Лев Гурский - Поставьте на черное
Недолго думая, я вышиб ударом ноги хлипкую дверь киоска, вышвырнул наружу Пеструхина, роняющего на лету бумажки, и рыбкой вылетел сам. Такой, знаете ли, летучей рыбкой из «Клуба путешествий» – хвост сзади, плавники сбоку, глазки навыкате. Таймер в моей голове по привычке отсчитывал секунды, о которых – по всем правилам – детективу не следовало думать свысока, но лучше-то – вообще не думать. Тем не менее судьба подарила нам на целых пять мгновений весны больше, чем Штирлицу. Правда, в знаменитого телеразведчика за все серии никто не целился даже из пистолета, не говоря уж о ракетах. В худшем случае на него могли бы уронить горшок с цветами из окна конспиративной квартиры на Блюменштрассе. Сериал о приключениях Я.С. Штерна – который вот-вот мог бесславно оборваться в городе Воронеже – к моменту своего предполагаемого финала уже включал целый набор красочных терактов. От наезда на «Скорой помощи» до взрыва в павильоне Книжной ярмарки. Ракета «Алазань» неплохо вписывалась в этот убийственный ряд… Семнадцать… восемнадцать… девятнадцать… Мы неслись прочь от киоска, и я своей чуткой спиной каждую секунду ощущал будущий взрыв. Не знаю, что чувствовала спина бежавшего впереди Пеструхина. Подозреваю, то же самое…. Двадцать… двадцать один… Очко! Тяжкий грохот сотряс окрестности. Взрывная волна сильно толкнула нас на асфальт, однако на лету я по привычке сумел извернуться и упал так, чтобы оказаться головой, а не пятками к своим противникам. И в то мгновение воронежской весны, когда можно уже было взглянуть на оставленный киоск, я это сделал.
Газетного киоска близ памятника Никитину больше не было. Вместо него громоздилась куча горящих досок, земли, мусора, каких-то камней. Сам монумент похмельному стихотворцу, на удивление, практически не пострадал от взрыва: вероятно, и на памятники распространялась народная мудрость насчет пьяного, моря и колена. Если не считать киоска, других жертв не наблюдалось. Повизгивал контуженый колли, но его хозяйка, по-моему, была в порядке и, сидя на земле, только очумело крутила головой. Двух дородных теток снесло с лавочки; теперь они осторожно выглядывали из-за деревянных спинок. Иностранный господин негромко причитал, перебирая обломки своего «Полароида»: его выбило из рук и хлобыстнуло об асфальт… Что касается двух лбов в спецовках от Цайца, то они победно осматривались, поводя жерлом своей трубы вправо-влево. Я догадался, что у них есть, как минимум, еще одна ракета, готовая к употреблению. И если я сейчас же что-нибудь не предприму, то они ее без раздумий употребят. «Вот уж нет!» – подумал я, лежа достал «макаров» и прицелился.
Три – два – раз!
Лбы, очевидно, заметили мои телодвижения, завозились вокруг своего агрегата. Но я больше не дал им шанса: «Макаров» негромко кашлянул, после чего один из ракетоносцев нелепо всплеснул руками и повалился навзничь. Труба тут уже утеряла всякий стратегический и тактический смысл – в одиночку вновь запустить «Алазань» в мою сторону нечего было и стараться. Поняв это, второй лоб отпихнул от себя бесполезную установку и бросился бежать в сторону девятиэтажек.
– Кеша! – Я мигом обернулся к Пеструхину. – Я за ним! Побудьте здесь, пока не придется…
Я не договорил. Серые глаза поэта смотрели в воронежское небо, но ничего уже не видели. Иннокентий Пеструхин, он же Раймонд Паркер, он же доброволец второй парадигмы на опытах этого поганого Старца, – был убит. Его не задело осколком ракеты, хватило и взрывной волны. Парня просто подбросило вверх и ударило затылком об асфальт. Всего только раз. Этого оказалось достаточно.
«Воронежу больше не нужны поэты…» – почему-то вспомнил я Кешины слова. Толстая растрепанная тетрадка валялась неподалеку, рядом с сиреневой коробкой. От падения пластмасса треснула, мелочь раскатилась по асфальту, однако собирать эту скудную выручку продавца газет было уже некому…
Я бросил взгляд в сторону девятиэтажек и успел заметить, как оставшийся в живых убийца Иннокентия тормозит чью-то белую «Волгу» и прыгает в нее. «Ну уж нет! – злобно подумал я, вскакивая с места, как будто мной самим только что выстрелили из пусковой установки. – Ну уж черта с два!»
