Виктор Сафронов - Пророки богов или Импотенты
Ему сообщили… Вычислить, кто бы это мог быть, не составило большого труда, так как ко времени описываемых событий, из недовольных им в живых пока оставался только Стёпушка.
Разговор по душам состоялся в загородной доме Борзуна, непосредственно в бане. Горячий пар помогал развязывать языки, а наличие воды упрощало многие процессы, так как там и следы можно было замыть, и для дальнейшего захоронения было проще расчленять тела.
* * *Степа ехал грустный, но возможность выпить и потрахаться с телками примеряло его с необходимостью видеть, всем недовольную борзовскую рожу… Слушать слова и песни этого урода, в которых — он умный, а все остальные включая Степана, прах и пыль на дороге, которой касались его ноги.
После парилки, ныряния в пахучие минеральные воды бассейна и обжимания проституток, состоялся разговор, примерно следующего содержания.
— Чего, Стёпушка, грустный такой, нос ниже х… повесил? — Борзой участливо, с нежностью смотрел на него. — Или с бля…ми не получилось?
Степан горестно махнул рукой, он давно приметил за собой не известное ранее, отсутствие интереса и вялость во взаимоотношениях с честными давалками…
— Пар, хорош?
— Славный парок.
— Один ты у меня остался настоящий кореш… — он поковырял ногтем выключатель и с какой-то несказанной нежностью добавил. — Пошли, братан, выпьем что ли… Скоро другие телки подкатят, глядишь и подберём для тебя, что-нибудь стоящее…
— Пошли… — неосторожно согласился тот, обильно унаваживая ноздри третьей дорожкой белой пудры.
Выпили… Молча закусили… Еще выпили. После этого, слегка захмелев, Борзого прорвало:
— Что ж ты, сука, — он начал накаляться какой-то дикой, страшной яростью. — Меня, своего единственного и старого друга заказал?
— Ты, чё, Сергунок, — Степка выглядел растерянным и скорчил рожу, казалось, он вот-вот заплачет. — Ты, чё, брат, да я за ради тебя… Ты, чё, мы же с тобой, считай из одной песочницы ели… Ты, вообще куда? Меня?
Борзой его и не слышал. Багровый от ярости с судорогами на лице, он, брызгая в лиц слюной, бушевал, как дизель в Заполярье. Его душила ярость и чем, черт не шутит — злость.
— Мало тебе, бабла, баб, наркоты хоть полностью ею засыпься… Положения при мне… Хочешь на мое место, сморчок, сесть, власти захотелось?
Разговор длился недолго. Борзой сатанея всё больше и больше не мог усидеть на одном месте, подскочил и ударом кулака по степкиному затылку, вырубил его. Пока тот был без сознания, подручные садиста прикрутили тело к скамейке, после чего ведром холодной воды привели в чувство.
* * *Достаточно куртуазно Борзов пригласил Ладунка на танец. Сабель не было… Пришлось довольствоваться суковатой палкой вырезанной из ствола можжевельника — для себя, а вызванных помощников вооружил обычными черенками от лопаты. Включили Хачатуряна… И началось.
Когда «Танец с саблями» финальным аккордом дал понять о своём окончании, затерли кровь со стен, пола-потолка. Тряпками сикось-накось перевязали наиболее глубокие раны, и пошли дальше изливать борзовскую злобу на Степана.
Как-то уж совсем дико раздувая ноздри и постоянно взбадривая себе дикими криками, Борзой обухом топора перебил кости ног и стал краем узкого напильника отрезать пальцы на руках…
От такой дикой боли сознаешься в чем угодно, и Степа сознался в том, о чем у него спрашивали. Борзову больше ничего и не надо было. Однако, задав несколько ничего не значащих наводящих вопросов, он с удивлением услыхал упоминание о незнакомом ему Алавердяне. Именно он, интересовался маршрутом курьера, и, именно Алавердян оплатил рыдающему Степашке полученные сведения о деятельности Борзого. При чем объём переданных сведений касался не только легального бизнеса (в этом была разгадка того, почему в последнее время всё заключенные сделки не имели логического завершения) но и скрытой части айсберга, т. е. его криминальной, главной составляющей.
Враг повержен, можно пить шампанское, пришло время христианских поступков. Но мы не в кино, милосердные жесты и прощение предавшего тебя друга, сценарием не предусмотрены. Смерть должна носить не только физиологический характер, но и нести в себе воспитательный заряд, чтобы другим даже думать о подобном было страшно.
