Станислав Меньшиков - Тайна папок Йонсона
— Передвижная аппаратура. Метров в пятистах от территории резиденции, если считать напрямик, находится асфальтированная стоянка автомашин. Там легко было расположиться с фургоном в любое время дня и ночи. В поле наблюдения охраны стоянка не попадает, так как между ней и резиденцией находится участок одного из местных домовладельцев.
— А у кого из наших организаций есть такая аппаратура?
— Официально ни у кого. Но думаю, что армия и контрразведка ее имеют. Впрочем, электроника не запрещена у нас к ввозу, и купить ее за границей может каждый.
Бернардсен поднял со стола бумажку со схемой, нарисованной Штромсеном.
— Тогда к чему эта клоунада? — спросил он ядовито.
— Компьютер можно было отключить лишь три раза в сутки. Но Бергман не должен был попасть в дом премьера до девяти вечера, пока в доме еще работает прислуга, идет уборка подсобных помещений. К ним относится и комната, в которой мы потом нашли оружие. Как видно, преступник не вполне владел собой, если он мог оставить там такую улику. Но Бергман должен был войти в дом после девяти, а убил около полуночи. Между девятью и двенадцатью компьютер функционировал нормально. И как раз в это время был зафиксирован последний приход в дом Нильсена. Встречались ли они с премьером и о чем разговаривали, мы можем узнать только от самого Нильсена. Но я полагаю, что вошел тогда Бергман и до поры до времени прятался в комнате, где был найден пистолет.
Министр поднялся со стула, походил по комнате и снова присел, на этот раз на кушетку. Он отвалился на валик, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук, положил ногу на ногу и заметил:
— Логично, хотя все это лишь предположение. Солидное дело из вашей логики не соберешь.
— Я продолжаю, — спокойно сказал Штромсен. — После убийства ждать Бергману оставалось совсем недолго. В час ночи с секундами он вышел из дома и спрятался где-то на территории, быть может, просто лежал под кустом. На этот счет у меня версии нет. Быть может, он провел ночь в канцелярии.
— Разве она не контролируется компьютером? — возразил Бернардсен.
— Да, но мы не можем знать всех тонкостей. Фотографирования входящих и выходящих там нет. Давайте посмотрим, что говорит выдача. Да, смотрите: «В 1.30 зафиксирован чей-то вход в канцелярию». Код электромагнитного пропуска, которым при этом пользовались, указывает на то, что это был ночной обходчик. Этот пункт мы проверим, но я уверен, что пропуск мог быть позаимствован из ячейки в пропускном пункте, где их оставляют рядовые сотрудники перед уходом, а потом положен на место. Тут следов мы не найдем, да не так это и важно. Решающий пункт — другой: «В 8.59 Нильсен (на самом деле Бергман) вышел через проходную». Если бы он вышел сразу после девяти, компьютер его не зарегистрировал бы. Возможно, что часы Бергмана спешили. Или у него сдали нервы. Заметьте, в это время уже была поднята тревога, съезжались полиция, министры. Он мог поторопиться. Так или иначе, все равно его зарегистрировал бы дежурный жандарм. Но тогда было бы расхождение между записью жандарма и показателем компьютера. И это обратило бы на себя внимание. Быть может, он рассудил, что так проще.
Послышался зуммер телефона.
— Извините, господин министр, — сказал Штромсен, — я попросил переключать все звонки, кроме одного или двух, которые нам с вами могут понадобиться.
Он взял трубку и молча выслушал чье-то объяснение.
— Это точно? Вы абсолютно уверены? — спросил он жестко.
Положив трубку, он повернулся к Бернардсену.
— Хозяин таверны в Хегелунде, где Бергман проводил все вечера, утверждает, что в ночь убийства Нордена его там не было. Заведующий спортивным клубом говорит, что Бергман не вышел на работу в день убийства, а на следующий день явился к концу дня, где-то около пяти часов. Объяснил, что должен был срочно навестить в столице больную сестру. Но сестры у него нет. Ни родной, ни двоюродной.
Бернардсен взглянул на часы. Было почти десять.
— Я не спрашиваю, как Бергман оказался на территории резиденции. Его привез Нильсен в своей машине, если верить вашей версии и если машины не осматривались тщательно. Но мотив? — спросил он. — Я имею в виду Нильсена. Бергман, очевидно, был наемником.
Штромсен вынул из сейфа еще одну бумажку и протянул министру. Тот ее внимательно прочитал.
— Профессора Эрбера я знаю лично и давно. У меня нет оснований сомневаться в его честности. Впрочем, мы легко можем проверить, ездил ли к нему Норден советоваться и когда именно.
— Я проверял, — сказал Штромсен. — Запись всех встреч премьера за пределами его резиденции, разумеется, кроме частных, ведется его канцелярией. За три дня до убийства Норден действительно ездил в Сундсвал, был в местном университете и разговаривал с Эрбером.
— И тот предупредил Нордена, что надо отдать приказ об уничтожении документации?
— Надеюсь, вас это убеждает? — спросил начальник полиции.
