Васил Иванов - Час пик. Кто убил Влада Листьева?
А если бы еще и СМИП…
Что — откопать, воскресить и… убить?
Ладно, с этим все понятно — подходящих кандидатов нет.
Популярный Экономист, которого не так давно сдал Президент? Вновь политика — побоку…
Спортсмен?
В семидесятые годы в авиакатастрофе разбился почти весь «Пахтакор», кроме тренеров — в Душанбе был траур, улицы в микрорайонах назвали именами погибших — Ан, Федоров, кажется…
Может быть, в восьмидесятых можно было бы что— то думать, а теперь — неактуально.
Так кого же, бля, грохнуть?!..
* * *Решение созрело внезапно и упало к ногам, как перезревшая груша — бере; перед глазами неожиданно возникла идиллическая картинка: позавчерашний вечер, обжигающая горечь арабики, телевизор на всю стену…
«…у меня были такие акты, у вас были такие акты, у телезрителей были такие акты…»
«…не знаю, мне кажется, такие мужчины всегда нравятся женщинам… Во всяком случае, немало моих подруг запросто бы отдались ему…»
«…такой домашний, такой родной, без пиджака и в подтяжках, почти что член семьи…»
Аналитик возбужденно вскочил, опрокинув кофе на бумаги и забегал из угла в угол.
Да, да, стопроцентное попадание — чистая «десятка»! Красив, нравится бабам, наверняка богат, умен, интеллигентен, а главное — с усами! Короче — почти Мейсон.
И — никакой политики.
Значит — он…
Теперь надо убедить руководство и Президента в необходимости искупительной жертвы. Ну, телеведущий — не клоун, сын юриста, и убедить Президента будет, видимо, не очень сложно…
Расчистив стол от бумаг и газет, Аналитик принялся сочинять меморандум на высочайшее имя.
Набрасывая черновик, Аналитик прошептывал каждое слово, каждое выражение (что поделаешь — профессиональная привычка!), и слова эти липкими брызгами падали на финскую мелованную бумагу: «…предкризисная, взрывоопасная ситуация…» «…гнетущая общественная атмосфера…» «…нездоровое критиканство, захлестнувшее все слои общества…»
«…чеченские события явились катализатором недовольства…»
«…может быть использовано деструктивными силами и деструктивными элементами…»
«…необходима искупительная жертва, могущая не только отвлечь от происходящего, но и консолидировать российское общество…»
«…необходим положительный образ, необходимо мгновенно создать Национального Героя, способного сфокусировать в себе…»
«…таковым может стать только популярный телеведущий Владислав Листьев, не связанный ни с какими политическими партиями…»
«…его образ — один из немногих, который воспринимается россиянами однозначно положительно…» Закончив, Аналитик еще раз перечитал черновик,
внес необходимые правки и. зловеще блеснув очками в золотой оправе, откинулся на спинку стула.
Меморандум был составлен казенно — бюрократическим жаргоном, который, как точно знал Аналитик, воспринимался Президентом с трудом. Как для русского украинский язык — вроде бы, магистральное направление понятно, а вот тонкости и нюансы…
Ничего, там. в Кремле, тоже есть советники, дешифраторы. переводчики — объяснят, что к чему.
Плюсы были несомненны — Аналитик всячески подчеркивал их.
Минусы…
При всех плюсах у этого варианта «искупительной жертвы» был один серьезный недостаток: самого Президента запросто могли обвинить в бездействии, в том. что он ничего не противопоставляет организованной преступности (по плану Аналитика, вину за убийство предполагалось свалить на мифическую «мафию»).
Ничего, ничего — естественное озлобление оскорбленной общественности всегда можно будет направить в нужное русло.
Найдем козла…
А не найдем — еще лучше: озлобление можно отрегулировать и временно направить против Президента и его команды — пусть знает, кто настоящий хозяин…
Перечитав черновик меморандума несколько раз (ему очень понравилось собственное выражение «искупительная жертва»), Аналитик вызвал своего Заместителя.
Тот явился сразу же — будто бы все это время ждал за дверью.
Прямой приглаженный пробор, дрессированная улыбка, осторожный взгляд, отработанная мягкость в движениях, аккуратный английский костюмчик — точно комсомольский деятель районного масштаба начала — середины восьмидесятых. Весь такой примерненький, приторный, зализанный… Сволочь, короче говоря. Аналитик был совершенно уверен — придет время, и Заместитель сдаст его, как в упаковке, чтобы занять начальственное кресло.
