Лев Гурский - Опасность

– Я все сделал правильно… правильно… – тоненько ныл несчастный Партизан. – Не было никакой ошибки…

– Не было, – не стал спорить я. – Кроме одной.

– Какой?! – Юлий отчаянно дернул меня за рукав. В наручниках делать это было неудобно, и я легко высвободился.

– Вы забыли про шестьдесят первый год… Тогда Никита Сергеевич очень воевал с культом и клялся в любви к ленинским нормам…

– При чем тут год?! – отчаянно взвизгнул Маковкин. – При чем тут Хрущев?! Ведь Кукурузник точно не нашел ее.

Я испытал сильное и острое желание оставить все его вопросы без ответа. Пусть бы помучился. Это отравило бы ему остаток его дней.

– При чем?! – не отставал Маковкин. Он был убийцей, психопатом, террористом… но он все-таки был моим напарником и спасал меня. Следовало быть благодарным, и я объяснил.

Юлия Маковкина подвела торопливость. До сих пор он продумывал все мелочи, но в последний момент пошел ва-банк, не выяснив одной существенной детали. Той самой, которую Лебедев узнал в свое время от своего родственника, Константина Селиверстова. Той, что позволяла ему молчать многие годы, не опасаясь случайной катастрофы.

Хрущев любил Владимира Ильича в три раза больше, чем Сталин. И делал все, чтобы доказать эти чувства.

Бомба в мавзолее по-прежнему была. И ее действительно должен был приводить в действие аварийный генератор. И двадцать девять умельцев были уничтожены в один день – из-за того, что знали эту тайну.

Но в шестьдесят первом году, сразу после выноса Сталина из мавзолея, в усыпальнице Ильича был сделан ремонт и обновлено оборудование. Из Германии прибыл контейнер с тремя новенькими аварийными генераторами, которые и были размещены в генераторном зале.

Инженеры не стали трогать старый, громоздкий и, видимо, ненадежный генератор, оставшийся здесь со сталинских времен. Просто отключили его. Табличку с черепом и словом «Опасно» хотели даже снять, но она была приклепана на совесть, и ее оставили. Пусть ржавеет.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

20 сентября 1993 года Москва

Генерал Голубев был сама любезность.

– А, Макс, заходи, – улыбаясь, проговорил он. – Как отдохнул?

– Ничего, – сдержанно ответил Лаптев. – Нормально…

– Наши ребята все тебе прямо иззавидовались, – доверительно продолжал генерал. – Они в Москве куковали, в кабинетах, а ты все лето плюс бархатный сезон…

– Я в отпуск не просился, – заметил Лаптев. Так, между прочим.

Генерал замахал руками:

– Помню, помню я! Но пойми: так было лучше для всех, в том числе и для тебя самого. Ты в отпуске – с тебя и спроса нет… В Крыму был, я слышал?

– В Севастополе, – подтвердил Лаптев. – У новых родственников по линии супруги. Голубев не без зависти спросил:

– Загорал, купался? Эх, мне бы в Крым…

– Погода была не очень хорошая, – сказал Лаптев, не желая расстраивать начальство по пустякам. – Сплошные дожди. А в солнечные дни – вкалывал у Ленкиных родителей на плантации…

– Куркули? – живо осведомился генерал. – Кулаки-мироеды?

– Во-во, – признался Лаптев. – Те еще эксплуататоры. Так что отдохну уж в Москве. В кабинете.

– Ну, и отлично, – кивнул Голубев. – Рад, что ты в форме. У нас тут в столице много интересных новостей. Может быть, слышал?

– Кое-что, – осторожно произнес Лаптев. – То, что в газетах было… Например, что генерала Кондратова из МУРа убирают…

– Туда ему и дорога, – равнодушно сказал Голубев. – Сам виноват, распустил уличную преступность… И пресса тут, конечно, помогла. «Листок» этот крикливый все лето капал на мозги президенту: отомстите за Машу, отомстите… Вот и отомстили.

– Погодите, – с недоумением проговорил Лаптев. – Но Кондратов-то здесь при чем? Он же оргпреступностью занимался?

Генерал пожал плечами:

– Начальник всегда виноват. Прохлопал у себя под носом этого Маковкина – значит, отвечай. Кстати, ты про приговор читал?

– Читал, – мрачно ответил Лаптев. – И суд этот, и приговор – просто маразм. Он ведь больной, Юлий, я же еще тогда написал в рапорте! Его не судить, его лечить надо было… Так нет – закрытый процесс и исключительная мера наказания…

Генерал поморщился:

– Знаю, Макс. Все понимаю. Только пойми и ты: политически было очень важно, чтобы такой опасный террорист получил по заслугам. В назидание, так сказать, другим. Народ наш любит, понимаешь, чтобы наказание было неотвратимо…

– Народ? – хмуро переспросил Лаптев. – Ладно, допустим. Но ведь ему навесили еще и не меньше десятка ЧУЖИХ терактов! Уж я-то знаю, где в Москве взрывал Партизан, а где – кто-то другой…

Генерал участливо поглядел на Лаптева:

– Эх, Макс! Ты, как младенец, ей-богу. Как будто вчера родился. Есть статистика, а у нее – свои законы. Ты ведь не будешь спорить, что Ионесян, Джек-Чикатило, Рома Воронежец и прочие потрошители получили то, что заслужили? И правильно. А сколько чужих покойников на них списали, как ты думаешь? Так-то.

