Чингиз Абдуллаев - Срок приговоренных
— Я видел вашего задержанного, — сообщил Кимелеву.
— Теперь-то поверили?
— Вы, кажется, не любитель спиртного? — заметил подполковник.
— Я вообще не пью, — заявил Кимелев. — У меня язва. А почему вы спрашиваете? Он рассказал мне, как угнал грузовик. Во всех подробностях.
— Он только что вышел из запоя, — сообщил подполковник. — Это же написано на его физиономии. Вы ошиблись, Кимелев. Он в таком состоянии не смог бы сесть за руль.
— Поэтому он и перевернулся, — не сдавался Кимелев. — Вы же сами говорите, что он был вдребезги пьян.
— А как он попал туда? — спросил подполковник. — От гаража до места аварии около пятнадцати минут езды. Думаете, он мог проехать такое расстояние?
Кимелев молчал. Он уже понял, что несколько поторопился с выводами.
— Вам его подставили, — продолжал Демидов. — А у наших офицеров нет мании преследования. Мы просто не любим, когда нас убивают. До свидания.
Подполковник бросил трубку на рычаг. Потом решил позвонить Чупикову. Он вышел из кабинета, прошел в конец коридора и позвонил из инспекции по делам несовершеннолетних, так как опасался, что его телефон и телефоны его сотрудников прослушивают.
— Есть результаты? — спросил Демидов.
— Кое-что, — ответил Чупиков. — Рауль обещал дать точный ответ завтра.
— Завтра уже суббота, — напомнил подполковник. — Ты знаешь, сколько у нас остается дней?
— Помню. Ты проверил группы?
— Завтра, — сообщил Демидов. — В понедельник и во вторник вылетают четыре туристические группы. По две каждый день. Наши «клиенты» уже наверняка обзавелись билетами. Завтра мы будем знать фамилии, на которые выписаны билеты.
— Завтра уже суббота, — повторил Чупиков слова Демидова. — Можем не успеть.
— Надеюсь, успеем. Ты нашего знакомого береги, — посоветовал на прощание подполковник. — Он у нас самый важный свидетель.
— А ты себя, — сказал Чупиков. — Ты у меня самый лучший друг.
Рассказ пятнадцатый
Я стоял около дома и ждал. Начинался дождь, но я не обращал на него внимания. Мне отчасти повезло. Облонков жил в старом сталинском доме, в котором не было постоянного дежурного сотрудника милиции. Если бы он получил квартиру в одном из наших новых домов, то у дома обязательно находилась бы будка дежурного. Впрочем, эта будка не спасла Виталика. Я все время думал об этом. Почему дежурный не остановил убийцу? Если он видел незнакомца, то обязан был хотя бы поинтересоваться, куда тот идет. Или, может, поинтересовался и незнакомец показал ему удостоверение? Виталика все знали в лицо. Дежурные знали, что он часто приходит ко мне в гости. А убийца? Как он прошел? Или он тоже часто приходил ко мне в гости? А если не ко мне, то к кому же он приходил? И кем был неизвестный, появившийся у нас вечером для того, чтобы выстрелить мне в спину?
Я намеревался выяснить все это, поэтому и мерз, стоя под деревьями и поглядывая на часы. По сложившейся традиции наши руководители служб и отделов уходили с работы около восьми часов вечера. И я хотел войти в подъезд, чтобы дождаться Облонкова и выяснить все, что следовало. Признаюсь, я был настроен решительно. Весьма решительно. Пистолет лежал у меня в кобуре, и я не сомневался, что в случае необходимости применю оружие. После смерти Виталика я был готов на все.
С тех пор как мы расстались с Сашей Лобановым, прошло больше шести часов. Я два раза включал телефон, ровно через три часа и ровно на пять минут. Но он молчал. И я отключался. Следующее включение должно было состояться уже поздно вечером. Возможно, у Лобанова появится какая-нибудь информация. Я просчитал все варианты и понимал, что он не сможет сразу попасть на прием к прокурору города: тот вряд ли отложил бы из-за Лобанова все свои дела.
Вспоминая тот вечер, я все больше убеждаюсь в том, что бывают ситуации, когда нам не предоставляется право выбора. Вернее, выбор наш очень ограничен. То есть такое понятие, как судьба, безусловно, существует. После всех своих приключений я стал фаталистом и теперь даже абсолютное зло рассматриваю как необходимость, нечто, способствующее развитию человеческой цивилизации.
В половине восьмого я вошел в подъезд. Меня неприятно удивили его размеры — здесь могло поместиться человек тридцать-сорок. А может, и больше. В сталинские времена дома строили с размахом, не жалели квадратных метров на разного рода «архитектурные излишества». К счастью, на первом этаже не было квартир и я мог спокойно здесь обосноваться. Но как раз в это время усилился поток жильцов, возвращавшихся с работы. Поэтому, просмотрев список жильцов, я нашел фамилию Облонкова, поднялся на лифте на одиннадцатый этаж.
