Фредерик Форсайт - Псы войны

В течение миллионов лет земной покров образовывался при разрушении горных пород, благодаря переносимой ветром пыли, оседавшей на скалах. И хотя каждый дождевой поток смывал часть покрова, унося его вниз к рекам и, в конце концов, образуя илистые отмели в устьях, часть земли оставалась в небольших трещинах, в стороне от текущей воды, которая в свою очередь вымывала себе русло в мягкой породе. Вода точила камень, образовывались стоки, по которым устремлялся дождевой поток, все более углубляя их. Часть воды впитывалась в поверхность склона, оставляя, таким образом, земляной покров в неприкосновенности. Так, постепенно, толщина его росла.

Птицы и ветер приносили семена, которые находили почвенные ниши, приживались и давали корни, способствуя, в свою очередь, процессу закрепления почвы на горных склонах. Когда Малруни осмотрел холмы, на них оказалось достаточно земли, чтобы поддерживать могучие деревья, окутанные лианами, которыми были сплошь покрыты склоны от подножья до самых вершин. Везде, кроме одного места.

На этой горе вода не смогла пробить себе достаточно глубокие бороздки, чтобы превратить ручейки в потоки. Ей не удавалось при этом впитываться в поверхность скалы. Особенно на самом крутом, восточном склоне, обращенном к центру страны. Земля здесь оставалась лишь в отдельных углублениях в теле скалы, и в этих нишах росли кусты, трава и папоротник.

От ниши к нише тянулся дикий виноград и вьюны, покрывая тонкой зеленой сетью голую поверхность скал. Это ненадежное покрывало регулярно смывалось во время сезона дождей.

Сверкающие пятна стекающей по камням воды и увидел незадолго до своей смерти миссионер. Причина была проста: стоящий отдельно холм состоял из другой горной породы, нежели остальные. Старая скальная основа была тверда как гранит, по сравнению с мягкой породой молодых гор главной гряды.

Малруни завершил обследование окрестностей горы и установил этот факт абсолютно определенно. На это у него ушло две недели, за то же время он выяснил, что с Хрустальной горы стекает не меньше семидесяти ручейков. Большинство из них сливалось в три основных потока, текущих на восток от основания горы, вниз, в долину. Он обратил внимание еще на один факт. По берегам ручьев, берущих начало на склонах этой горы, цвет почвы и характер растительности отличались от других. Оказалось, что некоторых растений на этих берегах нет, хотя они благополучно растут на других. В общем, растительность у подножья Хрустальной горы была намного беднее. При этом нельзя было больше ссылаться на недостаток земли. У подножья ее было предостаточно.

Значит, в самой земле содержалось нечто, мешающее росту флоры на берегах этих ручьев.

Малруни решил нанести все семьдесят ручейков на карту, которую набросал по ходу обследования. Кроме этого, он брал образцы песка и гравия вдоль ложа ручьев, начиная от поверхности и вплоть до скальной подложки.

В каждом случае он набирал два ведра гравия, высыпал их на брезент и начинал «кучковать и четвертовать». Так отбираются образцы. Он высыпал гравий в кучу на брезент, потом делил ее лопаткой на четыре части, брал на выбор две из них, смешивал вместе в одну кучу, снова делил ее на четыре и продолжал процедуру до тех пор, пока перед ним не оказывалась горстка породы весом в два-три фунта. После просушки она помещалась в выложенный полиэтиленом холщовый мешочек, который запечатывался и тщательно маркировался. За месяц у него набралось 1500 фунтов песка и гравия, собранных со дна семидесяти ручьев, в шестистах мешочках. После этого он принялся за саму гору.

Он уже был уверен, что в его образцах гравия после лабораторного исследования будет обнаружено россыпное олово, мельчайшие частички металла, смытые с поверхности горы за десятки тысяч лет, свидетельствующие о том, что в недрах Хрустальной горы есть залежи кассетерита или оловянной руды.

Он поделил поверхность склона на секторы, пытаясь локализировать истоки ручейков и поверхности скал, по которым текут потоки, пополняющие ручьи в сезон дождей. К концу недели он уже знал, что в теле скалы нет оловянной жилы, и предположил то, что геологи называют рассеянным месторождением. Следы минерализации обнаруживались повсюду.

Под связками вьющихся растений он находил поверхности скалы, испещренные, словно нос алкоголика сосудами, полудюймовыми прожилками молочно-белого кварца, ярд за ярдом покрывающими гладкую грань камня.

Все, что он видел вокруг себя, как бы говорило: «Олово».

