Сергей Трухтин - РОССИЯ: СТРАТЕГИЯ СИЛЫ
Закономерно мы приходим к вопросу об институте, функция которого заключается в выражении национальной самобытности страны, в конечном счете, в выражении ее индивидуальной общественной морали. Какова сущность этого института? Представляется, что наилучшим для России вариантом была бы конституционная наследуемая монархия. В последнее время голос в пользу этого института звучит все сильнее и увереннее, и думается, что не за горами тот час, когда Россия станет империей не только де-факто, но и де-юре. Действительно, это отвечало бы ее многовековой традиции, прерванной в 1917 г. Монарх, с детства воспитанный в духе ответственности за судьбу России, совершенно естественно с большим пониманием и ответственностью будет относиться к своему делу, нежели кто иной, с другой историей воспитания. А задача у монарха одна: быть моральным лидером. Опыт Японии, Великобритании, Испании и т.д., где уже много десятилетий или даже столетий успешно действует конституционная монархия, показывает ее эффективность во всех отношениях. Так, в Великобритании существование этого института позволяет несколько ограничивать лишнюю растрату пассионарности и удлинить жизнь английского этноса, как-бы стабилизируя общество через консервацию традиций, среди которых монархия (пусть даже и конституционно ограниченная) стоит на особом месте. Не менее, а может даже и более важна конституционная монархия для Японии. Этот молодой этнос в первую половину XX в. сильно бурлил. Жесткое поражение во Второй мировой войне сделало возможным ввести форму правления, промежуточную между абсолютной монархией и демократией западного типа с мягкой властью. Эта форма, средняя по жесткости, в качестве обязательного элемента в своей структуре содержит конституционно ограниченного императора, роль которого заключается не в простой охране традиций, а в гораздо большем. Японский император является «символом государства и единства народа», или, иначе говоря, моральным лидером общества. Несменяемый император как-бы с высоты птичьего полета смотрит за ситуацией в стране и следит за тем, чтобы интересы народа не нарушались. Его функция отличается от роли конституционного суда, который лишь следит за формальным исполнением занесенных на бумагу правил поведения. Монарх же смотрит за той складывающейся жизненной реальностью, которая еще не успела кристаллизоваться в виде законов. Думается, что японский народ своими результатами в экономике не в последнюю очередь обязан монархической форме правления, которая способствует стабильности в обществе. Так почему бы и России со средним уровнем пассионарности не ввести у себя что-то подобное?
Очевидно, что первоначально монарх должен быть избираем только самим народом. Такая процедура будет означать, что люди сами согласны с системой самоограничивающейся демократии, они сами устанавливают себе это ограничение.
Конституционная монархия представляет собой ограниченную границу волеизъявления народа. Если угодно, несменяемый монарх в этой конструкции символизирует моральный стержень общества и его способность не опускаться до уровня толпы обывателей.
Введение конституционной монархии ограничивает демократию на эмоциональном уровне. Этого явно недостаточно. Поэтому логичен следующий шаг. Здесь естественным представляется увеличение срока исполнения своих обязанностей президентом. В последнее время этот вопрос широко обсуждается в средствах массовой информации. Думается, российская реальность не оставляет возможностей для того, чтобы пройти мимо него. В самом деле, разве существующий срок в четыре года может считаться вполне достаточным? Ведь в России проживают около 180 народов и народностей, которые придерживаются в своей культурной традиции нормам четырех основных конфессий (православное христианство, суннитский ислам, талмудический иудаизм, буддизм различных толков) и приспособили свой быт к весьма разным природным условиям: от низменностей и возвышенностей до гор Памира, Тянь-Шаня, Урала и Кавказа; от тундры и глубокого Севера до субтропического Краснодарского края; от заболоченных районов до пустынь; от мегаполисов, таких как Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород и др. до глухих деревень без газа и электричества. При этом следует учесть растянутость всей территории на 11 часовых поясов (от Сахалина до Калининградской области). Чтобы войти только в курс дела всего этого разнообразия, не говоря уже об эффективном управлении, вновь назначенному президенту потребуется около года. Внутриклановые (или, что почти то же, внутриполитические) противоречия еще больше увеличат срок вхождения президента в соответствующее «состояние сознания». Когда же, собственно, управлять, если нынешний срок его полномочий равен четырем годам? Полсрока он входит в ситуацию, а там не за горами и новые выборы, когда хочется думать не об управлении, а о предвыборной кампании с характерной для этого периода нестабильностью.
