Фредерик Форсайт - Икона
Он дважды приезжал в Москву — один раз при коммунистах и через восемь лет во второй раз, когда к власти только что пришёл Ельцин. Каждый раз его впечатления ограничивались поездкой на такси от аэропорта до одного из лучших отелей и общением в британских дипломатических кругах. Он всегда считал Москву скучным и грязным городом, но совершенно не был готов к тому, с чем столкнулся в это утро.
Внешний вид настолько выдавал в нём иностранца, что уже на набережной и около Александровского сада его окружили бездомные, которых, казалось, тут было пруд пруди. Два раза ему почудилось, что за ним следуют банды молодёжи. Единственными машинами, проезжавшими мимо, были военные и милицейские или лимузины богатых и привилегированных. Ничего, думал он, теперь у него есть несколько серьёзных вопросов, которые он задаст сегодня вечером мистеру Комарову.
Зайдя в бар выпить перед ленчем — Джефферсон решил не выходить из отеля, пока мистер Комаров не пришлёт за ним, — он оказался там в одиночестве, если не считать усталого и равнодушного ко всему канадского бизнесмена. Как обычно случается в баре, у них завязался разговор.
— Вы давно в Москве? — спросил человек из Торонто.
— Вчера приехал, — ответил Джефферсон.
— Надолго?
— Завтра обратно в Лондон.
— Э, счастливчик. Я здесь три недели пытаюсь заняться бизнесом. И могу вас заверить, это странное место.
— Безуспешно?
— О нет, конечно, у меня есть контракты. Офис. И у меня есть партнёры. Знаете, что случилось? — Канадец придвинулся к Джефферсону и объяснил: — Я приехал сюда со всеми рекомендациями по лесному бизнесу, которые мне нужны или я думал, что нужны. Я арендовал офис в высотном здании. Через два дня в дверь постучали. Входит парень, чистенький, аккуратный, в костюме с галстуком. «Доброе утро, мистер Уайэт, — говорит он. — Я ваш новый партнёр».
— Вы знали его? — спросил Джефферсон.
— Да никогда в жизни. Он представитель местной мафии. И это — сделка. Он и его люди берут пятьдесят процентов со всего. За это они покупают или подделывают любое разрешение, ассигнование, бланк или листок бумаги, если мне надо. Они по телефону все уладят с бюрократией, обеспечат доставку в срок, и никаких споров с рабочими. За пятьдесят процентов.
— Вы велели ему убираться вон? — предположил Джефферсон.
— И не подумал. Я быстро выучился. Это называется «крыша». Что означает «защита», «охрана». Без «крыши» вы пропадёте, и быстро. В основном потому, что, если вы им откажете, вы лишитесь ног. Вам их оторвут.
Джефферсон с недоверием уставился на него.
— Боже милосердный, я слышал, что преступность здесь велика! Но не настолько же?…
— Говорю вам, вы такого и представить не можете.
Одним из феноменов, изумлявших западных наблюдателей после падения коммунизма, явилось молниеносное появление русского криминального подполья, называемого, за неимением подходящего слова, «мафией». Даже русские стали употреблять слово «мафия». Некоторые иностранцы считали, что это новое явление, родившееся только после падения коммунизма. Это чепуха.
Огромный криминальный мир существовал в России в течение веков. В отличие от сицилийской мафии в нём не было единой иерархии и он никогда не экспортировался в другие страны. Но он существовал, огромное расползшееся по стране братство с местными главарями, главарями банд и людьми, преданными своей банде до самой смерти и украшенными соответствующей татуировкой, подтверждающей это.
Сталин пытался уничтожить криминальный мир, отправляя его представителей в лагеря десятками тысяч. Но единственным результатом стало то, что зеки фактически управляли лагерями при молчаливом согласии охранников, которые дорожили спокойной жизнью и не хотели подвергать свои семьи преследованию. Во многих случаях «воры в законе», те, что в мафии называются «донами», руководили своими предприятиями за пределами лагеря из своих лагерных бараков.
По иронии судьбы коммунизм, вероятно, развалился бы и без «холодной войны» ещё десять лет назад, если бы не преступный мир. Даже партийные боссы заключали с ним тайные пакты.
Причина была проста. В СССР только его деятельность велась с какой-то долей эффективности. Директор завода, производящего жизненно важную продукцию, мог обнаружить, что его основное оборудование — станки — встало из-за поломки единственного клапана. Если бы он пошёл по бюрократическому пути, ему пришлось бы ждать своего клапана от шести до двенадцати месяцев, а его завод всё это время стоял бы.