Он снова трижды обошел вокруг горы, и наблюдения подтвердили предположение о рассеянном месторождении – повсеместно виднелись белые прожилки на темно-серой поверхности камня.

Молотком и зубилом он вырубил в скале глубокие полости, но картина не менялась. Иногда ему казалось, что он видит темные пятнышки в кварце, что говорит о наличии олова.

После этого он принялся за серьезную работу, походя отмечая достигнутые результаты. Он откалывал образцы чистых белых вкраплений кварца, а для страховки тут же брал кусочек обычной породы, расположенной между прожилок. Спустя три месяца после того момента, как он впервые вошел в первобытные джунгли к востоку от горного хребта, он, наконец, закончил работу. Ему предстояло доставить на побережье еще полторы тысячи фунтов камней. Все собранные им образцы оловянной руды и породы, в количестве полутора тонн, переносились порциями раз в три дня из рабочего лагеря в основной, где он теперь лежал, дожидаясь рассвета, и складывались в кучи под брезентом.

После кофе и завтрака придут носильщики из деревни, он обговорил с ними условия еще вчера, и отнесут его трофеи к разбитой колее, гордо именующейся дорогой, связывающей центр страны с побережьем. Там в придорожной деревне покоилась его двухтонка, обреченная на неподвижность без ключа зажигания и ротора распределителя. Тем не менее, она должна завестись, если, конечно, туземцы не разобрали ее на части. Он достаточно заплатил вождю деревни, чтобы тот присмотрел за грузовиком. С образцами в кузове и двадцатью туземцами, идущими впереди машины, чтобы толкать ее на крутых подъемах и вытаскивать из ям, он должен вернуться в столицу через три дня. После телеграммы в Лондон ему придется ждать несколько дней, пока зафрахтованный компанией корабль не заберет его оттуда. Он предпочел бы свернуть на шоссе, ведущее на север вдоль побережья, и проехать лишнюю сотню миль до соседней республики, где был приличный аэропорт, откуда и отправить образцы домой грузовым самолетом. Но согласно договору между «Мэн-Коном» и правительством Зангаро, он должен отвезти груз в столицу.

Джек Малруни тяжело спустил ноги с кровати, откинул марлевый полог и заорал на повара:

– Эй, ты, придурок, где же твой чертов кофе?

Повар из племени Винду, не поняв ни слова кроме «кофе», улыбнулся во весь рот и радостно замахал рукой. Малруни прошел через поляну к ведру, используемому как умывальник, и начал чесаться, отгоняя впивающихся в потный торс москитов.

– Проклятая Африка, – пробурчал он, плеснув водой в лицо.

Но этим утром он был доволен. Он был уверен, что обнаружил как рассыпное олово, так и руду. Главный вопрос был в том, сколько олова приходится на тонну породы. Учитывая, что цена на олово держалась около 3300 долларов за тонну, по результатам анализов экономисты-горняки должны решить, заслуживает ли содержание руды в породе строительства рудника с его сложной механизацией, сменными бригадами рабочих, не говоря об улучшении связи с побережьем, для чего придется вести узкоколейку прямо от шахты. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов, что это все-таки Богом забытое и весьма труднодоступное место. Как обычно, все будет рассмотрено, принято во внимание или отброшено с точки зрения фунтов, шиллингов и пенсов. Так уж устроен мир. Он прихлопнул очередного москита на плече и натянул майку.

Шесть дней спустя Джек Малруни перегнулся через борт небольшого суденышка, зафрахтованного его компанией, и смачно сплюнул в сторону удаляющегося зангарийского берега.

– Сволочи поганые! – в сердцах выругался он.

На груди и спине у него ныли внушительные кровоподтеки, а щеку украшала свежая ссадина – следы ружейных прикладов, которыми орудовали солдаты во время налета на отель.

Два дня у него ушло на то, чтобы перетащить образцы из лагеря в джунглях к дороге, и еще тяжелейшие, изнурительные день и ночь потребовались, чтобы отволочь грузовик по изрытому ямами ухабистому проселку из внутренней части страны на побережье. В сырую погоду ему бы это ни за что не удалось, но и в сухой сезон, который должен был закончиться еще через месяц, твердые как камень бугры засохшей грязи чуть было не разнесли его «мерседес» на куски. Три дня тому назад он наконец расплатился и отпустил носильщиков-Винду, осторожно катя под уклон по последнему участку проклятой дороги до выезда на грунтовое, покрытое битумом шоссе, начинающееся всего за четырнадцать миль от столицы. Еще через час он добрался до города и отеля.