Зима Скорпиона - Каплан Эндрю
— Илько прав. Так лучше, — сказала она.
Пришла ассистентка, принесла чай и стала делать макияж Ирине. Скорпион еще раз посмотрел на часы. Что-то стало его тревожить. Дело почти закончено, убеждал он себя, но инстинкт подсказывал ему, что не все ладно. Снаружи доносились какие-то звуки.
— Что это? — спросил он.
— Они почти подготовились, — сказала ассистентка. — Осталось всего пять минут.
Скорпион прислушался и понял, что за дверью были люди. Он потянулся за пистолетом, но дверь внезапно распахнулась, и в комнату ворвалось человек шесть спецназовцев СБУ в полном боевом снаряжении, с оружием, направленным на них с Ириной. Скорпион понял, что, даже успей он среагировать, они с Ириной почти наверняка были бы убиты. Двое схватили Скорпиона и повалили на пол лицом вниз. Краем глаза он увидел, что так же обошлись с Ириной и ассистенткой. Он почувствовал, что его обшарили, а кто-то пнул его по ребрам. Его пистолет выхватили из кобуры, а руки стянули за спиной пластиковыми наручниками. Ирина лежала рядом с ним, ее держали двое спецназовцев.
В комнату, держа в руке пистолет, вошел их командир. Даже лежа на полу, с шеей, плотно придавленной коленом спецназовца, Скорпион узнал его. Щека и нос этого человека еще были опухшими и синели от ударов Скорпиона.
Это был Кулаков.
35
Лукьяновка,
Киев, Украина
Вопли отдавались эхом от стен. Скорпион не мог понять, ни откуда они доносились, ни даже того, мужчина их издавал или женщина. Казалось, что они звучат уже много часов, хотя Скорпион знал, что это могут быть всего лишь минуты. Он потерял чувство времени, контроль над своим телом, ощущая только унижение и боль. «Отзывы субъектов регулярно подтверждают, что ожидание мучений хуже самих мучений», — вспомнил Скорпион сержанта Фолко, который цитировал КУБАРК — пособие ЦРУ по проведению допросов.
С этим коротко стриженым толстомордым сержантом с массивными плечами и бычьей шеей, стучавшим по столу резиновой дубинкой, Скорпион сталкивался в Форт-Брэгге, в Северной Каролине, когда проходил подготовку по программе уровня С Школы выживания, а потом в «Дельте». Правила уровня С Школы выживания позволяли допрашивающему ломать не больше одной крупной или двух мелких костей. Пять суток подряд Скорпион находился под неусыпным вниманием сержанта Фолко.
Да, забыть этого человека нелегко.
Вопли стихли. Какое-то время ничего не было слышно, и вдруг тишину разорвал ужасный пронзительный крик. «Это женщина, — подумал Скорпион, — несомненно, женщина». Потом он понял: его хотят заставить думать, что это Ирина.
Возможно, так оно и было.
Скорпион, голый, с руками, стянутыми за спиной пластиковыми путами, и коленями, прижатыми к животу, сидел в крошечной камере. Она была такой тесной, что распрямить какую-либо часть тела было невозможно. Боль в коленях, плечах, спине и шее становилась нестерпимой. Вскоре он будет вынужден привалиться к стене, и это будет еще хуже.
Камера была бетонной, с черными стенами и невероятно холодной. Его привезли в эту тюрьму со связанными за спиной руками, и Кулаков с улыбкой наблюдал, как эсбэушники по очереди начали бить его резиновыми дубинками. Один подошел слишком близко, и Скорпион чуть не снес ему голову ударом пятки из арсенала бразильского боевого искусства капоэйра, тот отлетел на пол. Потом он ударил головой другого и уже взялся было за третьего, но Кулаков позвал подмогу, и примчались еще трое, размахивая дубинками. Один из них уложил Скорпиона ударом по гениталиям.
Обозленные тем, что от него досталось двум их товарищам, они избили его так, что болело все тело. «Но дело стоило того, — думал он, — стоило дать им понять, что я не целиком в их власти». Боль, однако, была очень сильной. Хотя, что хуже — эта боль, распухшие суставы, гематомы или холод, было непонятно.
«Холод», — решил он. Он дрожал и боялся переохлаждения, которое, как он помнил, наступает, когда температура тела падает ниже тридцати пяти градусов. Его дыхание становилось поверхностным. Он понимал, что ему нужно собраться с мыслями, пока холод не отключил его сознания.