Следует подчеркнуть, что несколько меньшее количество политических свобод в России по сравнению с Западом не может выражаться в полном отказе от свобод. В частности, органы исполнительной власти в принципе должны быть сменяемы народом. Россияне это заслужили, так сказать, «заработали». Тоталитаризм приведет лишь к необходимости создания нового концентрационного лагеря на всей территории страны, где экономика не рентабельна, счастья нет и нет будущего. История СССР – тому доказательство. Страх наступить на старые грабли, думается, навсегда сделает принцип выборности власти основным в политическом устройстве России. Сейчас это страх по памяти, а потом будет страх по традиции.
Что же касается других атрибутов демократии, под которыми, после Ш. Монтескьё, обычно называют независимость судов и наличие законодательной ветви власти, то здесь мне не хочется впадать в потакание тем иллюзиям, что, будто бы это и в самом деле осуществимо в России в ближайшее время. Жизнь показывает, что, безусловно, такие институты весьма необходимы, но вот об их независимости говорить не приходится. Я имею в виду их реальную независимость – экономическую и, так сказать, физическую (боязнь за свою жизнь и жизнь своих близких). Можно лишь мечтать, стремиться к конструкции Монтескьё, понимая, что окончательно в России в ближайшие десятилетия она не осуществима.
Не столь высокий уровень политических свобод в России (как, скажем, в США) закономерен. Данный факт будет иметь место и в случае не принятия высказанных выше предложений. Например, уже в 2004 г. Кремль начал движение в сторону устранения федерализма и утверждения России как унитарного государства, введя закон о назначении руководителей субъектов Федерации. Это вполне ожидаемое и закономерное уменьшение политических свобод граждан и его логично компенсировать увеличением экономических свобод. А поскольку свобода есть возможность, то в России объективно следует ожидать увеличение экономических возможностей. Во первых, уменьшатся налоги, во вторых, произойдет постепенное подавление коррупции. А если этого не произойдет, то Россия не сможет быть Россией и как государство в перспективе перестанет существовать.
Здесь следует обратить внимание на важный момент экономических свобод – на собственность. Должна ли быть собственность абсолютной в российских условиях?
Сила собственности, если мне позволят так выразиться, не дается свыше, а есть результат договоренности различных сил, действующих в обществе, когда они входят во взаимное равновесие. Но о чем они должны договариваться между собой в первую очередь? О своей пользе. А что такое польза как не результат суммирования индивидуальных ощущений счастья, т.е. сложным образом выраженный результат учета различных, порой даже противоположных мнений относительно тех или иных вещей? Иными словами, разве польза – это не компромисс? Конечно, это компромисс, в котором нет крайностей. Но тогда и абсолютной силы собственности как одной из таких крайностей, тоже быть не должно. Абсолютная сила собственности, равно как и абсолютное ее бессилие в России порождает одно лишь несчастье. Зачем это нам? Зачем нам вариант коммунизма и зачем нам вариант капитализма эпохи 90-х годов XX в.? Это те крайности, от которых следует избавляться. Да здравствует золотая середина!
Золотая середина – это когда собственность на вещи, недвижимость (в том числе и на землю под зданиями и сооружениями), на средства производства, на финансовые инструменты имеется и может быть даже особо закреплена в Конституции. Но вот что касается пахотных земель, лесов, недр и крупных водных систем (моря, озера, реки, каналы), то здесь подход не должен быть примитивным и грубым. Надо сказать, что «земельные» законы, принятые в последние годы, вполне адекватны российской действительности и соответствуют предлагаемому здесь принципу «средней» силы собственности. В них достигнут тот компромисс, который диктуется историческим прошлым и актуальной угрозой потерять самостоятельность в своей стране вследствие скупки климатически комфортных территорий активными и обеспеченными пришельцами с юга.
