Фредерик Форсайт - Список убийств
Ловец оглядел комнату, последнюю в доме; лучшую, где проживал сам старейшина. Пустующая кровать была укрыта сбитым на сторону покрывалом.
В камине догорали угли, в очках нестерпимо белые, словно блики солнца в осколках битого стекла. А рядом стояло большое деревянное кресло, в котором, безмолвно глядя на пришельца, сидел старик. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем старик степенно заговорил:
— Хочешь меня застрелить? Я не дрогну. Я стар, и дни мои сочтены.
Говорил он на сомалийском, но Ловец, арабист по образованию, мог его в принципе понимать, и ответил на арабском:
— Твоей смерти, шейх, я не хочу. Ты знаешь, кто мне нужен.
Старик взирал на него без страха, хотя видел перед собой черт знает что: какого-то закамуфлированного монстра с лягушечьими глазами.
— Ты кафир, но при этом изъясняешься на языке священного Корана.
— Это так. И я ищу одного человека. Человека очень скверного. На его руках кровь многих невинных. В том числе и твоих единоверцев-мусульман. И женщин, и даже детей.
— Я видел его?
— Ты его видел, шейх. Он был здесь. У него… — Янтаря старик в своей долгой жизни видеть не мог. — Глаза у него цвета свежесобранного меда.
— А, этот, — старик махнул рукой, словно отмахиваясь от чего-то, вызывающего неприязнь. — Этот ушел, с одеждой для женщин.
Какую-то секунду разочарованию Ловца не было предела. Надо же, упустили. Ушел, утек сквозь пальцы. Сбежал, закутавшись в паранджу; скрылся в пустыне, и песок занес его следы. Теперь его не найти. Но тут Ловец обнаружил, что старик поглядывает наверх, и все понял.
Женщины в здешних деревнях, когда стирают одежду в воде из колодца, не рискуют вывешивать ее на просушку внизу из-за коз, которые могут запросто до нее добраться и из шкодливости изорвать рогами. Вместо этого они воздвигают на плоских крышах жилищ что-то вроде рам и развешивают одежду на них.
Ловец через проход вышел из комнаты. Сбоку дома наверх вели ступеньки. Прислонив карабин к стене, Ловец вынул «браунинг». Подбитые мягкой резиной парашютные ботинки при подъеме не издавали никаких звуков. Взойдя до уровня крыши, Ловец осмотрелся. Там находилось шесть сушильных рам, которые он одну за одной внимательно оглядел. В призрачном полусвете глазам представали женские джалабибы, мужские макави, распяленные для сушки на реечках. Один из последних показался несколько длиннее и уже. Причем это был не сомалийский макави, а пакистанский шальвар-камиз, да еще и с пышнобородой головой, которая шевелилась. А затем произошли три вещи, да так быстро, что Ловец за эти мгновения едва не лишился жизни.
Из-за облаков наконец-то проглянула луна, полная и ослепительно-белая. Своим наливным сиянием, многократно усиленным за счет оптики, она в секунду ослепила ночного охотника. Между тем человек впереди, несомненно, готовил какое-то оружие. Ловец сорвал с себя очки и вскинул «браунинг». Не стоял и шальвар-камиз: он поднял правую руку, в которой что-то лунно блеснуло.
Ловец мгновенно нажал на курок, и боек щелкнул… впустую. Осечка, а за ней еще одна. Очень редко, но бывает. Магазин точно полный, вот только затворная рама пуста.
Свободной левой рукой Ловец сорвал с ближней рамы хлопчатый саронг, скомкал его и швырнул в занесенное лезвие ножа. Сталь впилась в податливую материю, но та успела облечь металл так, что удар в плечо оказался притуплен. Ловец откинул бесполезный «браунинг» и выхватил правой рукой свой висящий у бедра морпеховский нож, — единственная вещь, которая сопровождала Ловца от самого Лондона.
Стоит отметить, что его соперник (несомненно, это был Проповедник) использовал не джамбию — короткий и кривой, но по большей части декоративный кинжал Йемена, а биллао — большой и острый, как бритва, клинок, что в ходу только у сомалийцев. В два умелых удара таким стальным клыком можно отсечь руку, а хороший колющий выпад вперед пронзает насквозь туловище.
Нападающий сменил хватку так, что лезвие теперь смотрело снизу вверх, как у уличного забияки, готового пырнуть любого, кто приблизится. К счастью, к Ловцу уже вернулось зрение. Он заметил, что его соперник бос, что дает его ступням хорошее сцепление с глинобитной крышей. Хотя кожаные подошвы спецназовских ботинок тоже неплохи.
