Олег Маркеев - Неучтённый фактор
Максимов распахнул дверь.
В темном предбаннике жарко целовались. В полосу света попала спина в оливковой пятнистой форме.
– Ой, дядя Максим, испугал! – выдохнула девушка, отстраняясь от ухажера.
– Бог в помощь, детки, – отозвался Максимов, закрыв за собой дверь.
В тесном предбаннике сгустилась темнота. Только острый лучик пробивался сквозь щель двери. Из-за нее доносились звуки дружного застолья.
От парня пахло амуницией и горячим потом. Он развернулся, уступая Максимову дорогу.
Максимов не мог видеть, но отлично почувствовал, что парень улыбается самодовольной улыбкой хищника, уверенного в своей силе и в своем праве брать то, что захочется.
«Приятная случайность, – машинально отметил Максимов. – Дашка вытащила в сени именно радиста».
Основание ладони врезалось в грудь, чуть ниже горла. Бронхиальный спазм опрокинул парня в обморок.
Максимов подхватил тяжелое тело, беззвучно опустил на пол.
– Последи за ним, Дашенька, – ласково прошептал Максимов.
Встряхнул кистями, сбрасывая напряжение. Открыл дверь в клуб.
Остановился на пороге, давая глазам привыкнуть к свету.
Как и предвидел, гости уже перемешались с аборигенами. Поймал несколько настороженных взглядов. Широко улыбнулся.
– Максимыч, а ты что от коллектива отрываешься? – окликнул его Антон.
– Да, там…
Он сделал шаг вперед. Теперь все гости были в секторе огня.
– Оп! – крикнул Антон.
Все свои дружно легли на стол. Остались торчать только чужаки. Как грудные мишени в тире.
Шесть выстрелов. По широкой дуге слева на право.
И гробовая тишина. Только потяжный звук катяшейся по полу гильзы…
* * *Преторианцы
В дождливую погоду у Тихомирова дела никогда не ладились. Хотелось спать, хоть вешайся. «Вся моя жизнь прошла на невидимом фронте борьбы. До обеда с голодом, после обеда – со сном», – любил он пошутить за рюмкой в кругу особо доверенных сослуживцев.
В дождливые дни это правило организм самовольно нарушал. Аппетит отшибало напрочь, постоянно клонило в сон, голова, казалось, была до отказа набита ватой. В таком состоянии работать могла заставить только угроза расстрела. А так как за отсутствие служебного рвения не стреляли, то в «критические дни» Тихомиров с чистой совестью лишь иммитировал работу.
Тихомиров зевнул, не разжимая рта, и слезящимися глазами уставился на подследственного. Возиться с бог весть откуда взявшимся клиентом Тихомирову пришлось по собственной глупости. Черт его дернул выйти из кабинета и нос в нос столкнуться с начальником отделения. Тот сунул ему вялую ладошку для рукопожатия, через губу приказал вне очереди отдежурить на приеме в комендатуре и линкором порулил по коридору по своим начальническим делам.
Тихомиров мысленно выматерил все начальство с первого этажа до последнего во всех зданиях и на всех объектах Государственной Службы Безопасности.
Пришлось переть во внутреннюю тюрьму и высвистывать из камеры задержанного ночью в Домене за нарушение комендантского часа и ношение оружия. Какого рожна он оказался здесь, Тихомиров не представлял. Вояки вполне бы могли доставить его в свою комендатуру и после недолгих разборок шлепнуть, благо, закон позволял.
То, что вояки и менты принялись дружно спихивать на его родную "контору" самую грязную работу – факт тревожный и требующий осмысления. Но думать не хотелось.
«Если такая психотехника войдет в моду, можно смело прописываться в рабочем кабинете, все равно жизни не будет».
Тихомиров покосился на стажера Ваську. Здоровый, как бык, тот сидел на стуле в сторонке и, как инструктировал его Тихомиров, изображал дежурного садиста. На некоторых действовало. На большее от Васьки рассчитывать не приходилось, был он тупой, как и всякий "блатной".
На клиента Васькины таланты впечатления не производили. А на вид был, не чета Васе, поджарый, легкий в кости. Его, естественно, помяли при задержании, наверняка, уже успели добавить. Боль он терпел хорошо, отметил Тихомиров, только побелел лицом.
Тип, по мнению Тихомирова, был явно криминальный. Оставалось только выяснить специализацию: обычный бандит или с политическими "понятиями".
Мелькнула мыслишка сбагрить его на часок-другой Ваське, пусть щенок блатной помучается, а самому пойти проветриться. Но Васька, он был уверен, либо будет так же сидеть и тупо молчать, либо понесет такую фигню, что заржет даже конвоир за дверью. А начальство спросит с него, Тихомирова. Им плевать, не у них с утра башка трещит.
