В тайном государстве - Роберт Маккрам
Дейнджерфилд тотчас остановил магнитофон.
— Стрейндж навещал кого-нибудь, чтобы добыть доказательства?
— Конечно, — ответил Квитмен. — Он ездил на склад оружия в Бирмингеме и на другой, в Манчестере, посетил несколько независимых, информационных агентств в графствах, окружающих Лондон. Он убедился в своей правоте.
— Наверное, — пробормотал Дейнджерфилд, снова включая магнитофон. — Стрейндж в конце концов всегда прав.
«Дело в том, Джеймс, — продолжал безжалостный голос, — что потенциально в этой области не существует никаких ограничений для деятельности Приса. Пока еще люди просто не осознают, до какой степени может быть собрана порочащая их частная информация, и как легко Прис может обратить себе на пользу недостатки и достоинства нашего „открытого“ общества, даже то, как оно будет разлагаться».
— Правильно, — невольно вырвалось у Дейнджерфилда.
«Поэтому Прис — просто выродок. Интересно, что для выживания в Уайтхолле ему пришлось создать философию, фасад, так сказать. И он обнаружил — консерватизм Майкла Хейтера наиболее приемлем. Это, в конце концов, философия, оправдывающая самые циничные средства для достижения поставленной политической цели. Несомненно, Прис эксплуатировал страхи Хейтера.
Хейтер, со своей стороны, стремится выдвинуть компьютерную мощь управления в центр министерства. Вместе с Мейером и Присом он хочет получить контроль над всей информацией министерства и программами, которые эту информацию сортируют. Это не было бы настолько серьезным, не позволь Хейтер Прису заниматься в управлении своими пакостями. Дейнджерфилд должен немедленно начать расследование. Я полагаю, он только обрадуется возможности остановить Хейтера, но тут нужна сообразительность. Когда в зубах Хейтера кусок, его нельзя недооценивать — я знаю это по собственному горькому опыту».
Теперь Стрейндж говорил сухим тоном, отметил Квитмен, его голос, казалось, очистился от горечи, звучавшей раньше.
«Хейтер сейчас разворачивает операцию, имеющую целью дискредитировать, а в некоторых случаях и уничтожать людей, которых он считает врагами государства. Он не считается со средствами. Недавно я выяснил, что было установлено тайное наблюдение-подслушивание одного ученого-ядерщика…»
— Это кто? — невольно спросил Квитмен, глядя на Дейнджерфилда.
— Какая разница? — утомленно ответил контроллер. Впервые за время обличительного монолога он расстроился.
«Вряд ли стоит говорить, что операция строжайше засекречена. И раскрыть ее тем сложнее, что у Хейтера уже сейчас имеется ряд сотрудников, которые будут обрабатывать издателей газет, давать дезинформацию в прессу, во время кризиса урезывать гражданские свободы и аплодировать при росте полицейского аппарата.
Но в нашем деле имелся ключ — заметки Листера, снятые с дисплея. То, что Листер прочитал, были данные о так называемых „подрывных элементах“, среди них имя Дэвида Фентона, одной из самых трагических жертв затеянной кампании. Ясно, что политическая дискредитация Фентона — результат работы Приса, одобренной Хейтером. Это только один пример. Чем больше углубляется кризис британского общества, тем сильнее искушение расширить программу. Проблема в том, что Хейтер не является выборным политическим деятелем, но бюрократом, чья власть и поведение никому не подотчетны, кроме Дейнджерфилда».
Квитмена заинтриговало на разные лады повторяющееся убеждение Стрейнджа в контролирующее влияние Дейнджерфилда.
Осознал ли он в конце, подумал Квитмен, что им самим манипулировали?
