Майкл Доббс - Карточный домик
Она говорила медленно, стараясь, чтобы до него дошла логика ее рассуждений:
— Все без исключения члены парламента от правящей партии, с которыми я имела возможность побеседовать в последние пару часов, высказали значительно более скромные прогнозы по поводу исхода выборов для правительства, чем те, с которыми они выступали раньше. Представители оппозиции, наоборот, все до единого довольно улыбались. Я дозвонилась до того, кто снова выставил свою кандидатуру в избирательном округе, в котором был избран премьер-министр, и он сказал мне, что, судя по результатам проведенного опроса, в этот раз он получит на пять процентов меньше голосов, чем в предыдущий раз. Вряд ли это можно называть яркой демонстрацией веры в правительство. На местах происходит что-то важное. Это чувствуется. Правительство еще не добилось победы и нет уверенности, что обязательно победит. Наши выводы в передовой статье слишком оптимистичны.
— Чушь. — Чувствовалась, что редактор нервничает. — Все проведенные опросы говорят о том, что правительство победит на этих выборах, причем с большим перевесом, а вы хотите, чтобы я изменил тон передовой статьи и всей первой полосы газеты только потому, что женский инстинкт подсказывает вам что-то иное.
Жизнь любого редактора — сплошные нервы, но обычно они стараются не показывать этого. А Престон показал.
— Хорошо, — сказал он. — На последних выборах у них было большинство в 102 места. Скажите, каков ваш прогноз на завтра. Все опросы предсказывают примерно 70 мест.
— Грев, коли вам так хочется, вы можете доверять опросам, — решительно сказала она, — но я полагаюсь на впечатления, которые у меня складываются на улице. Среди сторонников правительства нет энтузиазма. Они не придут к урнам для голосования, и это потянет вниз партию большинства.
— Давайте же, — не унимался он, — говорите: сколько? Давайте ваши цифры!
Как бы подчеркивая осторожность своих оценок, она покачала головой — почти не касаясь плеч, качнулись из стороны в сторону и ее короткие светлые волосы.
— Неделю назад я назвала бы цифру 50, Сегодня эта цифра может быть еще меньше, — ответила Матти.
— Господи Иисусе! Она не может быть меньше. Все время мы оказывали этим негодяям полную поддержку, и они должны показать, на что способны!
Вы тоже должны показать, на что способны, — мысленно улыбнулась она. Матти знала единственное твердое политическое убеждение своего редактора — ни при каких обстоятельствах не оказаться на стороне побежденных. Это приказал без всяких обиняков новый владелец газеты Бенджамин Лэндлесс, а никакой редактор никогда не спорил с Лэндлессом. Новый газетный магнат внушал встревоженному коллективу, что легче купить десять новых редакторов, чем одну новую газету. А посему не будем злить правительство поддержкой его чертовых противников, — сказал он.
Вся его растущая армия газет выступала на стороне правительства, и он считал, что они обеспечат результаты выборов. Считал и требовал этого от своих работников. Несколько недель назад Лэндлесс за ленчем сказал редактору, что если для него смена правительства может стать причиной некоторых трудностей, то для Престона такой результат выборов чреват серьезными неприятностями.
Матти решила попытаться еще раз. Она устроилась на уголке огромного и при этом совершенно ничем не заваленного редакторского стола и принялась излагать свои аргументы, надеясь, что хотя бы сейчас он сконцентрирует свое внимание именно на них, а не на ее ногах.
— Послушайте, Грев, забудем на минуту результаты опросов. Давайте посмотрим, как они ложатся на перспективу. Когда Маргарет Тэтчер решила наконец уйти в отставку, в меру своей мудрости они решили, что настало время поменять стиль. Им хотелось нового, чего-то менее жесткого, менее властного — они уже устали от тяжелых испытаний и от того, что ими командовала женщина.
Уж вам-то, как никому другому, это следовало бы понять, — подумала она.
— Итак, прикинув, они остановили свой выбор на Генри Коллинридже — да просто потому, что он уверенно держался, во время телевизионных передач хорошо смотрелся в окружении маленьких старушек, выглядел добродушным и сговорчивым. — Она пожала плечами, как бы подводя итоговую черту. — Ну и что? Они лишились остроты постановки проблем. Это была политика рисового пудинга, в которой не может быть места порывам и энтузиазму. Свою избирательную кампанию он проводил с вялостью, какая бывает на уроках в воскресной школе. Да выступай он со своими банальностями еще недельку, и я уверена, что даже собственная жена проголосовала бы за его конкурента. Вот вам и все, что хотите, лишь бы не так, как раньше!