Выйдя из кабины, я осмотрел лестничную площадку, на которой находились три квартиры. На одиннадцатый этаж Облонков наверняка не станет подниматься пешком. Значит, нужно исходить из того, что он выйдет из лифта. В таком случае следовало точно знать время его прихода. Я подошел к окну. Нет, отсюда ничего не углядишь. А дежурить у лифта, рискуя нарваться на соседей, — просто глупо. Следовательно, весь мой план ни к черту не годится.
Я спустился вниз, хотя мне очень не хотелось покидать теплый, уютный подъезд. На улице дождь усиливался. Я вспомнил, что Облонков обычно приезжает на работу на своем «Рено». Интересно, откуда у него деньги на такую машину? Почему до сих пор считается неприличным спрашивать у чиновников, находящихся на государственной службе, откуда у них деньги на покупку квартир и постройку загородных дач? Откуда у них деньги на отдых на шикарных курортах? На дорогие машины? И можно ли верить в сказку про акции, которые якобы имеются у некоторых чиновников? Может, все проще, гораздо проще?
Впрочем, меня подобные вопросы не очень-то волновали. Если могут, пусть делают что хотят. Мне важно найти убийцу, вернуть свои деньги и помочь Игорю. Ни политика, ни криминальная сторона дела меня не интересуют. Главное — найти убийцу и вернуть деньги.
Если Облонков приезжает на своем автомобиле, значит, он поедет на стоянку, которая находится недалеко от дома. Поэтому лучше ждать его там.
Я так и поступил. Выбрал наиболее удобную позицию для наблюдения и целый час стоял под дождем, ждал, когда он подъедет. Облонков приехал в десятом часу, я сразу узнал его машину. Он еще выруливал на стоянку, а я уже спешил к его дому. Хотя я промок до нитки, меня вполне устраивало то обстоятельство, что он вернулся так поздно: меньше людей будет в подъезде.
Поднявшись наверх, я спрятался за угол, чтобы увидеть его, как только он шагнет к своей двери. Мне было важно опередить его, заговорить с ним до того, как он позвонит.
Наконец лифт начал подниматься. При этом он как-то натужно гудел — казалось, вот-вот остановится. Но вот кабина наконец достигла одиннадцатого этажа, и двери открылись. Вытащив пистолет, я уже приготовился выйти из-за угла, но в последнюю секунду заметил, что передо мной не Облонков, а женщина, направляющаяся к двери соседней квартиры. Я убрал оружие. Вернее, просто отбросил пистолет на лестницу, когда она подошла ко мне.
— Добрый вечер, — сказал я, улыбаясь. — Вечно все у меня из рук валится.
— Здравствуйте, — ответила женщина; ей было за шестьдесят. — Вы к соседям?
— Нет, я на двенадцатый. Принес вот слесарные инструменты, а они вывалились из рук. Но ничего страшного, я подниму.
Женщина кивнула и открыла дверь своей квартиры.
На мое счастье, пистолет не выстрелил — я не стал снимать его с предохранителя, видимо, сказалась выучка офицера КГБ.
Кабина лифта опустилась, затем снова поползла вверх. Я замер в ожидании, надеясь, что на сей раз мне повезет. Но кабина остановилась где-то внизу, этаже на шестом. Потом еще дважды кабина опускалась вниз, но каждый раз не доезжала до одиннадцатого этажа. Казалось, каждый толчок лифта отдается у меня в голове. К тому времени, очевидно, действие уколов, сделанных мне Андреем, начало проходить и голова болела все сильнее. Я сжимал в руке рукоять пистолета, когда кабина снова начала подниматься. Она поднималась все выше и выше. Я уже не сомневался, что лифт остановится именно на одиннадцатом этаже. Так и случилось. Кабина замерла. Затем двери открылись, и я увидел спину Облонкова, шагнувшего к своей квартире. Он собирался позвонить, когда я негромко сказал:
— Привет.
Он резко обернулся. И тотчас же увидел пистолет в моей руке. Облонков понял, что ему не опередить меня; даже если он был вооружен, все равно не успел бы выхватить оружие — на него смотрело дуло моего пистолета. Я заметил, что он испугался. Губы его подрагивали.
— Что с вами? — спросил Облонков. — Вы заболели? Мне сообщили, что вчера у вас был нервный срыв. И что это… игра с оружием?
— Успокойтесь, — посоветовал я. — И отойдите от своей двери. Идите сюда, ближе. Побыстрее.