Джон Бэррон - Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле
30 ноября 1976 года Бойл, Моррис и Ева выехали в аэропорт задолго до вылета и до начала миссии-55 в Праге, Москве и Будапеште. Движение на дорогах было на редкость слабым, и они зарегистрировались в аэропорту «О’Хара» за два часа до вылета, после чего устроились в зале ожидания первого класса. Такие ожидания создавали неловкость, потому что говорить было не о чем. Все приготовления были сделаны, все, что надо, было сказано, а предчувствия и опасения, которые занимали их умы, превращали разговор в поток банальностей. В дверях они распрощались, и Ева поцеловала Бойла в щеку.
— Выше нос, Уолт, мы вернемся.
— Знаю. Я буду ждать.
Когда в Вашингтоне стали раскручиваться события, в штаб-квартире издали приказ: «Никаких бумаг». Отныне Моррис и Ева не должны были делать копии документов и вести записи. Однако во время декабрьских переговоров с людьми, которых Моррис знал лет тридцать или сорок, он сделал пометку: «СУО», то есть «сказать Уолту об этом» и начертил какие-то каракули, расшифровать которые мог только он сам.
Он обнаружил, что после избрания Джимми Картера президентом США Советы пребывают в состоянии шока, растерянности и замешательства. Они были уверены, что победит Джеральд Форд, вопреки их прежним опасениям он оказался разумным человеком, с которым можно было вести дела. В конце концов, он одобрил Хельсинкское соглашение, согласно которому Запад — в ответ на обещание СССР соблюдать права человека — неохотно согласился с постоянным влиянием Советов в странах Восточной Европы и с «доктриной Брежнева», провозглашающей: «Что наше, то наше, а что ваше — еще посмотрим».
Для СССР Картер был загадкой. Что мог знать губернатор Джорджии о международных делах? Какую внешнюю политику он поведет? Прошел слух, что он собирается назначить главным политическим консультантом польского профессора, у которого даже имя было неамериканским (вскоре Картер назначил своим советником по национальной безопасности выпускника Колумбийского университета Збигнева Бжезинского), а «польские американцы были ничуть не лучше, чем…» — тут Советы спохватились и замолчали. Моррис понял, что они имели в виду «ничуть не лучше, чем американские евреи».
Советы постепенно впадали в отчаяние, видя, что партии Западной Европы то и дело принимают решения и строят свою политику независимо от Москвы. Они приравняли этот «еврокоммунизм» к «американской исключительности» 20-х годов и к первой стадии раскола в Китае в конце 50-х и сочли, что это — опасный прецедент.
Слава Богу (несмотря на свой атеизм, представители Советов в разговоре с Моррисом часто говорили «слава Богу»), еще оставалась Компартия США. Советы не сомневались в ее лояльности и намеревались субсидировать ее в 1977 году двумя миллионами долларов. В то же время они четко изложили линию поведения, которой должна была придерживаться эта партия: «мир» и «разоружение» оставались доминирующими лозунгами, и их следовало продолжать разрабатывать, что бы там ни делал Картер. Компартия получила не высказанное, но ясное задание: «Вы должны сделать мир и разоружение главными пунктами своей программы».
В канун 1976 года Моррис и Ева приземлились в Бостоне, и Бойл отвез их в мотель, чтобы переночевать перед вылетом в Чикаго. Ночью их разбудило нестройное пение и крики на русском языке. Ева воскликнула:
— Я думала, мы дома! Где мы?
Бойл пошел на разведку. Вернувшись, он успокоил: они действительно в США. Просто в соседнем номере празднует русская делегация. Теперь из коридора не доносилось ни звука.
— Как ты думаешь, каким образом Уолту удалось заставить их замолчать? — спросила Ева.
Моррис хмыкнул:
— Разве ты не догадываешься?
Составляя в Чикаго официальный отчет о миссии, Моррис с Бойлом попытались ответить на основной вопрос: что все это значит?