В раскалывающейся от боли голове заворочались тяжелые, щербатые жернова. В глазах запульсировали яркие точки, словно на сварку насмотрелся. Мыслительный процесс доставлял такую физическую боль, что Тихомиров слабовольно решил не мучаться. Сверился с бумажками в тонкой папочке. В рапорте вояки указали, что задержанного передала им неустановленная опергруппа ГСБ, рыскавшая в Домене.
«Очень даже может быть. Или врут, как сивые мерины. А и хрен с ним! Если за нашими сел, то пусть будет террористом. Ибо нефиг носить "стечкин" с глушителем».
– Ладно, герой, – Тихомиров решил применить свой любимый прием, чутье подсказывало, что на этом клиенте трюк сработает. – Бить я тебя не буду. У нас в камерах сидят "торпедоносцы", попавшие в облаву в Красногорске. На них все плюнули и забыли. Кстати, как и твои дружки на тебя. Но нам с тобой они могут пригодиться. Возьмем пару-тройку и станем стрелять по одному у тебя на глазах. Кто из них по ошибке попался, кто по недоразумению, я сам не знаю. Как думаешь, долго ты выдержишь?
Клиент поднял голову, посмотрел в лицо Тихомирову, но оно было едва различимо сквозь ослепляющую пелену яркой лампы. Облизнул коричневые от спекшейся крови губы и прошептал:
– Гад ты, следак! – И опять опустил голову.
– Не тебе судить, парень. Ты лучше кончай в молчанку играть. Всем легче будет.
«Прежде всего мне. А клиент потек. Сейчас начнет вилять, а потом и соловьем запоет», – подумал Тихомиров и с облегчением зевнул во весь рот, изогнулся на стуле грузным телом и вытянул вперед ноги.
Как только его ступни вылезли из-под стола, Юрка, давно все решив и рассчитав, не вставая, ткнул ребром правой стопы по ногам следока, туда, где под штанинами белели полоски носков. От неожиданной резкой боли следак сложился пополам, навалился грудью на стол и зашипел. Юрка врезал ему кулаком в лоб, отбросив на спинку жалобно скрипнувшего стула. Следак, забыв про кнопку под столом, инстинктивно закрыл лицо.
А Вася среагировал в меру сообразительности. Он встал и сделал два шага вперед. Большего и не требовалось.
Юрка вскочил, нырнул под летящий кулак, выбросил левую руку, глубоко ткнув твердыми пальцами Васе под кадык, плечом оттолкнул в сторону, схватил со стола первое попавшееся, ярко отсвечивающее металлом, и размаху вогнал себе в горло.
Когда в кабинет ворвался конвой, он уже бился на полу, обдавая все вокруг себя ярко-красной кровью …
* * *Дмитрий плеснул в стаканы водку.
– Давай, по-быстрому.
– Ага! Спасибо, брат! Ты представляешь… Нет, ты представляешь!
– Пей, не дома.
Зубы Тихомирова пробили морзянку по краю стакана.
– Эх, пошла. – Он вытер влажные губы рукавом. – Нет, ну кто-же знал, что эта сука…
– Хватит скулить! – Дмитрий, сжав зубы, следил, как медленно проясняются бесцветные, в мелкой красной сетке по белкам, как у кролика, глаза Тихомирова.
«Сейчас из него можно веревки вить. Сейчас он мой. А завтра? Нажмут, сдаст с ботвой. Ох, рискую больше меры, а делать нефиг. Ладно, если дело только в Тихом, то, пока держу его за яйца, сдать меня он не посмеет. Главное, самому выкрутиться».
– Скажи спасибо, что он тебе твой же "Паркер" в горло не пристроил. Сейчас думать надо, а не скулить, – надавил голосом Дмитрий.
– Ага, думать! Ты бы видел, все в кровище… Бьется в судорогах, блядь такая, а рук не разжимает. А от этого дырища еще шире … У, жуть!
На Тихомирова действительно было жутко смотреть: белое, потное, дрожащее лицо и собачьи глаза, жадно смотрящие на бутылку, куда только подевался весь лоск и гонор лучшего офицера Следственного управления.
«Если дать ему волю, нажрется до чертиков прямо у меня в кабинете! Дерьмо дерьмом, а нужен. А, хрен с ним, рискую!» – Дмитрий отодвинул бутылку и сказал:
– Расслабься, Тихий. Ты сказал, два трупа?
Тихомиров вздрогнул и тупо уставился на Дмитрия, а Рожухин ждал, когда помутневшие от страха и водки глаза прояснятся, и молчал.
– А! Так, он сам … И Вася. – Тихомиров снова завелся. – Бля, я в шоке! Прикинь, такого жлоба ткнул – и писец. Нет, ты, прикинь …
Дмитрий не дал ему пойти вразнос:
– Значит, было вас там трое?
– Ну.
– Что "ну"? Тебе, что, так мешалкой по промежности врезали, что мозги отшибло? Протокол допроса есть?