Энтони Бивор - В интересах государства
Странные все-таки у них убеждения. Он вспомнил, как наутро, сидя за столом в кухне, они обсуждали способы бегства; он тогда весело заметил, что всегда можно угнать самолет. И хотя все поняли, что он пошутил, Ева буквально вцепилась ему в горло: угон самолета противоречит их принципам!.. Мигель улыбнулся ее горячности, хотя и был явно на ее стороне. Господи, какая же она обидчивая, подумал Брук с некоторым раздражением. Ему вспомнился еще один случай, когда Ева метала громы и молнии против воинской присяги, освобождающей солдат от личной ответственности; они, анархисты, заявила Ева, никогда не снимают с себя личной ответственности.
В темноте чиркнула спичка, и Брук вернулся к действительности. «Убирайся отсюда, тварь, или я убью тебя», – мысленно пригрозил он охраннику. Слуха его коснулся натужный звук мотора – где-то недалеко машина брала подъем, потом скрежет переключения скоростей – шофер резко перешел на самую малую скорость. Брук чуть приподнялся на локтях. Глядя туда, откуда доносились звуки, он увидел в развилке сосны голову человека, закрывавшую поле зрения. Шум мотора стих, охранник слегка передвинулся и переложил автомат под левую руку. Брук неожиданно понял, что тот расстегивает молнию. Расстояние между ними было футов пять, не больше. Он неслышно поднялся и, пригнувшись, двинулся в обход сосны, отделявшей его от жертвы. Человек смотрел в землю, и был отчетливо слышен звук льющейся жидкости. Нанести удар в спину ножом с широким лезвием – рискованно. Брук перехватил нож так, чтобы лезвие смотрело внутрь.
Охранник только начал застегивать молнию, когда Брук сзади левой рукой запрокинул ему голову и зажал рот. Мгновение спустя широкое лезвие перерезало трахею. Человек забился, как смертельно раненная птица, автомат упал на землю. Послышался тихий пульсирующий звук, точно где-то вдалеке, с перерывами, чихал мотор, и тело убитого обмякло в руках Брука. Он медленно опустил его на землю и увидел, что с этим странным звуком выскакивают из раны, лопаясь, пузырьки крови. Бруку стало нехорошо, к горлу подступила тошнота, коленки подкашивались. Какой страшный способ убить человека, подумал он и стал судорожно вытирать испачканные кровью руки о сосновую хвою.
Когда дурнота стала проходить, навалился страх. Руки у него дрожали, и, чем больше он старался справиться с дрожью, тем сильнее она становилась. Он заставил себя опуститься на колени возле убитого и отодвинул в сторону автомат. Надо немедленно замести все следы. Внезапно ему пришло в голову, что его, пожалуй, могут издали принять за охранника – ведь волосы-то у него перекрашены. Брюки у них приблизительно одинаковые, так что надо только переменить рубашку. Он глянул на липкую неподвижную массу, и его опять затошнило. Он стиснул зубы и, поискав у себя платок, перевязал им горло трупа, чтобы кровь больше не пачкала рубашку. Сквозь белую ткань тотчас проступило красное пятно, точно это был не платок, а промокательная бумага.
Спортивная рубаха была сшита в обтяжку; Брук нагнулся, чтобы отстегнуть кобуру, и почувствовал, как давит под мышками. Пистолет оказался девятимиллиметровым «старом». Брук вынул обойму – все пули были на месте. Затолкнув ее ударом ладони обратно, Брук сунул пистолет в кобуру. На голову и плечи упали первые капли дождя, и он инстинктивно взглянул вверх. Будет проливной дождь, решил он, увидев клубящиеся, низкие тучи. Спеша спрятать труп, Брук непрестанно облизывал губы, шевелил ими, но они все равно были как деревянные.
Ева уснула через час после ухода Брука. Проснулась она словно от толчка: ну как же она могла задремать – ведь он велел следить за дорогой. Небо заволокли тучи, и ее пробрала дрожь, хотя особенно холодно не было. Ева поискала в большой брезентовой сумке свои часы, у которых оборвался ремешок, и, увидев, который час, приложила циферблат к уху. Его нет уже четыре часа, подумала она в панике. Наверное, что-то его задержало. Ведь если бы стреляли, она наверняка бы проснулась. Как же это она могла заснуть, в смятении спрашивала она себя, – хотя едва ли это могло что-либо изменить. Последнее, что она помнит: красная пелена перед зажмуренными глазами, когда она легла лицом к солнцу. Ей надоело созерцать пустынные окрестности, и она на миг расслабилась.
Ева приподнялась, встала на колени и вперила взгляд вдаль – туда, за дорогу. Ему же не надо было далеко идти, подумала она. Трудно сказать, за кого она больше боится: за себя или за него. Даже когда она приставила к глазам маленькую подзорную трубу, вымерший ландшафт не ожил. Ева почувствовала левой щекой дыханье ветерка и посмотрела вниз, в долину. Две вороны неуклюже вспорхнули с одиноко стоявшей сосны и полетели прочь, описывая круги и распластав, подобно коршунам, крылья.
