Йосеф Шагал - Ностальгия по чужбине. Книга первая
Стеклянные двери на фотоэлементах плавно разошлись, и мы оказались у главного входа в отель, под переливавшимся всеми цветами радуги полукруглым козырьком. Мой небритый провожатый кивнул швейцару в берете с помпоном и тот тут же пронзительно свистнул. Через секунду у входа притормозило такси.
— До свидания, мадам, — молодой человек галантно приоткрыл заднюю дверцу и помог мне усесться. — Было очень приятно с вами познакомиться…
В течение нескольких секунд я поняла, что водитель такси, в отличии от своего коллеги из «ситроена», настроен весьма миролюбиво и ведет машину на вполне приемлемой скорости. Это как-то сразу меня успокоило. Пока все укладывалось в рамки логики. Если за мной действительно следили (кто следил? с какой целью? как долго? из Лос-Анджелеса? откуда вообще взялся интерес к англичанке по имени Гортензия?), то те, с кем я собиралась встретиться, стремясь оторваться от этой слежки, действовали вполне разумно. Вопрос был лишь в том, из скольких этапов будет состоять этот самый отрыв. Немолодой мужчина в кепи молча вертел баранку и не проявлял ко мне интереса. Хотя допустить, чтобы вся эта гонка с препятствиями, подземным гаражем и имитацией влюбленности в стремительном проходе через холл сделана только для того, чтобы посадить меня в ОБЫЧНОЕ такси с ОБЫЧНЫМ водителем, я, естественно, не могла.
Даже учитывая мою врожденную наивность.
Спустя минут двадцать машина остановилась.
— Вам надо подняться на лифте на четвертый этаж, — не оборачиваясь, бросил водитель. — Апартамент 14. Запомнили?
— Да. Сколько я вам должна?
— За вас уже заплатили, мадам. Спокойной ночи.
— Если бы… — вздохнула я про себя и вышла из машины.
Лифт был старинный, чтобы не сказать допотопный. Шахта, оплетенная черной узорчатой решеткой, надсадный скрип тросов и дребезжание колокольчиков после прохождения каждого этажа вызывали во мне единственное желание — благополучно добраться до четвертого этажа.
Едва только я нажала кнопку слева от двери, на которой тускло мерцала медью табличка с цифрой «14», она сразу открылась. И тут же на меня дохнуло чем-то очень близким, родным. Уже позднее я разобралась в природе этого странного ощущения: в доме едва слышно, ненавязчиво пахло миндальным печеньем. Запах был старым, остаточным, напомнившим детство, когда в мытищинской коммуналке с нами жила моя бабушка. Уже готовые, только что с противня миндальные печенья бабушка тут же прятала под подушку и, невзирая на мои отчаянные мольбы, не давала даже попробовать, пока с работы не возвращалась мама. Мне вообще казалось, что если бабушка и любила кого-то по-настоящему в своей долгой и непонятной жизни, то только мою маму. А вовсе не меня… Видимо, и в этой парижской квартире когда-то очень давно безраздельно хозяйничала благообразная и деспотичная старуха в седых буклях, прятавшая под подушку от внуков еще горячие печенья в форме звездочек и ромбов, источавшие волшебный запах миндаля… Невысокий темноволосый мужчина средних лет в сером свитере без слов помог мне снять плащ, после чего выразительным кивком велел следовать за ним. Миновав длинный коридор, сплошь уставленный полками с книгами, я очутилась в небольшой, скромно обставленной комнате, единственным украшением которой с большой натяжкой можно было считать старинный буфет с резными дверцами, явно нуждавшийся в руках опытного и терпеливого реставратора мебели. Центр комнаты занимал круглый стол, покрытый чистой белой скатертью и уставленный шестью простыми стульями. Так и не сказав ни слова, мужчина в свитере во второй раз повелительно кивнул — мол, чего стоишь, за те же деньги можно и присесть, — после чего неслышно удалился.
В комнате было тихо. Тяжелые гардины, которыми были наглухо задрапированы оба окна, судя по всему, служили прекрасной звукоизоляцией. Я села и с наслаждением вытянула ноги. И в этот момент кто-то за моей спиной негромко произнес по-русски:
— Ну, здравствуйте, госпожа Мальцева…
* * *Мужчина за пятьдесят в вылинявшей джинсовой куртке был совершенно седым. Сев напротив, он довольно бесцеремонно, с нескрываемым любопытством стал меня разглядывать. Господи, как хорошо я изучила ТАКИЕ взгляды — увесистые, цепкие, изучающе-холодные. Так обычно на меня смотрели Паулина, Уолш, так разглядывал меня затворник Габен в чилийских Андах, так — правда, очень редко, — на меня смотрел Юджин.