Или он мог перемолвиться словечком со своим зятем, знающим человека со связями. Клапан появился бы на той же неделе. Через некоторое время директор завода закроет глаза на исчезновение у себя партии стального листа, которая окажется на другом заводе. Затем оба директора состряпают отчёты, которые покажут, что они выполнили свои «нормы».
В любом обществе, где сочетание склеротичного бюрократизма с грубой некомпетентностью не даёт винтикам и колёсикам крутиться, единственным смазочным материалом является «чёрный рынок». СССР всю свою жизнь двигался на этой смазке и последние десять лет полностью зависел от неё.
Мафия только контролировала «чёрный рынок». Всё, что она сделала после 1991 года, — вышла из тени и стала процветать и расширяться. Она именно расширялась, быстро распространяясь из обычных сфер — рэкета, алкоголя, наркотиков, вымогательства, проституции — в каждую отдельную сферу жизни.
Что поражало — так это быстрота и жестокость, с которыми осуществлялся практически захват экономики. Этому помогли три фактора. Первый: способность к быстрому и массовому насилию, которую демонстрировала мафия в случаях недовольства чем-либо, насилию, при сравнении с которым американская «Коза ностра» выглядела явно слабонервной. Любой русский или иностранец, возражающий против вмешательства мафии в его дела, получал предупреждение — обычно избиение или поджог, — а затем его убивали. Это относилось ко всем, включая директоров крупных банков.
Вторым фактором явилась беспомощность милиции, которая, недофинансированная, недоукомплектованная, не имеющая никакого опыта или подготовки, с такой вспышкой преступности и насилия, угрожавшей поглотить её, просто не могла справиться.
Третьим фактором была русская традиция всеобщей коррупции. Этому способствовала последовавшая за 1991 годом тяжёлая инфляция, остановившаяся только к 1995 году.
При коммунистической власти валютный курс равнялся двум долларам США за один рубль — смешной и искусственный курс по отношению к стоимости и покупательной способности, но введённый властью в СССР, где проблемой являлось не отсутствие денег, а отсутствие товаров, которые можно было бы купить на эти деньги. Инфляция смела все сбережения и ввергла служащих с фиксированной зарплатой в нищету.
Когда регулировщик, стоящий в потоке машин, получает в неделю меньше, чем стоят его носки, то его трудно убедить не брать банкноту, воженную в явно фальшивые водительские права.
Но это все мелочи. Русская мафия управляет системой, включающей высших государственных чиновников, завербовав себе в союзники почти всю бюрократию. А бюрократия в России управляет всем. Так, разрешения, лицензии, недвижимость, концессии — все можно быстро купить у выдающего их чиновника. В результате мафия получает астрономические прибыли.
Ещё одна способность русской мафии, поражающая наблюдателей, — это быстрота, с которой она перешла от обычного рэкета (но продолжая твёрдо держать его в руках) к легитимному бизнесу. Американской «Коза ностра» потребовалось целое поколение, чтобы понять, что легитимный бизнес, основанный на доходах от рэкета, помогает увеличивать доходы и отмывать заработанные преступным путём деньги. Русские сделали это за пять лет, и к 1995 году им принадлежало сорок процентов национальной экономики. К этому времени они стали международной мафией, специализируясь на оружии, наркотиках и присвоении чужих денег, подкрепляя свою деятельность насилием и нацеливаясь на Западную Европу и Северную Америку.
Но к 1998 году они перестарались. Безграничная жадность разрушила экономику, на которой они паразитировали. К 1996 году богатства России стоимостью в пятьдесят миллиардов долларов, в основном в золоте, алмазах, драгоценных металлах, нефти, газе и лесе, были расхищены и незаконно вывезены за границу. Товары покупались за практически ничего не стоящие рубли у бюрократов, работающих в государственных органах, а продавались за границу за доллары. Часть долларов реконвертировалась в огромные массы рублей и ввозилась обратно для финансирования новых взяток и новых преступлений.
— Беда в том. — мрачно говорил Уайэт, отпивая своё пиво, — что кровопускание становится непомерным. Эти коррумпированные политики, ещё более коррумпированные бюрократы и бандиты — они все вместе убили золотого гуся, который их сделал богатыми. Вы читали «Взлёт и падение Третьего рейха»?
