Валентина Мальцева - КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2
— Понятно, — устало кивнула я.
— Непосредственно в помещении банка будет находиться несколько наших людей. Упаси вас Господь, Мальцева, даже подумать о том, чтобы наставить нам рога! Вы получите пулю в лоб тут же, на месте, без предупреждений!.. Сделайте все, как я прошу, и обещаю вам: сегодня же вы будете посажены на самолет и отправлены в Буэнос-Айрес. Вопросы есть?
— А где же слово офицера?
— Что? — окрысилась Белинда.
— Всякий раз, когда ваши коллеги мне что-то обещали, они неизменно заканчивали фразой «Слово офицера». Вы что, Белинда, младший сержант?
— Господи, — вздохнула Белинда и театрально закатила свои персидские глаза. — И почему я должна терпеть это?
— Потому, что вы в нем родились, девушка, — тихо ответила я. — А от родства не отказываются…
— Мы еще вернемся к этому вопросу, — многозначительно пообещала Белинда. При этом выражение ее глаз настолько красноречиво отражало внутреннее кипение души, что я почти осязаемо представила себе эту сцену возвращения и вздрогнула.
— Вперед! — приказала Белинда и легонько подтолкнула меня в спину. — И не мешкайте, пожалуйста!..
Отрабатывая этот момент, Паулина не исключала, что одну меня в банк не отпустят. «Мнительность русских — это нечто, Валечка, — вспомнила я ее убаюкивающие интонации. — Советские агенты, должна вам сказать, в профессиональном плане подготовлены просто великолепно. Скорее всего, речь идет о лучшей школе в мире. Но проваливаются они только из-за своей мнительности. Представьте себе, в шестидесятых годах во Франции «сгорел» опытнейший советский крот, проработавший в стране больше десяти лет ни много ни мало в оборонной промышленности. Находясь в отпуске с семьей, — кажется, в Бельгии, — этот господин отдал в ателье фотопленку для проявки, и когда пришел ее забирать, хозяин попросил его расписаться на бланке получения. И вот тут-то крота заклинило. Во Франции никто никогда не требовал подписи на бланках. И он извел хозяина вопросами: зачем это надо? чего вдруг? в чем необходимость такой процедуры? и т. д. Это был вообще роковой день, поскольку в это же время в лавку случайно зашел сотрудник бельгийской контрразведки. Поведение капризного заказчика показалось ему настолько странным и неестественным, что, вернувшись на работу, он тут же стал наводить справки о странном иностранце. Короче, через два месяца его полностью «размотали». Я читала протоколы его допросов, Валечка. Этот парень так и не поверил, что истинной причиной его провала была глупейшая обывательская мнительность… Так вот, если кто-то из ваших провожатых захочет вместе с вами заявиться в абонентный отдел банка, ни в коем случае не протестуйте. Пусть себе идут. Все равно, по существующим в банках правилам, только вы и ответственный сотрудник банка имеют право войти в бронированный отсек и вскрыть свой ящик… Вашего провожатого просто выставят за дверь».
Наверное, эта история с советским агентом, завалившимся в бельгийской фотомастерской, имела широкое хождение в шпионских кругах, ибо ни Белинда, ни ее волоокий оруженосец так ни разу и не сказали, что отправятся в банк за компанию со мной. Видимо, они хорошо изучили внутренние правила «Стернер Иншуренз бэнк»…
Действуя по инструкции, я зашла под мраморную сень солидного трехэтажного здания в стиле барокко и сразу же направилась к втиснутому в золоченую рамку багета окошечку с надписью «Information».
— Слушаю вас, мадам?
— Мне нужен господин Эверт. Роберт Эверт.
— Второй этаж, первая дверь налево.
— Благодарю…
На обильно украшенных бронзовыми завитушками створках лифта висела прозаическая белая табличка с надписью: «Временно не работает. Извините!»
Поднимаясь по широкой мраморной лестнице, перила которой украшали расставленные на дистанции нескольких метров друг от друга старинные венецианские фонари на изящных мраморных опорах, я совершенно некстати подумала, что в Советском Союзе такие здания обычно отдают пионерам и школьникам. Хотя, кто знает, может быть, принадлежи такие здания частным банкам, советские пионеры и школьники, а точнее, их замотанные в поисках денег и дефицита родители, были бы чуть богаче и счастливее…
Описание девушки из службы информации оказалось точным: первую же дверь налево, на восемьдесят процентов состоявшую из очень красивого, рифленого стекла с тонкими хрустальными прожилками, украшала солидная бронзовая табличка, на которой было выгравировано готическим шрифтом, но по-английски:
«Д-р Роберт Эверт, менеджер».