Звук мотора насторожил ее, отвлек от беспорядочно блуждавших мыслей. Ева поспешно растянула подзорную трубу и козырьком ладони прикрыла дальний ее конец, хотя солнце уже село. На гребне холма появился «пежо», и, увидев в нем двух человек, Ева насторожилась. Машина не умчалась прочь, как можно было ожидать: сидевшие в ней люди явно осматривали окрестности. Да, он был прав, подумала Ева, вспомнив, что сказал ей Брук перед уходом. Ей опять стало стыдно, что она заснула, пока он был где-то там, в опасности. Охрана наверняка патрулирует здесь все время, упрекала она себя.
Ее стала колотить дрожь – вот бы сейчас закурить. Шорох сосновых ветвей от налетавшего ветра лишь усугублял ее нервозность. Зашлепали первые капли дождя. Ева посмотрела на небо и вдруг вспомнила про пистолет, который Брук спрятал неподалеку. Дождь мог служить ей оправданием. Необходимо было почувствовать в руках его надежную тяжесть, хотя она в жизни не сделала ни одного выстрела.
Вернувшись ползком с «люгером» в руке, она положила его на колени и съежилась, прикрывая его. Брук показывал ей, как разбирать и собирать пистолет, но сейчас лучше не экспериментировать. Она чуть оттянула назад спусковой крючок, увидела блестящий кружок пули и проверила предохранитель. Дождь пошел сильнее. Она вынула из сумки синий непромокаемый плащ и натянула капюшон на голову. Пистолет легко уместился в кармашке на молнии, который она повесила на грудь. Странно было чувствовать на груди его тяжесть. Как будто ребенок, подвешенный спереди на ремнях, подумала она и поспешно отогнала сравнение.
Хорошо бы чем-то занять себя. Она перебрала все их вещи и получше спрятала, часть снаряжения укрыла дерном. Покушение намечено на самое начало ночи, чтобы они могли успеть скрыться до рассвета. Она снова взглянула на тяжелую тучу. Было уже почти совсем темно, и окрестности утратили краски – остались лишь разные оттенки серого.
Возвращаться обратно уже нет времени, решил Брук. Необходимое оружие у него при себе. Если его и заметили издали, то могли принять за охранника. Как бы то ни было, сумерки сгущались быстро, и после долгих часов неподвижности он вдруг почувствовал настоятельное желание поскорее со всем покончить. Повернувшись спиной к обрыву, он двинулся вперед, затем пошел параллельно ему, оставляя дорогу сзади. Придется сделать крюк, чтобы выйти к дому справа.
Холмы, деревья маячили холодными силуэтами в серых сумерках, но сейчас Брук думал лишь о том, чтобы не ускорять шаг. Запыхавшийся человек не может метко стрелять. Остановился он только раз, когда ему показалось, что порыв ветра донес откуда-то с южной стороны шум мотора. Он напряженно вслушался – нет, все тихо, только где-то вдалеке залаяла собака. Одежда его уже промокла насквозь, он то и дело вытирал лоб, отбрасывая назад мокрые пряди волос. Больше всего он беспокоился за оптический прицел на автомате, но прикрыть его было нечем.
Он вприпрыжку спустился вниз по склону – бинокль под рубашкой бил его по груди. Пересохшую землю совсем развезло. Подошвы скользили, и он дважды чуть не упал навзничь. Его отделяла от дома небольшая рощица, – по его расчетам, он находился сейчас у самого подножия холма. Он двинулся дальше, выискивая взглядом ряд кипарисов, обозначавших внешнюю границу парка. Видеть ему мешала не столько темнота, сколько пелена дождя, превращавшая пейзаж в сплошное серое пятно. Он выругался про себя, хотя и понимал, что дождь ему на руку.
* * *Бека так встревожила быстро густевшая тьма, что он велел Моргану ехать напрямик, не думая о фургоне, который шел за ними. Он перегнулся через переднее сиденье, и Морган передал ему телефонную трубку: надо было напомнить, что вторая машина Анжье должна ждать у дома. Услыхав, что они только что выехали на дорогу посмотреть, нет ли чего подозрительного, Бек пришел в ярость. Если бы не он сам ввел строжайшие правила пользования радиосвязью, он бы сообщил им по эфиру, что он делает с идиотами, нарушающими приказ.
«Дворники» едва-едва справлялись с потоками дождя, стекавшими по ветровому стеклу. Морган прибавил скорость – пришлось выбросить из головы все посторонние мысли и сосредоточить внимание на дороге. А думал он об одной хорошенькой девчонке, с которой собирался провести уикенд. Она была гораздо моложе его обычных любовниц – такая прохладная упругая кожа бывает только у восемнадцатилетних. И еще он думал, что время никого не щадит: и этой коже с годами суждено стать дряблой и морщинистой; при этой мысли он почему-то почувствовал себя совсем старым. Ничего не поделаешь, такова участь всех, и, примирившись с этой мыслью, Морган сел поудобнее.
