Евгений Коршунов - Операция «Хамелеон»
Он заморгал и отвел глаза от птицы.
В зелени мелькнуло что-то красное. Мальчик наклонился и поднял красную картонную гильзу.
Отец улыбнулся:
— Брось, она уже не нужна.
Но Ричард упрямо сжал гильзу в кулаке и нахмурился.
Опять грохнуло рядом. Отец срезал еще одну птицу, поднятую неутомимой Тисби. Он забыл о мальчике и быстро пошел вперед, увлекаемый охотничьим азартом.
И Ричард пошел за ним след в след, внимательно глядя под ноги и опасаясь наступить на змею, которых в этой траве должно быть не меньше, чем перепелок.
Выстрелы гремели один за другим. И мальчика тоже охватил охотничий азарт, и еще больше — гордость за отца, стрелявшего без единого промаха.
Через два часа они вернулись к лендроверу. Небо совсем прояснилось, просветлело.
Все были довольны, даже американец, у которого к поясу было привязано лишь три птицы. Он снял свою широкополую ковбойскую шляпу и вытирал пестрым платком взмокшее, толстое и красное лицо и редкие серебряные волосы.
— Никудышный из меня стрелок! — добродушно говорил он. — Сколько ни палю, а результаты...
Он потряс своей добычей и рассмеялся.
— Вот твой отец... — подмигнул он Ричарду.
Отец тем временем отвязывал от пояса убитых птиц и раскладывал рядом на дороге.
— Двадцать четыре, — с гордостью сказал он. — Один раз промахнулся.
Американец шутливо развел руками:
— Олимпийский чемпион!
— Один раз промахнулся! — повторил отец. — А ведь в шестнадцать лет я был президентом охотничьего клуба в нашем графстве.
Американец полез в лендровер и вернулся оттуда с деревянным ящичком, обитым полосками жести, поставил его на траву, откинул крышку.
В специальных отделениях там лежали оловянные тарелки, высокие кубки, ножи, вилки, ложки, закрытые кастрюльки.
Потом он принес из машины четыре бутылки пива и одну — кока-колы.
Когда они пили из высоких оловянных кубков и ели сандвичи, оказавшиеся в кастрюльках, американец, с удовольствием поглядывая на ряды добытых перепелок, заявил:
— Завтрак на траве! Картина кого-то там из французов. Знаю кого, но забыл.
— Мане, — с набитым ртом сказал отец и поднес ко рту кубок с пивом.
— Может быть! — весело отозвался американец: у него было отличнейшее настроение.
Они быстро покончили с пивом и сандвичами: Ричард никогда еще не ел с таким аппетитом.
— Ну вот, — ласково сказал отец, глядя на него. — Надо только привыкнуть. Человек ко всему может привыкнуть. А тогда и жизнь становится проще.
И Ричард понял, что отец все видел тогда, когда он нагнулся за красной гильзой, но не подал вида, и Ричард был благодарен ему сейчас за это.
— Поедем домой? — американец посмотрел на часы.
Роджерс усмехнулся и кивнул на перепелок, все еще висевших у него на поясе:
— Не маловато ли?
— А что делать?
И американец опять посмотрел на часы.
— Может быть, постреляем с капота?
И, не дождавшись ответа, Роджерс полез за руль. Собака, усталая, мокрая, с высунутым ярко-красным языком, от которого валил пар, прыгнула в машину и сейчас же свернулась клубком на полу между передним и задним сиденьями: она не ожидала уже ничего для себя интересного.
— Домой? — спросил Ричард.
— Через полчаса, — ответил отец, поворачивая ключ зажигания.
Мистер Девон уселся на капот так, чтобы не загораживать обзор водителю, и машина медленно пошла по красной дороге.
Через несколько минут американец предостерегающе поднял руку — и машина остановилась. Впереди, на дороге, сидела стайка перепелок. Целился он долго и тщательно. Тисби, уже задремавшая, вскочила, как распрямившаяся пружина: звук выстрела словно подбросил ее. Она заметалась, заскулила...
Но американец уже возвращался, неся сразу трех птиц, две из которых еще трепыхались.
— Вот это выстрел! — возбужденно кричал он. — Сразу трех!
И он принялся привязывать убитую перепелку — продевать ее лапки в специальные петли у себя на поясе.
— Конечно, это не в лет, как вы, мистер Роджерс, — довольно приговаривал он. — Но все же...
Все так же весело болтая, он взял недобитую птицу за лапки, согнул ногу — и с размаху ударил маленькую головку о задник своего солдатского ботинка. Что-то брызнуло. В глазах Ричарда все поплыло, и он принялся поспешно глотать воздух всей грудью, глубже, глубже...