Я потянула бронзовую ручку вниз и вошла.
В пяти метрах от меня, за огромным письменным столом, сидел постаревший лет на пятнадцать… Юджин Спарк собственной персоной. Последнее, что я успела запомнить в этой сюрреалистический картине перед тем, как грохнулась на ковер без признаков жизни, был матовый плафон многорожковой люстры под лепным потолком, который на глазах раскатался в лист ослепительно белой бумаги…
Придя в себя, я увидела, что сижу в глубоком кресле, на подлокотнике которого удобно расположился Юджин и одной рукой обмахивал меня сложенной вчетверо газетой, а второй беспомощно гладил по голове.
— Вэл? — он спросил тихо и по-русски. — Ты как?
— А ты? — Мне с трудом удалось разлепить губы. Руки и ноги полностью отказывались подчиняться.
— Ты почему такая слабонервная?
— А ты почему так постарел?
— Я не постарел… Это просто грим.
— Зачем? Ты что, работаешь в театре?
— Ты очень тупая девочка… — Он наклонился и поцеловал меня в мочку уха.
— Где ты был, урод? — я задала вопрос шепотом вовсе не из соображений конспирации, а потому, что горло наотрез отказывалось пропускать полноценные звуки. — Куда ты запропастился, подлый мужчина? Ты меня бросил, как последнюю шлюху, даже не сказав, что бросаешь!.. Бросил одну, в гостинице, на каких-то типов, которых я в глаза не знаю!.. Я тебя ненавижу, подлый тип, изменник, шлендра!..
— Объясни последнее слово, я не совсем понял, что ты имеешь в виду?
— Эта сука мне ничего не сказала, — шептала я, все еще не веря, что рядом со мной сидит действительно ОН. — Знала ведь, гадина, и не сказала. Психолог, мать ее русскую!..
— О ком ты?
— О Паулине.
— Она тебя любит.
— А я ее ненавижу!.. Ты почему улыбаешься?
Он опять склонился к моему уху и прошептал:
— Я бы плакал, если бы ты умерла…
— Не дождешься! — огрызнулась я, приникая к родному лицу.
— Надеюсь, — прошептал он и выпрямился. — У нас нет времени, Вэл.
— Опять?!
— Я потом все объясню.
— Значит, ты все?..
— Да, родная. Так было решено с самого начала… — Он окинул меня внимательным взглядом. — Я тебя не очень огорчу, если спрошу, где ты выкопала этот наряд?
— Не нравится?
— Ты похожа в нем на дорогую проститутку.
— Я же не спрашиваю тебя, когда ты успел постареть и стать доктором Робертом Эвертом.
— Ладно, потом разберемся…
Он стремительно вернулся к письменному столу, выдвинул ящик, вытащил засургученный пакет и протянул его мне:
— Возьми, Вэл. Положи его в сумку. И иди туда, куда должна идти. Ничего не бойся, родная. Все уже почти позади…
— Ты опять куда-то отправляешь меня, — пробормотала я, глотая слезы. — У тебя вообще нет сердца, да? У этого дебила пистолет… Эта сучка обещала мне вырвать носоглотку…
— Господи, Вэл, что случилось с твоими мозгами? — Он вернулся к креслу, схватил меня за плечи и прижал к себе. — Ну, подумай, родная! Раз я здесь, с тобой, разве я могу допустить, чтобы тебе причинили даже крупицу боли? О какой носоглотке ты говоришь?! Тебе больше ничего не грозит! Ни-че-го! Осталось сделать только то, о чем я тебе прошу: вытереть слезы, спокойно подойти к тем, кто тебя послал сюда, и передать им этот пакет. Все! Верь мне, любимая, это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО все! Я клянусь моей любовью к тебе, моей жизнью!..
— Раньше ты говорил, что это одно и то же, — пробормотала я, чувствуя, как ворсинки его пиджака щекочут нос.
— Не придирайся к словам!