СССР, несмотря на опасения насчет Картера и свои реальные действия, явно намеревайся сделать кампанию за мир и разоружение краеугольным камнем своей политики. Почему? Моррис вспомнил, что несколько лет назад кто-то из Международного отдела ему сказал: «Наша военная разведка — само совершенство, а вот политическая — наоборот». Он считал, что в СССР очень хорошо осведомлены о достижениях американской науки и техники и Политбюро заботится об этом; у правителей не было военных и технологических экспертов, и они были вынуждены слушать советников по этим вопросам, обращая особое внимание на то, что, по их мнению, угрожало лично им. Моррис понимал, что Советы больше не хвастаются, как в 60-х годах, что их оружие не хуже или даже лучше американского, а также не мечтают догнать США в экономике. Они говорят о необходимости заставить США прекратить разработку «дьявольского» оружия, которое прогрессировало от распечаток на ЭВМ до испытаний и производства.[22]
Советские ученые и генералы понимали, что СССР не сможет ни догнать, ни защититься от этих новых видов оружия. Они также понимали, что в реальной гонке вооружений с помощью передовой технологии и экономического преимущества всегда с большим отрывом победит Америка; об этом они доложили Политбюро. Вот с чего началась кампания за мир и разоружение с программой-максимум — предотвратить вступление США в гонку вооружений, и программой-минимум — остановить развитие и производство нового «дьявольского» оружия.
— Если стать на их точку зрения, это имеет смысл. Если не можешь выиграть гонку, лучше вообще в ней не участвовать. Но если они могут заставить нас остановиться, то с таким же успехом могут уйти вперед, и я вам гарантирую, что они не намерены ограничивать свою военную мощь. Партия и все те, кто находится под ее влиянием, осудят любое новое американское оружие как угрозу миру и разоружению.
Моррис не согласился с тем, что советская политическая разведка «далека от совершенства». Если Советы так ловко могут добывать в основном секретную информацию о развитии в Америке науки, техники и военной мощи, то почему бы им не собрать факты относительно американских политиков, что вовсе не является секретом? Моррис видел проблему — да и опасность тоже — в том, что Советы неправильно понимали функцию политической разведки. У них не было ни военных, ни научных экспертов, и советским правителям приходилось прислушиваться к мнению своих генералов и ученых. Однако в вопросах политики они претендовали на высшую оценку. Но их сведения были искаженными, так как они изолировали себя от реальности и стали заложниками собственных догм, лозунгов и своего прошлого. Как пример Моррис назвал реакцию СССР на избрание Джимми Картера президентом.
Результаты многочисленных опросов общественного мнения и авторитетные комментарии, публикуемые по ту сторону океана в преддверии выборов еженедельно, показали, что у Картера есть серьезные шансы победить. Разумеется, советские дипломаты и офицеры разведки докладывали о том, что и так знал любой житель захолустного американского городка, читающий газеты. Стареющие московские правители хотели, чтобы победил Форд, и он должен был победить. А когда он проиграл, они были в шоке, так как боялись, что с демократом будет труднее вести дела, чем с республиканцем. Любому знакомому с политической ситуацией в Америке это показалось бы взглядом с другой планеты.
— Уолт, это значит, что они способны действовать сгоряча.
Из штаб-квартиры ответили:
— Это блестящий анализ, и мы считаем, что он попал в точку на 100 процентов. Но в настоящее время вы с 58-м зря тратите силы.
Весной ФБР коротко информировало нового генерального прокурора Гриффина Белла и советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского об операции «Соло», ее достижениях, потенциале и связанных с ней сверхсекретных действиях. Заодно объяснили, что утечка информации и текущие вашингтонские расследования в Конгрессе привели к тому, что продолжение операции стало опасным, и дипломатично предположили, что политические последствия компромисса до добра не доведут. По соображениям безопасности ФБР намеревался завершить операцию «Соло». Белл, в свою очередь, сообщил об этом своему другу-президенту. Вскоре после этого из штаб-квартиры Бойла и Лэнтри уведомили, что Картер приказал ФБР продолжить миссию «Соло», лично приняв на себя ответственность за последствия. «Он считает, что это самая замечательная вещь в мире после мороженого».
Как Советский Союз ни сожалел, что его сокровища тают, он продолжал содержать армию шпионов и полчища дипломатов (большинство из которых были людьми образованными, интеллигентными и бегло говорящими по-английски), чтобы собирать и изучать информацию относительно США. Эти люди могли лично беседовать с членами Конгресса, посещать слушания, встречаться с руководящими лицами кабинета (даже с госсекретарем) и читать множество новостей и комментариев о текущей ситуации в Америке. Тем не менее Брежнев хотел, чтобы Моррис и Гэс Холл встретились с ним и объяснили, что же происходит на самом деле.