«…Картина гораздо мрачнее, — Стрейндж, казалось, получал удовольствие от нагнетания драматизма. — Не забывайте, что Прис прежде всего высокоцивилизованный гангстер, запустивший когти в Хейтера. Вот что самое мерзкое. Чтобы возбудить наихудшие опасения Хейтера и, следовательно, заставить его усилить кампанию по борьбе с подрывными элементами, Прис устанавливает контакт с террористическими организациями, с которыми министерство предположительно ведет борьбу. Все совершенно законно. Спецслужба и люди из службы безопасности занимаются этим постоянно. В конце концов, управление отчасти и было сформировано для координирования информации о подобных организациях. Уничтожить их — вот цель, поставленная тогда управлению. Прис, однако, использует свои контакты для подстрекательства экстремистских фракций к дальнейшему насилию. Это старый нацистский трюк, оправдывающий чрезвычайные меры, которые теперь предпринимает министерство и тем самым подтверждает заявления людей вроде Приса и Хейтера о грозящей нашему обществу опасности. Да, между прочим, Прис не чурается использовать свои контакты с террористами и по прямому назначению, например, избавляться от неугодных типа Листера».
Дейнджерфилд не прерывал запись.
«По мере возрастания насилия Хейтер впадает в настроение старого солдата во время осады. Он-то предпочитает выгнать противника на открытое пространство и наступать по всему фронту, а не заниматься скучной будничной работой по перехвату и наблюдению. Если угодно, он — крестоносец».
На секунду Квитмену пришла в голову мысль, что все это имеет мало общего со средневековым рыцарством — объектом его исследований. Он устыдился ее неуместности — что значит она по сравнению с жертвой Стрейнджа!
«Ни одно из моих открытий не составляло смысла, пока я не сумел понять, почему Прис встал на подобный путь. Ответ кроется в сегодняшнем состоянии страны. Об этом я никогда не задумывался, обретаясь в Уайтхолле без забот и тревог. Позиция Приса благодаря Тони Эллисону мне ясна — у страны нет будущего. Прис с ужасом наблюдает, как растут насилие и преступность, как разваливается общество и рушатся жизненные стандарты. Да вы и сами, Джеймс, увидите все, если поездите по стране. Прису сейчас нужно одно — пограбить среди развалин и смыться, когда наступит окончательный крах. Хейтер лицезреет ту же картину и жаждет действий. Кто из них более достоин презрения, сказать трудно, но оба победят нас в конце.
Вот так-то, Джеймс.
В углу бокового зеркальца мелькают огни, значит, они по-прежнему рядом, эти сыщики. — Раздался невеселый смешок Стрейнджа. — Тени в темноте. Бог знает, что с ними делать. Как там по-латыни, помните? Тех, кого боги хотят уничтожить, они лишают сначала разума. Главное, набраться смелости и признаться: вся эта история случилась из-за нашего попустительства. Позаботьтесь о себе, Джеймс. Благодаря вам расследование стало возможным. Это смелый поступок. Остальное — дело Дейнджерфилда. Бог вам в помощь».
В магнитофоне щелкнуло.
Дейнджерфилд был погружен в молчание.
Квитмен размышлял о Стрейндже, одиноко мчавшемся сквозь темноту. Пока он думал, из магнитофона полилась музыка, медленное траурное соло рожка, и Квитмен узнал последние такты «Серенады» Бриттена. Он встряхнулся и, запинаясь, спросил:
— Что же будет теперь?
Тщательно подбирая слова, Дейнджерфилд неторопливо заговорил.
Хриплый властный голос, окунаясь в прошлое, звучал без горечи.
— До появления Стрейнджа разногласия между мной и Хейтером носили в основном тактический характер. Майкл всегда стремился к настоящей «горячей войне», руководствуясь принципом, что цель оправдывает средства. Его консерватизм всегда казался нам слишком косным. Я верю, что, отказавшись от традиций, мы превратимся в дикарей. Хейтер заявляет, что мы в них превратимся, если не откажемся. Политическая проблема, поставленная перед нами, намного сложнее, нежели твердолобый консерватизм Хейтера. Стрейндж прав. Хейтер выражает мнение большинства в министерстве. Он не смог