— Пока это только гипотеза, — сказал министр, возвращая бумагу, которую полицейский тут же положил обратно в сейф. — Ничего, кроме гипотез, милый Штромсен. Если мы доложим эти предположения на заседании комиссии, я не говорю уже — прокурору или суду, то нас высмеют и уволят.
Штромсен расправил плечи и скорчил одну из своих неприятных гримас.
— Давайте попробуем произвести один эксперимент, — сказал он. — Нильсен сейчас ужинает с дамой в ресторане «Морлан». Они начали в восемь и закончат, должно быть, к десяти. Мы их там застанем, если поторопимся.
— И?
— Есть несколько вариантов. Если Нильсен не виновен или у него стальные нервы, то он просто не обратит на нас внимания и будет продолжать развлекаться. Либо же он поторопится завершить встречу и попробует уйти. Он может поехать домой к госпоже Гунардсон или к другому покровителю. Искать защиты. Тогда мы на данном этапе окажемся бессильными. Но если он струсит по-настоящему и поймет, что час расплаты настал, — продолжал Штромсен, — то постарается скрыться. Это будет признанием вины, во всяком случае, он поставит себя в крайне невыгодное положение. Быть может, даже просто…
— Расколется?
— Если угодно. Итак, я не спрашиваю у вас позволения, я просто приглашаю вас присутствовать. В конце концов мы имеем право захотеть с ним побеседовать с глазу на глаз в приличной обстановке, не компрометируя столь важное лицо. А если кого и снимут, то, скорее всего, меня. Впрочем, в своей профессии я привык рисковать.
Если бы Бернардсен был постарше, имел за плечами длительный министерский опыт, он никогда не согласился бы на то, что считал авантюрой. Но его внутренняя инстинктивная неприязнь к Нильсену и возросшая самоуверенность, вызванная особыми отношениями с Гунардсон, в этот момент взяли верх. К тому же гипотеза, изложенная полицейским, казалась ему как минимум привлекательной. Он был в душе романтиком и… согласился.
Алекс Нильсен и Лесли Фоун пили кофе, когда в ресторане появились Штромсен и Бернардсен. Сделав вид, что не замечают эту парочку, они присели за один из столиков недалеко от входа. Те продолжали оживленно разговаривать, и если и видели вновь вошедших, то не подали вида. Хотя танцы закончились и в зале появилось много опустевших столиков, Алекс и Лесли не торопились уходить. Бернардсен вопросительно поглядел на Штромсена. Но тот как ни в чем не бывало смаковал бенедиктин, запивая его густым кофе. «В его возрасте, — подумал министр, — я был бы рад иметь возможность спокойно пить столько кофе перед сном. Он не так хлипок, как кажется».
Наконец Лесли и Алекс поднялись и направились к выходу, прошли мимо столика, за которым сидели полицейский и министр, не обратив на них внимания. Что касается Штромсена, то он смотрел в этот момент куда-то в сторону, и Бернардсену хотелось лягнуть его под столом ногой. Но как только парочка вышла, Штромсен вскочил и быстро повел своего спутника в противоположную сторону, взяв его за руку. Миновав невзрачный коридор по соседству с кухней, они выскочили на улицу и быстро сели в поджидавший их «мерседес». Впереди рядом с шофером сидел довольно плотный мужчина в темном плаще. Они подождали, когда от ресторанной парковки отойдет «сааб» Нильсена, и тронулись вслед за ним, пропустив перед собой еще одну машину. На улице Монтерия «сааб» остановился у одного из дипломатических особняков, Нильсен вышел, проводил свою спутницу до парадной двери, поцеловал ей на прощание руку и, не глядя по сторонам, вернулся в свою машину.
Теперь Нильсен держал курс на север. Подъехав к дому четы Гунардсон, Алекс вышел и решительно направился к проходной. Фасадом дом выходил в маленький переулок, который хорошо просматривался даже ночью. В этот час он был пуст. Машина Штромсена остановилась за углом. Но на небольшом экране телевизора, вмонтированного в щиток приборов, было хорошо видно, что делается перед домом премьера. Нильсен подошел вплотную к проходной, остановился, оглянулся и, как бы передумав, быстро пошел прочь. Вышел на проспект Борха, сел в проходившее пустое такси и поехал в южном направлении. «Мерседес» Штромсена догнал его минуты через три, сбавив ход, давая третьей машине занять пространство между ними. Вскоре они въехали в старый центр города. Из-за бесконечных поворотов, которые делало такси, следовать за ним стало сложно. Наконец улучив момент, когда «мерседес» отстал, Нильсен выскочил из такси и скрылся в узком кривом переулке, где проезд был закрыт. «Мерседес» не последовал за ним, а объехал квартал и остановился у ночного бара. Здесь Штромсен вышел из машины и поманил за собой Бернардсена. Они шагнули в почти незаметный проулок и, дойдя до его конца, остановились. Министр тихо свистнул. С этого места была прекрасно видна часть улицы Леонар и чуть правее, на противоположной стороне, дверь, знакомая и Штромсену, и министру. Оба в то или иное время проходили через нее и надолго запомнили свои посещения. Это был один из нескольких входов в ведомство Хансена.
