D.O.A. - Время скорпионов

Последние двое соратников аль-Нахра все еще находились в кухне. Они ничего не заметили. Не мешкая, Линкс поднялся и, пригнувшись, бросился к ферме, направив дуло винтовки в сторону опасности и не отрывая глаз от своих будущих целей.

Way out, in the water, see it swimming…

Неровными перебежками, прерываемыми краткими остановками для скрытого наблюдения, Линкс преодолел отделяющее его от постройки расстояние в сто пятьдесят метров. Попутно он заметил освещенное окошко туалета в дальней части дома. Уж не страдает ли аль-Нахр медвежьей болезнью?

Ему повезло. Чрезвычайно повезло.

And your head on the ground…

Линкс занял позицию стоя позади стенки, в нескольких метрах от кухонного окна, как раз возле отбрасываемого им светящегося пятна, взвел затвор и сосредоточился на помещении. Один из двоих сидящих в кухне был к нему спиной. Другой сидел лицом к окну и маленькими глотками пил чай. На столе стаканы, автомат Калашникова, заварочный чайник, сахар, плеер, какая-то посуда. Сбросить гильзу. Зарядить снова. Линкс перекинул переключатель стрельбы винтореза с одиночных выстрелов на непрерывный огонь.

Your head will collapse…

Тот, что пил чай, умер первым, не издав ни звука.

If there is nothing in it…

Когда следующий залп сразил второго плохого парня, застекленные рамы, выдержавшие первые выстрелы, лопнули и раскрылись.

And you’ll ask yourself…

Застигнутый врасплох, он едва успел приподняться на стуле, чтобы тут же вновь тяжело рухнуть на него.

Where is my mind…

Линкс запрыгнул в кухню через окно и побежал к сортиру. Его шаги гулко отдались в коридоре. Два выстрела, еще один. Деревянная дверь туалета разлетелась в щепы. Линкс бросился на пол и подождал, устроившись спиной к стене возле дверного проема. Аль-Нахр вооружен. Отверстия от пуль свидетельствовали о пистолете большого калибра.

Больше ни звука.

With your feet in the air and your head on the ground…

Линкс изо всех сил сдерживал дыхание. Он не шевелился.

Ни крика, ни слова, ни возгласа. Ни звука радио. Если у ворот еще оставались люди, они не слышали стрельбы йеменца. Слишком далеко, в помещении, к тому же дождь все заглушает. Рано или поздно Сыну Реки придется выйти.

Тишина. Тишина. Тишина.

Шаг. Другой. Щелчок задвижки.

Try this trick and spin it, yeah…

Когда дверь стала открываться, Линкс со всей силой навалился на нее. Аль-Нахр в нужнике не мог пошевелиться. И получил филенкой прямо по физиономии. А затем еще более страшный удар прикладом в челюсть. Он выпустил оружие и, уже оглушенный, осел на горшок еще до того, как Линкс винторезом наотмашь вмазал ему в подбородок.

Ooooh…

Бесполезно. Возбуждение Линкса, одновременно с концом песни, внезапно иссякло. Руки повисли вдоль тела. Повезло, сильно повезло. Чересчур. Повезло не повезло. Счастье с бессчастьем — ведро с ненастьем…

— Оскар Лима, я Ромео Альфа, отвечайте…

Голос руководителя группы захвата раздался в другом ухе и вернул его к действительности. Ему оставалось выполнить последнее задание: оправдаться.

PRIMO[16]

АЛЬФА

Душевный ангел мой, гнетет ли вас досада,Обида, гнев до слез, до сжатых кулаков,И мстительный порыв, чей самовластный зовНа приступ нас влечет, в беспамятство разлада?Душевный ангел мой, гнетет ли вас досада?

Посланник бога сказал: «Мне приказано сражаться с людьми, чтобы они признали, что нет бога, кроме Аллаха, а Мохаммед пророк его, чтобы они совершили молитву и сделали надлежащее приношение. Если они поступят посему, они сохранят предо мной свою жизнь и свое имущество, кроме того, что ислам требует по своему праву, и бог им судья».

04.04.2001

Амель Балимер возвращалась домой двенадцатым маршрутом по своей восьмой линии, «Балар-Кретей». Когда сидящий напротив нее мужчина встал, она подняла глаза от книги и с облегчением вздохнула. Он вошел четыре станции назад, и она почувствовала, как он уставился на нее и уже не сводил глаз. Слишком настойчивый взгляд незнакомца в пустом поезде, как этот, нынче вечером, всегда приводил ее в беспокойство.

