средств. Почти до весны наши отношения с Джоном продолжались как и прежде. Но однажды, когда Джон встал с постели, а я еще продолжала лежать, он вдруг приблизился ко мне, сел на постель и с сияющим лицом заявил: «У меня большая новость, и я хочу поделиться с тобой. Сара беременна. Я стану отцом! Ну, не прекрасно ли это, Кэт?»
Не знаю, получилось ли у меня хотя бы подобие улыбки. Внутри все застыло, закаменело. Джон даже не понимал, что своим счастливым видом и откровением он глубоко оскорбил меня. Я лежала и думала: «Ты — негодяй! Я была беременна, и это не значило для тебя ровным счетом ничего!»
Странно, его слова для меня были словно пощечиной, а я вдруг обвила его шею руками, притянула к себе его голову и поцеловала в губы: «Поздравляю! Я вижу, как ты счастлив».
Да, я была влюблена в него и готова была, чтобы разделить его любовь с Сарой. Я уже поняла, что Джон останется мужем Сары, обманывающим ее, а я его любовницей и соперницей Сары.
На следующее утро, когда я проходила мимо церкви, увидела на дорожке, ведущей к ней, зерна риса, оставшиеся после церемонии венчания, — чужого, а не моего венчания.
Кэт снова замолчала. Она долго смотрела в окно, где, кроме неба, ничего не было видно, а потом изменившимся голосом, ставшим хрипловатым и внутренним, закончила свой рассказ:
— В тот момент у церкви поднялся ветер и разметал зернышки риса. Я подумала, что и моя жизнь будет разметана в разные стороны холодным ветром.
«Ты должна понять, — сказала я себе. — Джон — это мечта, которой не суждено сбыться, зажми свои чувства в кулак, брось его и иди дальше!»
Вскоре я уехала из Литл-Рока, чтобы навсегда расстаться с Джоном Макоули, прервать связь с его миром и заняться своей собственной жизнью. Так я и сделала.
После длительной паузы Элизабет спросила:
— Любовь к нему прошла?
— Ее заменила злость и обида, ради чего я и здесь. Я уже не молода. Он исковеркал всю мою жизнь. Став Президентом, убеждает весь мир в своем целомудрии, а на самом деле врет, как когда-то врал мне.
— Он оскорбил всех женщин, — добавила Богарт, — поэтому мы, то есть наш фонд, будем помогать вам. — Она поднялась из кресла: — Я оставляю с вами Барбару для оформления всех формальностей.
Элизабет обратилась к Декарт:
— Как только приеду в офис, машину отправлю к гостинице. Она вам пригодиться для поездки к нотариусу.
И миссис Элизабет Богарт направилась к дверям.
Глава 7