— Извини, кид, — донеслось до него.
Лицо американца было озабочено. Он неловко моргал.
— Это жестоко... Но так она меньше мучается.
Вторую перепелку он добил, отойдя за машину, так, чтобы Ричард этого не видел.
А мальчику вдруг все стало совершенно безразлично.
Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Мотор журчал тихо и ровно, чуть покачивало, и Ричард провалился в пустоту и больше уже ничего не видел и не слышал: он спал тяжелым сном — без сновидений.
Машина выехала на шоссе, когда мистер Девон опять в который раз озабоченно посмотрел на часы.
— Боитесь опоздать...
Полковник Роджерс не отрывал глаз от скользкой ленты асфальта.
— Теперь это уже ему не поможет, — словно про себя произнес он.
Американец насторожился:
— Вы... о ком?
— О докторе Смите.
Машина продолжала бежать по асфальту с ровной, неизменной скоростью, будто ее вел робот. Американец пытался скрыть тревогу:
— Что случилось с доктором Смитом?
Полковник равнодушно пожал плечами:
— То, что случилось с вашими перепелками. То, что может случиться с каждым из нас. Он мертв.
Несколько минут длилось молчание. Когда американец, наконец, заговорил, он был уже абсолютно спокоен:
— Когда вы об этом узнали?
— За полчаса до того, как мы покинули Луис.
— И вы...
— Я не хотел портить охоту. И кроме того, я обещал взять с собой Ричи. Он этого заслужил, он хорошо учится в этом году.
Голос Роджерса был спокоен и ровен.
— Смит... убит? — тихо спросил американец.
Полковник слегка поморщился:
— Оставьте, пожалуйста, эти голливудские штучки. Здесь вам не романы Микки Спилейна и не кустарщина моего бывшего коллеги Яна Флеминга. Ваш доктор Смит погиб от укуса змеи в десяти милях от своего лагеря.
И он передразнил голос Девона:
— Это жестоко. Но так он меньше мучался.
— Чудовищно! — выдохнул американец. — Впрочем...
Он помедлил:
— Я всегда считал, что ему нельзя доверять такую работу.
— Но, насколько я знаю, он был отличным специалистом.
— Он был прежде всего психом. Нормальный человек не связался бы с этой истеричкой из Огомошо.
Роджерс усмехнулся:
— Она приезжала к нему вместе с Николаевым. Накануне его смерти.
Он оторвал взгляд от шоссе и хитро посмотрел на американца.
— Обо всем этом вы узнаете, когда приедете в посольство.
Лицо Девона налилось кровью:
— Это нечестно, Арчи! Ведь мы же союзники!
— Ерунда, — отрезал полковник. — Мы с вами не дети: в том, чем мы занимаемся, союзников нет и быть не может. И вы сами же это доказываете. Я ведь просил вас оставить Николаева в покое. Доктор Смит, прежде чем познакомиться с «пятиминуткой», успел сделать анализ его крови. Вы знаете, что там могло быть. Эх вы, рыцарь плаща и кинжала!
Американец пропустил насмешку мимо ушей.
— На вашем месте я бы тоже постарался избавиться от этого русского, — сказал он примирительно. — Вы что же, не боитесь, что он докажет, что национальный герой англичан лорд Дункан был обыкновенным провокатором?
Полковник искренне рассмеялся:
— Сегодня это уже никого не интересует! А если русские захотят использовать его для пропаганды, это им мало что даст. К тому же у нас достаточно гораздо более уязвимых, с их точки зрения, позиций. Например, гвианийская нефть и жадность, с которой ее сосут наши нефтяные короли. Или деятельность наших советников. Или навязывание гвианийцам «английского образа жизни».
— Вы лучше скажите мне, Нейл, зачем вы убрали старика Атари?
— Мы?
Американец удивился совершенно искренне. Удивился и возмутился:
— А я-то был уверен, что это сделано вашим человеком. Старик ведь слишком много знал!
— И молчал всю свою жизнь!
Полковник устало вздохнул:
— К тому же, дорогой Нейл, мы избегаем подобных методов. Поехали?
Но прежде чем завести мотор, Роджерс нажал кнопку на приборном щитке. Осветилась зеленая шкала приемника.
— ...лидеры профсоюзов подтвердили, что через неделю, начиная с сегодняшнего дня, по истечении срока ультиматума...
Голос диктора был взволнован.
— ...всеобщая забастовка будет объявлена в полночь и...
Роджерс выключил приемник.
Американец рассмеялся:
— Не нравится? Вашим толстосумам есть что здесь терять, если забастовка действительно начнется. Я вам не завидую, Арчи!