В десятый раз за вечер Матти пришло на ум, что редактор, видимо, пользуется лаком — настолько тщательно уложенными были всегда его волосы. У нее закралось подозрение, не хранится ли в одном из ящиков его большого стола аэрозолевый баллончик и щетка для волос. Во всяком случае, несомненно то, что он регулярно пользовался щипчиками для бровей.
— А теперь давайте отвлечемся от анализов и всякой мистики и будем придерживаться голых цифр. Не возражаете? — предложил Престон. — Кто именно получит большинство мест? Останется ли у власти ныне правящая партия?
— Было бы опрометчиво утверждать, что не останется, — ответила Матти.
— Так вот, я не имею никакого желания быть безрассудным. Меня устроит любое большинство. Более того, при данных обстоятельствах очередная победа будет явным достижением. Я бы даже сказал — историческим. Впервые в нашей истории одна из партий победит на четырех выборах подряд. В общем, первая полоса остается без изменений!
Быстро покончив с инструкциями, Престон решил найти успокоение в бокале шампанского, но от Матти было не так просто отделаться. Ее дед, настоящий современный викинг, в первые месяцы 1941 года в полузатопленной рыбацкой лодке переплыл Северное море, сбежал из оккупированной нацистами Норвегии, чтобы вступить в Королевские военно-воздушные силы. Матти унаследовала от него не только свою скандинавскую наружность, но и крепость, независимость духа, столь ей необходимые в управляемом мужчинами мире политики и газет. Старина редактор газеты «Йоркшир пост», где она начала работать, всегда поощрял ее стремление отстаивать собственное мнение. «Если в конечном счете я как бы буду писать за тебя все статьи, девочка, то такая ты мне не нужна. Пытайся, дерзай, а не будь просто еще одной писакой.» Впоследствии далеко не всем ее хозяевам это нравилось. Ну и черт с ними!
— Вы только задумайтесь на секунду и спросите себя, что ждет нас в следующие четыре года с Коллинриджем во главе правительства. Не слишком ли он хорош для того, чтобы быть премьер-министром? Его легковесный предвыборный манифест унесло ветром в первую же неделю предвыборной кампании. Он не выдвинул никаких новых идей, вся его политическая философия сводится к тому, чтобы скрестить пальцы и надеяться, что ни русские, ни профсоюзы не будут слишком громко портить воздух. Это ли нужно нашей стране?
— Вы, как всегда, изысканно выражаете свои мысли, — насмешливо похвалил ее редактор. Это был его обычный прием — оказавшись лицом к лицу с умной, дерзкой женщиной, он всегда переходил на покровительственно-насмешливый тон. — Но вы не правы, — продолжил он, хотя и не совсем уверенно. — Тому, кто плывет на плоскодонке, нужна устойчивость, а не раскачивание. И кому это понравится, если из коляски будут вышвыривать все новые и новые игрушки? — Ткнув пальцем в воздух, он дал понять, что дискуссия на этом заканчивается, а то, что он сказал, является официальной политикой компании. — Не так плохо, если впереди у нас еще будет несколько спокойных, тихих лет. Так что, если на Даунинг-стрит снова будет Коллинридж, это великое дело!
— Нет, это будет убийством, — пробормотала Матти.
Чарльза Коллинриджа разбудил автобус номер 88 — сотрясая окна квартиры, он прогрохотал мимо его дома. Расположенная над агентством путешествий в Клэфеме небольшая однокомнатная квартирка совсем не напоминала жилище, в котором, по представлению многих, должен был жить брат премьер-министра, но пренеприятнейший развод и несдержанный образ жизни неизбежно привели к тому, что деньги теперь исчезали быстрее, чем приходили к нему. Спал он, завалившись в кресло в том же костюме, в котором перед этим обедал, и на лацкане которого все еще находилась часть этого обеда. Взглянув на часы, он выругался. Судя по положению стрелок, он проспал целых пять часов, тем не менее, чувствовал себя совершенно разбитым. Надо было что-то выпить, чтобы взбодриться, и он отмерил себе хорошую порцию водки. Теперь это была уже не бутылка «Смирнофф», а просто какое-то зелье из местного супермаркета. Правда, оно не захватывало дыхания и, будучи случайно пролито, не воняло сивушными маслами.