В несколько прыжков я преодолел расстояние, отделявшее меня от дороги, и заметался в поисках любой другой попутки. Сейчас я согласился бы на любое транспортное средство – танк, велосипед, инвалидную коляску! На что угодно, лишь бы догнать белую «Волгу». Попадись мне «шестисотый» «Мерседес», под завязку набитый братьями-близнецами господина Муки в тяжелых золотых ошейниках, – и я с чувством глубокого удовлетворения раскидал бы их всех, лишь бы добраться до рулевого колеса, врубить первую скорость – и вперед, вперед, за белой тенью с мерзавцем на борту…
Из-за поворота вынырнул «уазик». Первым моим побуждением было немедленно отпрыгнуть в сторону, прочь с дороги. Машина была милицейской, а у меня в руках – «Макаров» и ни одного приятеля в воронежском УГРО, чтобы замолвить за меня словечко. Но инстинкт охотника в нас сильнее инстинкта самосохранения, я давно это понял.
По этой причине я не стал благоразумно отступать, но предпринял нечто иное, прямо противоположное: выскочил на самую середину дороги и изо всех сил замахал руками. В одной руке у меня был пистолет, в другой – новенькое алое удостоверение почетного железнодорожника, купленное с неделю назад на Рижском рынке. Благодаря этому удостоверению мой билет до Воронежа обошелся мне раза в полтора дешевле.
Взвизгнули тормоза. Ошарашенный водитель с лейтенантскими погонами выглянул наружу, силясь понять, какой придурок тормозит милицейский экипаж и не имеет ли он, кстати, законного права это делать. Прекрасно! Сомнение – мать истины, как говаривали древние. Я имею, имею право. Право Штерна, который гонится за убийцей.
Я рванул на себя дверцу «уазика» и прорычал:
– Я – майор Штерн из ОБЭП! Совершено вооруженное нападение! Гони вон за той «Волгой»!… Да скорее, мать твою разэтак! Потеряем их – шкуру спущу! – При этом я размахивал своей алой книжицей прямо у лейтенантского носа. За последние полгода форма и тип служебных удостоверений в разных милицейских и околомилицейских подразделениях менялись уже раза три, а потому я ничуть не боялся, что лейтенант может усомниться в моих «корочках». Тем более когда поблизости догорают обломки киоска, воняет пороховой гарью и в трех шагах на земле валяется покойник в обнимку с пусковой ракетной установкой…
– Садитесь, майор! – воскликнул лейтенант, окончательно мне поверив. В самом деле: какой преступник решится притормозить милицейскую машину? А раз я не преступник – следовательно, свой.
– Гони, гони, дорогой! – Я плюхнулся на соседнее сиденье и ткнул пальцем в сторону, куда скрылась «Волга». – Не дай им уйти!!
Кроме лейтенанта за рулем, в «уазике» больше никого не было. Повезло. Человек за рулем обычно смотрит не на тебя, а на дорогу. Пока я убеждал лейтенанта мне поверить, «Волга» сумела оторваться достаточно сильно. Наверное, тип в машине предложил шоферу неплохие бабки за скорость или просто заставил жать на газ, угрожая пистолетом.
– Рэкет? – спросил мой водитель, не отрываясь от дороги.
Я хотел было удовлетворить любопытство лейтенанта коротким «Да!», однако вовремя вспомнил, что только что представился майором ОБЭП. Как известно, бывший ОБХСС у нас не занимается наездами, а ведает исключительно экономическими преступлениями.
– Памятник хотели захватить! – ляпнул я.
– Памятник? – изумленно переспросил мой водитель, и мне пришлось быстренько выдумывать дальше.
– Именно, – подтвердил я. – Бронза, цветной металл. Переплавить в лом и продать в Прибалтику…
Моя выдумка неожиданно оказалась удачной.
– Нашего Ваню – на цветной металл?! – обиженно выкрикнул лейтенант. Его патриотическое чувство было уязвлено. – Ну, сволочи!! Держитесь!
Мотор взревел еще сильнее, водитель заскрежетал зубами от натуги, как будто его человеческие силы могли реально приплюсоваться к лошадиным силам двигателя «уазика». Так или иначе – но расстояние между нашими машинами начало быстро сокращаться.
«Волга» заметалась, намереваясь ускользнуть от нас. Похоже, водитель машины вел свою тачку все-таки под дулом пистолета: ни за какие деньги, самые-рассамые американские, ни один нормальный шофер не согласился бы так рисковать своим автомобилем. Раза два машина пролетала в такой опасной близости от встречных автобусов, что столкновение казалось неизбежным. Но подлецу пока невероятно везло. Или, быть может, у него на роду было написано погибнуть не в аварии, но каким-то иным способом. Мне еще предстояло выяснить, каким именно, однако прежде следовало бы: подлеца догнать. По меньшей мере. А в идеале – догнать и перегнать, как мы когда-то Америку.
