Виктор Левашов - Заговор патриотов (Провокация)
Роза Марковна оказалась грузной седой еврейкой в бесформенной черной хламиде до пят. Ей было, пожалуй, под шестьдесят. В молодости она была, вероятно, красавицей. Остатки былой красоты и сейчас сохранились на ее высокомерном патрицианском лице. Выражение «сука страшная» подходило к ней как нельзя лучше, потому что она была лишена главного, что делает женщину женщиной, — сентиментальности.
При ее появлении Томас встал, как и полагается воспитанному человеку при появлении дамы, и слегка поклонился. Сочтя свои светские обязанности на этом исполненными, он опустился в кресло, с любопытством ожидая, что будет дальше.
— Томас Ребане, — представил его Краб. — Мой старый друг.
Роза Марковна внимательно посмотрела на Томаса. Очень внимательно. Гораздо внимательней, чем того требовали обстоятельства. Томас даже почувствовал себя неуютно под ее взглядом.
— Мечтает о политической карьере, — продолжал Краб. — Как, по-вашему, есть у него шансы?
Она без приглашения подошла к бару, плеснула в бокал джина «Бефитер». Водрузив толстый зад на край журнального стола, сделала глоток, закурила коричневую сигарету «More» и только после этого, как бы приведя себя в рабочее состояние, кивнула Томасу:
— Встаньте, молодой человек. Повернитесь. Пройдите до окна и обратно. Еще раз — медленней. Спасибо, — сказала она, когда Томас исполнил ее приказы. — А теперь скажите что-нибудь.
— Что? — спросил Томас.
— Да любую глупость, потому что ничего умного вы не сможете сказать при всем желании.
Томас разозлился.
— Мадам, — галантно обратился он к этой старой суке. — Вам, вероятно, кажется, что у меня не много принципов. Но теми, что есть, я дорожу. И потому я не могу ответить вам так, как вы того заслуживаете.
Роза Марковна усмехнулась.
— Неплохо, — оценила она. — Еще что-нибудь. Можно не обо мне.
— О политике, — подсказал Краб. — Запузырь что-нибудь забойное.
— Стас Анвельт! — неодобрительно произнесла Роза Марковна.
— Извиняюсь, — спохватился Краб. — Я имел в виду: пусть скажет что-нибудь о политике.
— О политике? — переспросил Томас. — Ноу проблем. Господа депутаты! Я убежден и хочу убедить в этом всех вас, что любые намерения правительства сделать что-либо для блага народа должны пресекаться в самом зародыше и даже рассматриваться как государственное преступление. Ибо все, что правительство делает для блага народа, оборачивается бедами для народа. И чем энергичней действия правительства, тем больше они приносят бедствий. Таков опыт нашей новейшей истории, таков опыт наших прибалтийских соседей, таков опыт России. Правительство национального бездействия — вот каким я вижу наш высший орган исполнительной власти.
Роза Марковна засмеялась.
— Очень неплохо. Даже не ожидала. А по психофизике — классический эстонский тип: судак снулый. Оказывается, если ему задницу подскипидарить, можно что-то и выжать. Но нельзя же скипидарить все время.
— Почему нельзя? — возразил Краб. — Все можно, если нужно.
— Нет, Анвельт. Для политического деятеля главное — воля к власти. А у вашего друга воля только выпить и затащить в постель какую-нибудь шлюху. Я могу, конечно, с ним поработать, но результата не гарантирую.
— Поработайте, — кивнул Краб. — Считайте, что это моя личная просьба.
— Цель?
— Парламент.
— Серьезное дело, — заметила Роза Марковна и обратилась к Томасу: — Судимости? Отсидки? Только не врите.
— Была одна, — ответил за Томаса Краб. — По сто сорок седьмой, полгода.
Роза Марковна допила джин и безнадежно махнула рукой.
— С этого надо было начинать! Парламент! Какой парламент? Со статьей о мошенничестве? Он проиграет выборы последнему дебилу!
— Можно представить это как преследование КГБ, — предложил Краб. — За все эти дела: права человека и все такое.
— Пустой номер. Диссидентам давали 70-ю. И они все друг друга знают. В России это могло бы пройти, у нас — нет. Так что политическая карьера вашего друга закончилась, не начавшись. Но он, как мне кажется, не очень этим расстроен. Не так ли, Томас?
— А с чего мне расстраиваться? — ответил Томас. — Расстраиваются, когда что-то теряют. А у меня и не было ничего. Так что ничего я и не потерял, — заключил он и махнул еще «Джонни Уокера», проявив тем самым верно подмеченную Розой Марковной волю к этому делу.
— Да и правильно, — одобрил Краб. — Ну их в баню с их парламентом. Только штаны просиживать. Мы тебе другое дело найдем. К чему бы нам его приспособить, Роза Марковна?
— Право, не знаю.
— Не знаете? — удивился Краб. — Да вы только на него посмотрите! Красивый эстонский парень! Национальный кадр! И для такого кадра у нас не найдется дела?