— Кто вас гримировал?
— Made in USA, — пробормотала я. — Собственное производство.
— Браво! — Седой улыбнулся. — Вы чуть не сбили нас с толку. Женщина, стоявшая на условном месте, ну, никак не напоминала Валентину Мальцеву…
— А вы, естественно, знаете, как выглядел подлинник?
— Естественно, — кивнул он. — Вы достаточно популярны…
— Достаточно популярна среди шпионов.
— Среди представителей спецслужб, госпожа Мальцева, — уточнил мужчина.
— Госпожа я только по форме… А вообще меня зовут Вэл. Или Валентина, если вам это имя ближе.
— А меня — Дов, — мужчина чуть привстал. — Рад познакомиться с вами лично.
— Странное у вас имя, Дов.
— Скорее, непривычное, Вэл.
— Мне бы хотела знать, кто вы и с кем я вообще имею дело? Я не слишком любопытна?
— Вы придаете значение правилам приличия?
— Так как насчет моих вопросов, Дов?
— Может быть, начнем с моих, Вэл?
— Может быть, уступим даме, раз уж мы в Париже?
— Может быть, не будем терять зря времени, раз уж вы попали в очередной переплет?
Я уже было открыла рот, но под тяжелым взглядом Дова невольно осеклась. Надо было успокоиться: в конце концов, я сама сделала все необходимое, чтобы оказаться в этом странном доме, населенным такими же странными мужчинами.
— Простите… По всей видимости, вы правы.
— Тогда рассказывайте все по порядку, Вэл. Постарайтесь ничего не упустить…
Почему-то мне казалось, что подробное описание бед, свалившихся за последние дни, не уложится и в двухчасовом монологе. И потому я была искренне потрясена, когда в течение каких-то пяти минут рассказала Дову все.
Или почти все…
— Ну что ж, — седой откинулся на спинку стула. — Теперь, во всяком случае, мне понятны две вещи из трех: как вы вышли на нас и откуда взялся хвост…
— А откуда он, кстати, взялся?
— От бывшего коллеги вашего мужа, Вэл.
— Понятно…
В этот момент я представила себе, как ножницами вырезаю под корень плотоядный нос Бержерака и даже зажмурилась от удовольствия.
— А вот ответа на третий вопрос у меня нет. Пока нет, — добавил Дов и внимательно посмотрел на меня. Взгляд его черных глаз удивительно напоминал сразу два вопросительных знака.
— Вы подозреваете, что он есть у меня.
— Я очень надеюсь на это, Вэл.
— Что вас интересует?
— Зачем вы ввязались в это дело? И что вы хотите от нас?
— Можно я отвечу чуть позже?
— Почему?
— Хотелось бы самой задать несколько вопросов?
— Да, пожалуйста.
— Кто вы?
— Офицер разведки.
— Какой?
— Это так принципиально? — Дов пожал плечами.
— Иначе я бы не спрашивала.
— Вы попали в трудное положение, ведь так?
— Да.
— Вам нужна помощь, верно?
— Верно.
— И вы не знаете, где ее получить?
— Пока не знаю.
— Вполне возможно, вы рассчитываете получить ее здесь… — Дов широко развел руками. — Так стоит ли усложнять свою задачу вопросами несколько э-э-э… нескромного характера?
— Стоит, Дов… — Я выдавила из себя жалкое подобие улыбки, которая иной и быть не могла — на душе было тошно. — Прежде всего, мне важно знать, что я нахожусь среди друзей. Мне нужны гарантии, что дом, в котором я попала, не является конспиративной квартирой КГБ. Или советской военной разведки, что в данном случае не принципиально. Поскольку я имею опыт общения и с теми, и с другими, а хрен редьки не слаще…
— То есть, вы подозреваете, что я — сотрудник КГБ? — уточнил Дов с серьезным выражением лица.
— А я должна исключить такую вероятность?
— Но вы ведь сами позвонили нам. По телефону, который получили от своего приятеля.
— Мишин, увы, не Бог, — я пожала плечами. — Людям свойственно ошибаться.
— И потом, разве стали бы вы рассказывать все человеку, которому не доверяете?
— А что я такого вам рассказала?
— Ну, всю эту историю с письмом, подробности покушения на вашего мужа…
— А чем я рисковала? И то, и другое, как мне кажется, сделано одним руками. Если вы один из них, то ничего нового я вам не сообщила, не так ли?
— Логично, — Дов кивнул.
— И?..
— Вам нужны доказательства моей непричастности к советским разведслужбам?
— Была бы вам очень признательна, Дов.
— Ну, хорошо… — Дов чуть придвинулся к столу. — Вы помните людей, с которыми в семьдесят восьмом году, зимой… м-м-м… провели вместе несколько дней.