Следующий удар биллао последовал слева снизу; целил Проповедник, безусловно, во внутренности, но это было несложно предугадать. Левой рукой Ловец рубанул по взносящемуся запястью, заблокировав лезвие в считаных сантиметрах от своего корпуса. При этом он почувствовал, что его правое запястье тоже схвачено.
Проповедник был на двенадцать лет моложе и к тому же закален аскетичной жизнью в горах. В грубой силе он, пожалуй, имел превосходство. Напряженно подрагивающее жало биллао находилось уже в каком-то дюйме от диафрагмы Ловца, у которого вдруг мелькнуло воспоминание о своем парашютном инструкторе в Форт-Брэгге, который, помимо инструктирования, был еще и заядлым поединщиком.
— К востоку от Суэца и к югу от Триполи хороших уличных бойцов считай что и нет, — откровенничал он, бывало, после трех-пяти пинт пива в сержантском клубе. — Они все надеются на свои клинки. А вот о мудях и о перемычке почему-то не думают. Африка, одно слово.
Под «перемычкой» он имел в виду переносицу. Ловец отвел голову и резко, с силой, двинул ею вперед. От удара лоб ожгло (как пить дать вскочит шишка), но почувствовалось и то, как с легким хрустом лопнула носовая перегородка соперника.
Враз ослабла и хватка на запястье. Выдернув руку, Ловец отвел ее и пружинисто, с выпадом ударил. Боевой нож вошел четко между пятым и шестым ребром слева. В нескольких сантиметрах горели ненавистью переливчато-янтарные глаза; вот они полыхнули, но уже изумлением от того, как чужая сталь входит в сердце, и свет жизни стал в них угасать.
Под магическим светом луны взор Проповедника померк, а тело на ноже, обмякая, стало проседать. Перед внутренним взором Ловца предстал отец, умирающий в палате интенсивной терапии. Поднеся губы к месту, где у пакистанца возле уха курчавилась борода, Ловец вкрадчиво прошептал:
— Всегда верен, Проповедник. Semper Fi.
В ожидании рассвета Следопыты сформировали оборонительное кольцо, хотя наблюдатели из Тампы заверили, что никаких подозрительных движений в их сторону не наблюдается даже на расстоянии. В этой глухомани, похоже, хозяевами себя чувствовали только шакалы.
Все «бергены» аккуратно собрали. Медик Пит, достав свою «волшебную аптечку», тут же занялся спасенным Уве Карлссоном. За недели сидения в гаракадской темнице раны у паренька загноились, к тому же он сильно отощал. Пит сделал что мог, а затем ввел дозу морфина, отчего курсант на предусмотрительно расстеленном у костра надувном матрасе забылся глубоким сном, первым за все эти недели.
Кудряш при свете фонарика осмотрел все три припаркованные на площади «технички». Одна, изрешеченная пулями из карабинов и «калашниковых», для езды уже определенно не годилась. Но две другие после доводки оказались вполне ничего, к тому же в них обнаружился запас бензина в канистрах, которого должно было хватить на несколько сотен миль.
С первым светом Дэвид переговорил с Джибути и заверил, что на двух «техничках» отряд вполне сможет добраться до эфиопской границы на западе. Там дальше находится участок пустыни, откуда осуществлять отход логичнее всего. По прикидкам Кудряша, ехать предстояло километров триста — десять часов пути, если с остановками на дозаправку и возможную смену шин; это если еще никто дорогой не вздумает напасть. Следопытов заверили, что «Геркулес С-130», давно уже вернувшийся в Джибути, будет их там ждать под всеми парами.
Агент Опал — черный как головешка эфиоп — с неимоверным облегчением воспринял свой выход из маскарада, становящегося все более опасным. Десантники вскрыли свои пайки и устроили вполне сносный завтрак, кульминацией которого послужил жгучий бренди, добавленный по глотку в и без того горячий сладкий чай с молоком.
Трупы сволокли на площадь и оставили на погребение селянам. При Проповеднике оказался целый «пресс» сомалийской валюты, который вручили старейшине; получилась как бы компенсация за доставленное неудобство.
Под кроватью, с которой удрал на крышу Проповедник, обнаружился кейс с миллионом долларов наличности. Капитан десантников рассудил, что поскольку в пустыне и без того оставлено на полмиллиона парашютов и ранцев, а возвращаться за ними в строго обратном направлении, да еще искать и тащить на себе — затея не из самых притягательных, то не лучше ли будет внести в казну полка эти награбленные баксы, полностью или частично? Идея, согласитесь, вполне здравая.
На рассвете в кузов одной из «техничек» был уложен матрас с беспробудно спящим курсантом, а семь «бергенов» погружены на другую. Распрощавшись со старейшиной, Следопыты выехали из деревни.