«Рано или поздно вы сломаетесь. Ломаются все», — говорил сержант Фолко. Это состязание между допрашивающим и допрашиваемым. Между ним и Кулаковым. Кулакову нужно признание. Если он не добьется признания от него, Скорпиона, он постарается выбить его из Ирины.
Он попытался прикинуть, сможет ли она выстоять. Насколько жестоки они будут к ней? Будут ли они насиловать ее? «Могут», — подумал он. Как он справится с этим? Он старался не думать об этом. Если они останутся в живых, а такая возможность, во всяком случае, по отношению к нему, представлялась почти невероятной, примет ли он ее? Если даже примет, согласится ли она на это? «Я в мире сновидений, — говорил он себе. — Очень холодно. За меня думают холод, боль и крики. Нет, — решил он, я приму ее, что бы они с ней ни сделали. И если даже она не сломается, а она будет держаться из всех сил, в этом я не сомневаюсь, хотя сил у нее может не хватить, то у Кулакова есть еще Алена. Так что нужные признания он получит».
Итак, какими же возможностями он, Скорпион, располагает? У Кулакова есть два сдерживающих фактора. Он не может допустить, чтобы Скорпион умер, так как его нужно предъявить русским. Признания одной Ирины ему будет недостаточно. Ему необходимо и признание Скорпиона. Они будут стараться использовать Скорпиона и Ирину друг против друга.
«Все дело в страхе и боли, — говорил им сержант Фолко в том учебном, но слишком реальном концлагере. — В какой-то момент остается только боль. Запачкано будет все: ваша жена, ваша мать, ваша страна, ваш Бог. Вы можете думать, что это не подействует. Еще как подействует. Вам нужно держаться одной мысли. Только одной: „Я должен выдержать“. Верьте мне, я требую, — сказал он, грохнув по столу резиновой дубинкой. — Пока я не расстанусь с вами, единственный, кому вы должны верить, это я».
Это будет одна его идея — Кулакову не нужна его смерть.
Закричал кто-то снова, или этот звук лишь у него в мозгу? Он не был уверен и попытался пошевелить головой. Замерзающие клетки его мозга отказывались думать. «Холод не имеет значения», — сказал он себе. Он вспомнил, что когда-то в детстве шейх Заид отправил его одного на три дня в пустыню, одетым только в балахон thawb и вооруженным только ножом: это было частью воспитания его как мужчины племени мутайр.
Дело было зимой, а ночная температура в северной пустыне опускается до минус 18 °C. Он вспомнил, как лежал на песке, глядя на звезды, которые сверкали, как кристаллики льда. Было очень холодно, он дрожал в своем балахоне и не мог уснуть. Всюду, куда хватал глаз, не было ни единого живого существа, ни единого предмета. Он был голоден и совершенно одинок. Ближайшими источниками света были звезды.
— Как мне перенести жару и холод? — спросил он шейха Заида перед уходом.
— Терпи, — ответил шейх Заид. — Помни, Аллах милосерден. Боль всегда заканчивается. Умрешь ли ты или, по воле Аллаха, увидишь Солнце, боль в любом случае закончится.
Скорпион смотрел в темноту своей камеры и видел звезды. Его сознание начинало расплываться. Он изо всех сил старался сохранить его ясным. Множество вопросов оставались открытыми. Началась ли война? Ни взрывов, ни сирен воздушной тревоги слышно не было. Возможно, было обнаружено его видео в YouTube или Ахнецов сделал свое дело. А может быть, воздушная атака идет прямо сейчас, только за толстыми стенами тюрьмы в Лукьяновке ее не слышно.
Что случилось с Аленой? А с Ириной? Отступятся ли они от него? Как СБУ узнала, что они на телестудии? Он был уверен, что «хвоста» за ними не было. Кто же предал, Ахнецов? Или кто-то из телевизионщиков? Или даже Кожановский? Кто-то ведь сообщил в СБУ об их предстоящем выступлении. Но кто? Кому было выгодно не допустить выхода этой телепередачи?
Горобцу? Гаврилову и СВР? Но как они могли узнать о готовящемся эфире, о том, где находится Ирина? А они знали. Кулаков лично явился на телестудию с командой спецназа именно потому, что знал. Но откуда? Было похоже, что существовал еще какой-то невидимый участник игры. Но как это могло быть?
