Андрей Ветер - Во власти мракобесия
– Разумеется.
– Вот и постараемся использовать в работе все наши лучшие стороны. Таково моё видение. Кстати, Коржаков так мне и сказал: нам в первую очередь нужна милицейская школа, потому что сейчас на самые верха вскарабкались ваши клиенты – жулики и мошенники. И я, бегло познакомившись с некоторыми документами, сразу увидел несколько известных мне фамилий. – Смеляков сделал паузу и вздохнул. – Возьмите, например, Мироши-на, дважды отсидевшего по статье 147 за мошенничество, состоит на учёте в картотеке МУРа как мошенник, но при этом он смог вовремя втереться в доверие к вице-президенту и стать его советником. Представляете его нынешний размах! И таких проходимцев в высших эшелонах власти теперь пруд пруди! Знаете Сивашова?
– Из окружения Черномырдина?
– Он самый, – кивнул Смеляков. – Это профессиональный карточный шулер. Ничем другим в жизни не занимался. И вот он сидит в секретариате правительства! Представьте только: страна в руках мошенников и карточных шулеров! Но мало знать, что они мошенники. Надо доказать их противоправную деятельность и очистить верховную власть от этих сволочей. В этом и будет состоять задача нашего отдела.
– Маловато нас для такой серьёзной работы.
– Найдём людей. Кого-то я из МВД приглашу… Кто понадёжнее. Кого-то вы порекомендуете со своей бывшей службы. Но ждать некогда, работать надо начинать уже сейчас. Так что давайте приступать засучив рукава. Если вам покажется, что я упускаю что-то из виду, то приходите ко мне и подсказывайте. Я всегда готов выслушать дельный совет.
* * *Первый рабочий день закончился рано. Служебный автомобиль Смелякову ещё не успели выделить, и он решил прогуляться по городу пешком. О многом хотелось подумать.
Виктор не заметил, как дошёл до Калининского проспекта, который теперь все именовали не иначе как Новый Арбат. Проспект и впрямь обновился, только не в лучшую сторону. Ничто в его нынешнем облике на напоминало прежнюю широкую улицу с просторными тротуарами. За последние несколько месяцев Новый Арбат будто сузился и почернел. Проезжая часть была наполовину занята припаркованными автомобилями, а пространство, отведённое для пешеходов, плотно заставили торговыми киосками, каждый из которых изрыгал свою музыку, стараясь перекрыть по громкости музыку соседей, отчего стоял нестерпимый шум. Под ногами хлюпал грязный снег, валялись раскисшие газеты, груды пивных банок, растоптанные сигаретные пачки. Сквозь запотевшие и заляпанные грязью стёкла торговых палаток виднелись укутанные продавцы, пившие горячий чай из пластиковых стаканчиков. Почти во всех киосках горели свечи, но к некоторым тянулись провода от фонарных столбов, низко провисая над улицей.
Возле киосков толпились не только покупатели, но и какие-то тёмные личности со звериным оскалом, одним только взглядом своим пробуждавшие в нормальном человеке ощущение опасности. Несмотря на оживлённость, многоголосицу, музыку и обилие товаров – от копчёной колбасы до порнографических кассет – в каждой торговой точке, бывший Калининский проспект навевал тоску.
Виктор остановился перед универсамом «Новоарбатский». Падал мокрый снег, на Москву опустилась вечерняя тьма, но многочисленные рекламные огни хорошо освещали улицу. На витринах переливались названия иноземных, до недавнего времени неведомых товаров, в бесчисленных пунктах обмена валют подмигивали цифры, указывавшие на бесконечный рост курса доллара.
«Неужели это и есть тот город, где я столько лет жил и работал? Разве возможно, чтобы мир сделался таким неузнаваемым. Всё вокруг новое, дьявольски переменившееся. Да, дьявольски… Тут если и не хочешь, всё равно поверишь в дьявола… В дьявола перестройки… Неужели людям нужно именно это? Может ли кто-нибудь считать, что это и есть счастливое будущее?»
– Витя? – услышал он.
Рядом стояла молодая женщина в коротенькой норковой шубке и с непокрытой головой.
– Лена? – Смеляков не ожидал встретить супругу своего давнего приятеля. – Давно не видел тебя.
– Взаимно. Как Верочка? – спросила Лена про жену Виктора.
– В полном порядке. Вы бы с Борисом как-нибудь заглянули к нам, что ли. Или заняты очень?
– У меня своё дело теперь, – сообщила Лена. – Модельное агентство!
– Поздравляю… А я, знаешь, давненько пешком тут не бродил и просто в шоке нахожусь от увиденного. Здесь же муравейник настоящий! Сутолока… Вроде торгуют, а ощущение такое, будто на свалку попал или в притон…
– Не скажи, Витенька! – засмеялась она. – Тут и нормальных мест полно. Киоски – это для быдла.
