Владимир Листов - У каждого свой долг (Сборник)

— Ни минуты отдыха. Вот только к вам и удалось выбраться. Ни в театре, ни в кино не был.

— Долго вы здесь еще пробудете?

— В зависимости от обстоятельств…

Жольдас участия в разговоре не принимал, стоял у окна, переминаясь с ноги на ногу. Чтобы не обременять больную, я поднялся.

— Мне пора. Если разрешите, я навещу вас еще? Что вам принести?

— Приходите, — приветливо отозвалась Грета. — У меня все есть. Приносить ничего не надо. Спасибо.

Кивнув Жольдасу, я вышел из палаты и поехал в управление.

Перед самым перерывом на обед дверь моего кабинета отворилась, и на пороге показался Жольдас. Этого я не ожидал. Он вошел и плотно закрыл за собой дверь. Выражение лица его было сумрачным. Он молча опустился на диван, закурил. Я наблюдал за ним, ожидая, что он скажет. Как только он вошел, мне стало не по себе — появилось ощущение тревоги и неловкости.

Жольдасу тоже было не по себе. Наконец, собравшись с мыслями, он тяжело вздохнул и произнес:

— Послушай, Володя. Как бы тебе лучше объяснить? Ты говорил, что в Москве у тебя есть девушка. Она ждет тебя. А у меня это серьезно. Ты можешь понять мои чувства?

Он не проронил больше ни слова. Сидел. Курил. Смотрел в окно. Потом поднялся и ушел, не попрощавшись.

Я убрал дела в сейф, но остался сидеть в кабинете. За окном бурлил незнакомый город. Управление опустело, наступил обеденный перерыв. Мне есть не хотелось, мне казалось, будто я что-то потерял. Не хотелось даже думать. И все потому, что Жольдас прав. Да, прав. Нечего мне было в больнице делать.

Погода резко переменилась. Небо заволокли черные тучи, стемнело, и в железный подоконник стали ударять тяжелые капли. «Как все надоело! Скорей бы домой!» Я оделся и пошел в гостиницу. К моему удивлению, Крылов был в номере. Он читал книгу и, как только я вошел, отложил ее в сторону.

— Где ты пропадаешь? Я давно тебя жду. Пойдем в ресторан.

Он меня ошеломил. «Что это вдруг с ним? Почему в ресторан?» Я был расстроен всем, что случилось в этот день, а тут еще неожиданное приглашение. По всей вероятности, вид у меня был довольно забавный. Заметив это, Крылов сказал:

— Закрой рот и открой глаза! Мы, Володя, посмотрим, что там за публика.

— Гм… — я только вздохнул и махнул рукой. Крылов, единственный, пожалуй, раз за все время, не понял меня и расценил мой жест по-своему.

— Ты устал. Мы пойдем туда не работать. Ведь сегодня суббота, и мы заслужили отдых… Заодно и посмотрим.

За всю свою жизнь я был в ресторанах всего два раза и то не в первоклассных… Джаз лихо наигрывал какую-то бойкую мелодию. Она показалась мне знакомой. Господи! «Жареный цыпленок». У нас лишь мальчишки иногда пели! «Его поймали, арестовали, велели паспорт показать!»

Мы вошли в зал, и случилось чудо! Или я ошибся? Оркестр наигрывает «Катюшу»… Забавно! Почему это они сразу перестроились? Неужели нас заприметили?

Крылов выбрал столик, мы сели, и тотчас же рядом вырос официант. Оказалось, что он неплохо говорит по-русски. Он помог нам выбрать вино и закуску. Когда он ушел, Крылов подмигнул мне: «Видишь, как нас встречают!»

Я посмотрел на посетителей. Кто они?

Мое внимание привлек пианист, играющий в оркестре. Может быть, потому что он носил бакенбарды, спускающиеся почти до рта. В Москве никто не носил таких. А может быть, мне бросились в глаза толстые, сильные руки, которыми он энергично ударял по клавишам. Играл он хорошо. Я смотрел на него довольно долго, и, по-видимому, заметив это, он тоже стал посматривать в мою сторону.

Мы выпили вина, и я забыл обо всем: о пианисте, о делах. Спросил Крылова:

— Николай Федорович, у вас есть дети?

Я не представлял себе, какой он в семье. Такой же строгий и справедливый? До сих пор я ничего не знал о его личной жизни.

Крылов улыбнулся:

— Что-то ты вдруг заговорил о семье?! А-а, я понял: тебе захотелось домой… Знаешь, Володя, и мне тоже. Осталось недолго, потерпи… У меня есть сын, большой, чем-то похожий на тебя… Он студент, учится в ИФЛИ. Ну что ж, пошли спать.

Когда мы выходили из зала, я оглянулся и еще раз бросил взгляд на оркестр. Пианист смотрел нам вслед. Не знал я, что спустя два дня мне опять придется встретиться с ним, но при других обстоятельствах.