Когда раздался сигнал закрывания дверей, вошел другой пассажир. Этот тип — грузноватый, красномордый, подозрительный — бесцеремонно занял место возле нее. Хотя в вагоне их было всего трое, она и двое мужчин. Похоже, новый сосед тоже взялся пристально наблюдать за ней. В досаде Амель хотела было ответить ему враждебным взглядом или резким замечанием, но сдержалась.

Прежде чем вновь погрузиться в книгу, Амель взглянула на собственное отражение в стекле. Глаза обведены кругами, а кожа, обычно смуглая и упругая, в безжалостном освещении метро казалась серой и обвисшей. Впрочем, никакая усталость не могла испортить недовольного и прелестного личика уроженки Средиземноморья.

«Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал…»[18] — гласило название на обложке. Эту книгу хвалили все молодые коллеги из журнала, однако чтение первых страниц совершенно не воодушевило Амель. В оправдание автора следует сказать, что ее мало что могло сейчас заинтересовать. Первые шаги в мире прессы в качестве практикантки в редакции женского иллюстрированного журнала оказались не слишком увлекательны. Сегодня ее командировали взять у модного астролога интервью для летнего номера, который поступит в продажу через три месяца. Часа, проведенного за выслушиванием бредовых речей, оказалось достаточно, чтобы понять: такой путь не для нее. Журналистика не сводится лишь к этому. Итогом двух лет обучения в Школе журналистики не может стать банальный пересказ бессмысленных пророчеств.

Людям нужно не только это. Да и она достойна лучшей участи. Тернистый путь школярства должен был вот-вот вывести ее на королевскую дорогу. Перед ней открывалась совсем другая жизнь. А теперь внезапно все изменилось: она собиралась выйти замуж за прекрасного человека, занимающего солидную должность, но все же сохранившего беспокойный и благородный дух.

Амель снова попыталась вникнуть в текст. Но размеренное движение слева от нее нарушило ее сосредоточенность. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что́ она видит. Наполовину скрытая рука соседа мерно двигалась в его паху, зажав нечто, что рассудок молодой женщины отказывался опознать. Только встретившись взглядом с уставившимися на нее сузившимися глазами под сморщенным от усилий нависающим потным лбом, Амель наконец осознала, чем он занимается.

Облизнув губы, он шумно задышал.

Амель резко поднялась и, словно фурия, пронеслась по проходу вагона мимо третьего пассажира. Его взгляд еще больше возмутил ее. Он не выражал ни малейшего удивления, а скорее что? Насмешку? Похоть? «Придурок!» Она выскочила на перрон станции «Шмен-Вер» и, чтобы успокоиться, поспешно вышла на свежий воздух.

Очень не скоро она, совершенно разбитая, добралась наконец до дому на такси. Ее жених Сильвен звонил на мобильный и оставил сообщение: он беспокоится, что она задерживается. Теперь, оказавшись дома, она сердилась на себя, что не ответила на звонок. Сильвен непременно посмеется над таким проявлением трусости. Будучи убежденной феминисткой, Амель обыкновенно ратовала за равенство полов во всем и, в частности, за смелый отпор оскорбительному поведению мужчин.

Молодой женщине наконец удалось вставить ключ в замочную скважину. Из кухни раздался голос Сильвена:

— Это ты? Не получила моего сообщения?

Не отвечая, молодая женщина направилась в гостиную и, сбросив пальто и туфли, рухнула на диван.

— Долго же ты добиралась. — Он не замедлил присоединиться к ней. Высокий, не слишком спортивный, но элегантный. Волосы он зачесывал назад и носил очки, которые очень шли к его смеющимся голубым глазам.

— Надо было закончить статью.

— А… Звонила моя мать.

Амель постаралась прикинуться заинтересованной:

— У нее все в порядке?

— Ты разве не понимаешь? — Сильвен вышел из комнаты. Голос его удалялся. — Она волнуется из-за этой истории с актами гражданского состояния.

— Опять? Сколько можно об этом говорить?

— Брось, ты же знаешь, что для нее это важно.

— А для меня разве нет?

Некоторое время слышалось лишь хлопанье открывающихся и закрывающихся дверец шкафов.

— Да, и я это знаю, поверь. Но она так зациклилась на этих штуках. Ты не хочешь мне помочь…