Она указала глазами на вывеску «Irish House», светившуюся изящными зелёными буквами.
– Хочешь, сюда зайдём? – предложила Лена. – Угощу тебя хорошим кофе.
– Спасибо.
– Пойдём, – настаивала Лена. – У меня там встреча с одним телевизионщиком. Толковый парень. Журналист и оператор в одном лице. Может, ты слышал про него – Алексей Нагибин… Ну так идём?
– Нет.
– Ты что, стесняешься? Или тебе честь милиционера не позволяет? Кстати, ты сейчас где? Всё ещё в МУРе?
– Нет, недавно ушёл.
– И правильно! Давно пора. Я всегда Борьке говорила, что ты не для уголовного розыска создан, что тебе там тесно…
Виктор промолчал. Ему не хотелось углубляться в эту тему. День был переполнен впечатлениями, и Смелякову внезапно нестерпимо захотелось оказаться дома, в обществе жены и дочери. Он поёжился. Лена уловила нетерпение в его движениях и не стала задерживать.
– Я к вам как-нибудь приеду, – пообещала она и чмокнула его в щёку. – Передавай Верочке привет!
– Одна, что ли, приедешь? А Борис?
Лена неопределённо махнула рукой и скрылась в гудящей толпе.
«Она ещё похорошела, – подумал ей вслед Виктор. – Всегда была очаровательна, а теперь просто обворожительна… Надо же – свой бизнес. Интересно, как у них с Борисом? Разладилось, что ли? Не понял я её жеста».
С Борисом Жуковым он познакомился в 1975 году, когда только начинал службу в милиции, в Отделе по охране дипломатических представительств. Именно благодаря Борису взгляд Виктора на многие явления сделался более широким. Борис и Лена были красивой и благополучной парой. Впрочем, в последние годы всё могло измениться. С тех пор как три года назад Смеляков перевёз семью с Ленинского проспекта из коммуналки в новую квартиру на Новослободской улице, он виделся с Жуковыми только один раз, когда у Смеляковых собралось на новоселье такое множество гостей, что негде было разместиться.
«У каждого своя жизнь. Раньше мне казалось, что всё будет длиться вечно. Ну, конечно, не вечно, но до конца жизни. И что друзья не исчезнут. А вот оглядываюсь и вижу, что люди отпадают друг от друга, как осенние листья от дерева. Не ссорятся, не враждуют, а просто отпадают, исчезают, растворяются в житейском море…»
* * *Ельцин постучал вилкой по хрустальному бокалу и с раздражением бросил её на стол. Сидевшие напротив Барсуков и Коржаков молчали. С самого начала встречи с главой государства они чувствовали наэлектризованность атмосферы.
– Борис Николаевич… – произнёс после долгой паузы Барсуков, но президент прервал его нетерпеливым жестом.
– Этот бардак начинает мне надоедать, – напористо заговорил Ельцин. – Я хочу понять, что в конце концов происходит. Что, понимаешь, за чехарда? Мы что, в бирюльки какие-то играем, что ли? Объясните мне, наконец, почему какой-то Гусинский ведёт себя так, словно он в Москве царь и бог. Для него перекрывают движение, как для президента! У него, быть может, вся московская милиция на службе? Сколько раз случалось, что Таня и Наина не могли проехать из-за этого Гусинского! Их не пускают, а он запросто разъезжает, когда и куда ему надо. Моя дочь! Моя жена! Они не могут проехать из-за этого, понимаешь, фрукта! Кто он вообще такой? Банкир или кто?
– Крупный банкир, – уточнил Коржаков.
– Крупный или не крупный, – громко возразил Ельцин, – но всё-таки он всего лишь банкир, а не глава правительства. Что это за барство такое? Движение, видишь ли, для его удобства перекрывают! Чёрт знает что! Никакого порядка! Вы мне, Александр Васильевич, – президент метнул злой взгляд на Коржакова, – скажите: разве не можете на банкира управу найти? А это его НТВ вообще распоясалось, понимаешь, грязью меня вымазали так, что отмыться сил никаких не хватит. Это уже не свобода слова, а просто унитаз, куда ходит каждый, у кого язык хорошо подвешен! Забывается Гусинский… Разберитесь с ним!
Коржаков прищурился.
– Как разобраться? У нас ничего нет против него. На законном основании мы не можем подкопаться к НТВ. Если что-то искать, то надо вгрызаться глубоко, в самые истоки приватизации – там всё на крови, куда ни ткни. Но если туда сунуться и дёрнуть хотя бы за одну ниточку, то повалится вся нынешняя система власти и всё вообще в стране. И тогда, Борис Николаевич, вас обвинят в том, что вы уничтожаете демократию и рыночную экономику…