А случилось это так. Я работал у себя в кабинете, когда услышал на улице шум. Выглянул в окно и увидел толпу, которая приближалась к зданию управления. Когда я спустился вниз, там уже были Крылов и Дуйтис. Они подошли к неизвестному человеку, который шел впереди толпы, и стали его расспрашивать.

— Задержали двоих на чердаке, — пояснял тот, указывая на двух незнакомцев, которых держали за руки несколько здоровых парней. — Опять бросали листовки, на этот раз удрать не успели.

Я оглядел задержанных и в одном из них тотчас же узнал пианиста. А он, пытаясь высвободиться из цепких рук, вдруг закричал:

— Вы силой навязываете свои идеи! Всех не арестуете!

Крылов подошел к нему и спокойно спросил:

— Навязываем идеи? Кому?

— Всем! Всех хотите перетащить на свою сторону, но это вам не удастся!

— Подумайте, какую чепуху вы говорите: насильно навязать идеи. Возможное ли это дело? Силой можно заставить отказаться от убеждений, да и то не всякого, а навязывать? Это бессмыслица! Народ идет за нами потому, что верит нам. А за листовки вас будут судить.

Задержанных увели, а вскоре меня вызвал по телефону Крылов.

— Отложите все дела и спускайтесь вниз, — сказал он. — Поедете со мной.

Я сбежал по лестнице к выходу, Крылов сидел уже в машине. Проехали через весь город. Машина остановилась возле мрачного здания городской тюрьмы. Длинными коридорами прошли в кабинет следователя. Два окна, выходившие во двор, закрыты металлическими сетками. В кабинете ничего лишнего. Письменный стол, несколько стульев. Здесь бы Крюгер не выпрыгнул.

— Будете вести протокол, — обратился Крылов к переводчику, — а вы, Володя, обратите внимание на этого человека, постарайтесь хорошенько запомнить его приметы. А лучше всего, запишите их.

Ввели арестованного. Он был высок, худощав, лет тридцати пяти. Густые вьющиеся волосы, очень черные, с синевой. Лицо нервное. Глаза настороженные, ожидающие. На верхней губе — тонкие, щеголеватые усики.

Крылов указал арестованному на стул и спросил:

— Ваше имя?

Переводчик повторил вопрос по-немецки.

— Ганс Виндлер. Я — немец.

— Вас арестовали при переходе границы?

— Да.

— У вас отобраны деньги — пятьдесят тысяч рублей и инструкция к диверсионным действиям. Для кого они предназначены?

— Не знаю…

— Кому вы их должны передать?

Не поднимая головы Виндлер ответил:

— Я ничего не знаю.

— Странно. Не для себя же вы несли инструкцию, в которой даются наставления для бандитских действий?

— Нет, не для себя.

— Для кого же?

— Этого я не знаю…

Крылов усмехнулся.

— Такой ответ нас не устраивает. Вы имеете право отказаться от показаний, но отвечать «не знаю» — согласитесь, это смешно.

Виндлер молчал.

Крылов ждал. Немец должен заговорить. Молчать ему нет смысла, все улики налицо. Посидит, подумает и выложит все, что надо. Но в том-то и дело, что заговорить он должен не завтра и не послезавтра, а сегодня. Дорога каждая минута. Виндлер имеет прямое отношение к фашистской организации — в этом нет сомнений. Поэтому и следует как можно скорее вытянуть из него нужные сведения.

— Стало быть, не хотите говорить? Тогда не будем тратить времени и прекратим допрос! — рассердился Крылов. Он встал, показывая, что допрос окончен.

— Объясните ему, что, отказываясь от дачи показаний, он усугубляет свою вину, тогда как откровенное признание будет принято во внимание советским судом и поможет облегчить его участь…

Переводчик объяснил. Глаза Виндлера растерянно заметались. Он смотрел то на Крылова, то на переводчика.

— Вы говорите правду? Я получу снисхождение?

— Я вас не обманываю.

Виндлер опустил голову, сгорбился. Наступило томительное молчание. Все понимали, что происходит в душе этого человека.

— Хорошо. Я верю вам. Деньги и инструкцию я должен вручить руководителю организации Мергелису.

— Где вы должны вручить?

— У него на квартире. Улица Франко, девять…

— Пароль?

— Пароля нет.

— Он вас знает в лицо?

— Нет…

— Тогда как же? — Крылов строго посмотрел на Виндлера. — Мы условились говорить начистоту! Пароль должен быть!

— Они меня уничтожат! — Виндлер растерянно моргал. Пот катился по его лицу.

— Вот оно что! — рассмеялся Крылов. — Пока вы у нас, боятся вам нечего. — Говорите пароль!

— Вам привет из Мюнхена.

Крылов почему-то посмотрел в мою сторону. Чуть-чуть усмехнулся.