Не дождешься, козлик — на тебя тоже кой — чего имеется…
— Вот что, — произнес Аналитик тусклым от усталости голосом, подвигая черновик, — доведи до ума, отредактируй как следует и отправь адресату…
Заместитель взял черновик — двумя пальчиками, как чашку с кофе.
— В какой срок?
— За два часа, больше не могу… И отправь не факсом, а нарочным…
В случаях, подобном этому, Аналитик не доверял технике.
— Хорошо, — произнес Заместитель и испарился в прокуренном воздухе кабинета.
* * *Ответ пришел к вечеру, и сводился к одному: «вы что — совсем охренели?..»
Да, Президенту теперь было явно не до изощренных внутриполитических игр, задуманных Аналитиком — Дума, Чечня, армия, солдатские матери, минимальные пенсии и зарплаты, проигрыш в большой теннис, результаты последнего минского вояжа, где благодарные бульбаши подарили персональный «маз», Премьер, отправленный на Запад, серьезные внешние долги и, наверное — сильнейший абсинентный синдром на этой почве.
Прочитав ответ, Аналитик заметно помрачнел.
М — да…
Заместитель стоял у другого конца безразмерного стола, пожирая дорогого начальника глазами.
— Что будем делать?
— Придется самому ехать, — произнес Аналитик, прищурившись, — они там, судя по всему, совсем с ума посходили, ничего не понимают… Машину — срочно.
* * *Он вернулся через два часа — повеселевший, хотя и усталый; подобные разговоры с начальством всегда давались ему с трудом, с душевной мукой (правда, сам Аналитик не верил ни в душу, ни в её бессмертие).
Зайдя по дороге в кабинет к Заместителю, он опустился в кресло и, закурив махнул рукой порывавшемуся было подняться хозяину:
— Да сиди ты…
Заместитель осторожно опустился на вертящийся стул и преданно посмотрел на начальство — ну, словно близкий родственник тяжелобольного на врача после сложной многочасовой операции:
— Ну, как?
— Убедил, — ответил Аналитик мрачно, — но какого труда стоило…
Значит…
— Теперь остановка за исполнением. Если опять все обосрут, то а ни за что не отвечаю…
— А кто?
— Съезди в Ясенево, поговори…
— Когда?
Заместитель с готовностью вскочил из — за стола — мал. хоть сию секунду.
— Потом, завтра утром… Это не самое срочное дело, — скривился Аналитик.
— А что самое срочное?
Неожиданно хозяин ампирного здания загадочно улыбнулся.
— Вот что… Скажи, у тебя дома порнушка какая— нибудь веселая есть?
— …?
— Порнуха. Порнофильмы. Только не говори, будто бы не знаешь, что это такое…
— Ну, есть… — в полной растерянности пробормотал Заместитель.
— Будь добр, принеси завтра…
— Какую? — со скрытым страхом в голосе спросил тот.
— Ну, на свой вкус… А у тебя что — выбор?
— Найдем что — нибудь…
— Вот и хорошо. — Аналитик поднялся со своего места. — А теперь — вызови — ка мне еще раз машину. Я хочу немного проветриться, съездить на Центральный рынок, походить, посмотреть… И покупки сделать.
«Традиционная игра со зрителями»
Нет в мире ничего хуже, чем телефон: надо, не надо — звонит и звонит. Идиотская выдумка. Орудие пыток. Древнеримская крестовина для беглых гладиаторов и рабов, эстрагулы, «испанский сапог» инквизиции, дыба Малюты Скуратова, кандалы, «одиночки» Шлиссельбурга, лесоповалы ГУЛАГа, газовые камеры Освенцима и Майданека, все это — детский лепет на лужайке в сравнении с маленьким, настырным, изуверским электроприборчиком, который своим «дзи — и–и — инь!..» бесцеремонно вторгается вовнутрь человеческого сознания и как нарочно — в самое неподходящее время.
Американца Белла, изобретателя этой мерзости, будь он жив, надо было бы судить международным судом за преступления против человечности и приговорить к удушению телефонным шнуром.
Линии телефонной связи — точно проводка электрошока к душам абонентов; аппарат со своим омерзительным «дзи — и–и — инь!..» — оголенный конец медной проволоки, no — садистски воткнутый заостренными контактами в твой нежный мозжечок.
Телефоношок какой — то.
Но еще хуже телефона — компьютер, особенно, когда надо работать, а не хочется; голубой квадратик экрана с программой Lexicon, прыгающий лимонно — желтый прямоугольник курсора, ежеминутно рожающий бессмысленные слова, пальцы, выбивающие на клавиатуре чечетку — тук, тук, турук — тук, тук, тук — тук.