— Во-первых, давно уже не парень, — ответила Роза Марковна. — Насчет красивый — тоже большой вопрос. Я бы сказала так: импозантный эстонский мужчина. Не первой свежести, но еще ничего. Собственно, в этом качестве мы и можем его использовать. Через месяц приезжает эта старая выдра из Гамбурга. Томас, пожалуй, сможет произвести на нее впечатление. Это облегчит наши переговоры.
— Класс! — восхитился Краб. — Что для этого надо?
Роза Марковна критически оглядела Томаса.
— Не так уж и много. Приодеть. Прическу у хорошего мастера. Немного загара в солярии. И поработать над имиджем. Я бы сделала его художником-абстракционистом. Просвещенные западные дамы любят искусство. Во всяком случае, делают вид, что любят.
— Я — художник? — поразился Томас. — Да я зайца нарисовать не смогу! Уши смогу, а остальное — нет.
— Ты не расслышал, — объяснил Краб. — Тебе сказано: художником-абстракционистом. Неужели не сможешь наляпать такой вот херни? — кивнул он на картины в простенках.
— Стас Анвельт, это же Кандинский, — укоризненно заметила Роза Марковна.
Краб отмахнулся:
— Это вы знаете, что Кандинский. И я знаю, потому как платил. А кто не знает, тому это просто мазня. Вот и наляпаешь такой же мазни.
— Лучше пойти в Академию художеств и купить у студентов их работы, — посоветовала Роза Марковна. — Не думаю, что они будут заламывать цены.
— Тоже верно, — одобрил Краб.
— И я, значит, должен буду охмурить эту даму из Гамбурга, чтобы облегчить вам переговоры? — уточнил Томас.
— Вник, — подтвердил Краб.
Моральные принципы, которыми в своей жизни руководствовался Томас, были достаточно эластичными и легко трансформировались под влиянием обстоятельств. Поэтому предложение Краба не вызвало в его душе протеста. Но он почувствовал, что если сейчас ответит согласием, то невозвратимо уронит себя в глазах не только этой старой падлы, но и самого Краба. Поэтому он ответил холодно и с достоинством:
— Ты предлагаешь мне то, что я умею делать и без твоих советов.
— Другие бабки, — заметил Краб.
— Не имеет значения. Это не дело. Это удовольствие. Или необходимость. А я пришел к тебе за советом о деле.
— Значит, нет? — спросил Краб.
— Нет, — подтвердил Томас.
— Роза Марковна, спасибо. Извиняйте, что побеспокоил зазря.
— "Извиняйте зазря", — брезгливо повторила Роза Марковна. — Вы бы еще добавили «бляха-муха».
— Прошу извинить, — поспешно поправился Краб и даже сделал такое движение, будто собирался привстать с дивана. — Благодарю вас за консультацию. Не смею более задерживать.
— Так-то лучше, — кивнула Роза Марковна, сползла со стола и направилась к выходу. С полдороги обернулась и вновь, как при знакомстве, как-то особенно внимательно посмотрела на Томаса.
— А вы мне понравились, молодой человек. И даже не совсем понимаю чем. Если смогу быть вам полезна — не стесняйтесь. Скажите, Альфонс Ребане — знакомо вам это имя?
— Альфонс Ребане? — переспросил Томас. — Нет.
— Может быть, это ваш дядя, дед или какой-нибудь родственник?
— Нет, — повторил Томас. — Никогда о нем не слышал. А кто он такой?
— Вы не знаете?
— Нет.
— Тогда и не нужно вам этого знать, — сказала Роза Марковна и вышла.
— Знаешь, сколько я ей плачу? — спросил Краб. — По четыре штуки баксов в месяц. Я ее переманил из Академии наук, когда там все накрылось. Ее блатовали в одну очень серьезную фирму, предлагали три штуки. Но я перебил. И она стоит этих бабок. Надо же, понравился ты ей. Ей мало кто нравится. Даже со мной разговаривает через губу. Ладно. Чего же тебе, блин, присоветовать? Ничего даже в башку не приходит.
— Да ничего и не надо, — легко отмахнулся Томас. — Не приходит — значит, не приходит. Давай дернем еще по одной, да я пойду, не буду отвлекать тебя от бизнеса.
— Погоди нарез?аться, это успеется, — остановил его Краб. — Нет, Фитиль, не могу я тебя так отпустить. Ты пришел ко мне за советом, оказал уважение. И как ты меня отмазал от сто сорок седьмой, это я тоже помню. Ладно, дам тебе наколку. На серьезный бизнес. На очень серьезный. Сделай вот что. Поезжай в Россию и купи там двухкомнатную квартиру. Где-нибудь в Рязани, в Туле, под Питером. Все равно где. Только не в Питере и не в Москве, там дорого. Хату купи самую дешевую. Потом дашь объявление в наших газетах, в русских: «Меняю двухкомнатную в России на двухкомнатную в Таллине». Вник?