Борзун сам, никому не доверив это приятное для него дело, сам перевязал у Степана раны… Кое-как, наложив резиновые жгуты, смог остановить кровотечение. Степа, воя от боли, затих и даже поблагодарил его за это, но видно, поторопился… Заточенным металлическим вертелом, Борзун сам, опять же, не доверяя никому, последние штрихи процесса экзекуции, насквозь проколол печень и почки другу детства.
Он оставил его, корчащегося от боли, подыхать в подполе бани. Кстати, именно будущий покойник, научил его этому жуткому приему воздействия на строптивых, еще в те времена, когда сам, по доброй воле, напросился перейти из роли «идеолога» банды в «мясники», после этого именно он и стал штатным палачом при Борзуне.
Всё описанное, не напоминает ли тебе добрый читатель, словесные иллюстрации к Дантову «Аду»?
ГЛАВА 7 Гусаров
Всхрапнув как лошадь и помотав из стороны в сторону головой, заранее сказал себе — хватит. После присовокупил — доколе? Всё. Баста. Никаких боевиков, всех этих погонь перестрелок, лежаний в засадах и уходов от погонь. Окстись, плюнь, перекрестись на конец… Найди кусок пляжа и на гальке (с маленькой буквы) согревай простреленный и контуженный организм. Дотянись. Огорчи родное государство получением, как можно более долгое время вполне заслуженного пенсиона, тем более, что и срок и выслугу — восстановили всё. Нечем было заняться, так я себя развлекал сутяжничеством и бюрократическими игрищами. Прошло. Проскочило.
— Старик, — это я так к себе, уважительно обратился. — Пришло время основательно отдохнуть, отвлечься и успокоиться от суеты. Плюнь на комфорт получения извне эндорфина, этого гормона счастья для идиотов… Раскрути извилинами и пошукай радости в других местах… Радуйся от анекдотов рассказанных по седьмому разу… Сходи на прием к психиатру, после улыбайся оттого, что частично здоров… Да просто простирни мешок накопленных носков, всё смена занятий.
Не берет. Не увлекает. Давай ещё раз.
— Хватит, в любой, самой простой ситуации создавать себе и другим перестрелки и взрывы… Нет в них счастье… — я продолжал себя уговаривать, попутно собирая и распихивая вещи, так как наступил занятный момент ускоренной эвакуации с места жительства… Ведь есть, и я это хорошо помню, красавица женщина, живущая у моей мама, и дочка при ней имеется… Сынок опять же подрос — сто девяносто пять его рост и 46 размер обувки… О дорогих мне людях было написано в сказке о семи лицах «Алмазная цепь». Понятно, что страшно их подводить своим появлением, но пора остепениться…
Поминутно выхватывая свое отражение в зеркале, шугаясь по дому в поисках нужного железа, пришло давно ожидаемое озарение и понимание — братья, я жертва созданных мной самим стереотипов. Пора тебе, большой мальчик, начинать беспощадную борьбу со своим темпераментом и подниматься ввысь над уровнем выдуманных условностей. Впрочем, рано я полез в собственную психологию.
Мои антенны расположенные в районе копчика, явно указывали на то, что с минуты на минуту следовало ждать гостей… Утонула моя плоскодонка во время взрыва или нет, я не знал. А если она плавает рядом с радиомаяком, притороченном к плавсредству? По зарегистрированному на моё имя плавсредству хорошо распознавался и район моего пребывания, и точный адрес. Именно поэтому в стиле старого маразматика я не пытался лихорадочно набивать патронами обоймы и принимать «последний и решительный бой», а тикать собирался, надолго и прятаться глубоко, продолжая себя уговаривать последними словами, пытаясь подойти к себе с другой стороны.
— Пойми же ты! В традициях многих твоих знакомых, только о мертвых говорят хорошо, побудь тем, о ком говорят ещё и плохо, — затаскивая разные безделушки (например дизельную установку, окна, двери, постельное бельё, соль, сахар — боже, сколько барахла накопилось за несколько месяцев) в потайной бункер, от здорового я переходил к самому больному. — Соединись с любящей тебя, крученного перца, женщиной… Закрутись в водовороте страстей и сексуально-половых излишеств… Познай радость или мерзость однополой любви, смени наконец пол… и линолеум…
Так разошелся, что еле вспомнил, что с последними пожеланиями у меня достаточно серьёзные проблемы… Врать не буду — глазами я могу многое, вплоть до изнасилования в извращенной форме, а вот когда дело доходит до конкретных событий… Когда, в ухо мне томно мычит приятный и конкретный женский голос: «скорее, скотина, возьми же меня, я вся горю»… Вот тут-то и приходится прятаться там, откуда я сейчас в спешке пытаюсь удрать. Всё проклятый героин, с его разрушающим воздействием на организм. Об этом я рассказывал в забавном водевильчике «Пилигрим».