– Гнусно все это, – заметил Лаптев.

– Такова жизнь, – подтвердил Голубев, – гнусная.

Нормальная, в общем, жизнь… Все, о мертвых мы с тобой поговорили. Давай-ка о живых. Про Лебедева твоего могу рассказать, если хочешь.

– Хочу.

– С ним все в полном порядке. Он теперь живет в Волынском-3, работает в закрытом НИИ. Всем обеспечен в лучшем виде.

– Волынское-3… – Лаптев задумчиво потер лоб. – Да, слышал вроде. Но там режим, говорят, как в тюрьме?

– Преувеличение, – твердо заверил Голубев. – Там самый настоящий санаторий. Кормят, как в раю. Родственники могут посещать раз в месяц. А охрана? Так его же безопасность охраняют. Зато теперь к нему никто не подберется, ни дикие, ни домашние… Кстати, о диких, – генерал сочно рассмеялся. – Вот уж Стекляшку-то из-за этого Сокольского и его гавриков так трясли! На Рязанском теперь проверка за проверкой. Ходят слухи, что их опять будут ужимать. Сокращение штатов, ха!

– А сокращенных – куда? – поинтересовался Лаптев.

– Не наше дело, Макс, – строго произнес генерал. – Пусть хоть в грузчики идут.

– Но ведь не пойдут в грузчики-то, – возразил Лаптев. – В рэкетиры пойдут. Потом появится какой-нибудь новый Сокольский и тогда…

– Тогда и будем разговаривать на эту тему, – генерал покачал головой. – Ох, любишь ты, Макс, паниковать раньше времени. Займись-ка лучше теми делами, что есть.

– А что есть? – полюбопытствовал Лаптев.

– Все то же самое, – обрадовал его генерал. – Депутат Безбородко написал еще три километра жалоб…

Лаптев тихонько застонал.

– Крепись, Макс, – продолжал генерал, – это еще не все. Твой Лабриола сейчас знаешь кто? Советник по делам нетрадиционных верований при… – Голубев по слогам назвал инстанцию, которую экс-официант решил облагодетельствовать своими советами.

– С ума сойти, – Лаптев покрутил пальцем у виска. – Они соображают там, с кем имеют дело? Я подготовлю рапорт…

– Рапорт, конечно, можно, – сказал Голубев без особого энтузиазма. – Почему бы, в самом деле, нам не отрапортовать… на свою голову?

Лаптев насупился:

– Ясно. Значит, мне опять разбирать только Безбородкину писанину?

– Не только, – милостиво разрешил Голубев. – Можешь поднять еще дело «Мертвой головы». По оперативным данным, этих ребят сейчас приголубил некто Карташов. Вот и приглядись к ним ко всем. Тем более что и этот твой вернулся… группенфюрер. Тоже у Карташова околачивается.

– То есть как это вернулся? – удивленно переспросил Лаптев. – Его ведь только недавно посадили, в Саратове. За хранение оружия.

– Как видишь, выпустили. Условный срок – и свободен…

– Весело, – пробормотал Лаптев. – Его, значит, выпустили, а мне – дисциплинарное взыскание. Так кто из нас преступник?

– Не ершись, Макс, – сказал генерал. – Все в порядке. Говорю же, твой отпуск пошел тебе на пользу. Пока ты отдыхал, там – наверху – передумали. Дисциплинарное взыскание снято, а ты – герой и молодец. Даже ценный подарок для тебя имеется, от Моссовета. Что бы ты хотел больше – часы или чернильный прибор?

– Лучше бы деньги, – буркнул Лаптев.

– Бери часы, – широко улыбнулся генерал, сделав вид, что не расслышал лаптевского пожелания. – Вот они! Командирские. – Он вытащил часы из ящика стола и вручил их Лаптеву.

Часы были точь-в-точь такие же, как у покойного Сокольского. Только поновее.

– Поздравляю! – генерал пожал Лаптеву руку. – А теперь можешь идти работать. Все жалобы Безбородки – уже на твоем рабочем столе.

Лаптев не уходил. Глядя своему начальнику прямо в лицо, он вдруг быстро спросил:

– А с НЕЙ что сделали?

– С кем?

– С НЕЙ… Убрали ее из мавзолея?

Генерал нахмурился. Потом вздохнул:

– Любопытный ты, Макс. Сил нет. Я ведь не имею права тебе все рассказывать.

– Не имеете, – спокойно согласился Лаптев. И по-прежнему ждал, не уходил.

– Хорошо, – Голубев принял решение. – Поскольку ты все равно посвящен и давал подписку… Нет, Макс, не убрали.