Андрей Добрынин - Кольцевой разлом
Корсаков бывал в кабачке, где работали ребята, и знал, какая бандитская группировка контролирует тот район. Однако для уточнения он попросил у Альбины телефон и набрал номер.
- Борис? Послушай-ка, знаешь такой кабачок - "Стреляный воробей"?.. Кто тот район держит? Ну да, наезд... Свяжись с Неустроевым, уточни, где их база, сколько стволов и все прочее. Мало ли что знаешь, а ты все-таки уточни. Мы же их не трогали пока, вот и будет повод тронуть. Неустроев знает, где меня найти. Насчет Ищенко пока ничего не слышно? Ладно, жду.
За столом никто не слушал, что говорит Корсаков - все шумно обсуждали современную популярную музыку. Злословие и тут быстро достигло наивысшего градуса: стоило кому-то заявить о своих предпочтениях, как его любимых артистов тут же обливали помоями, высмеивали и втаптывали в грязь. Услышав от Алексея нецензурное замечание по адресу своего кумира Филиппа Киркорова, уже изрядно подвыпившая Альбина завопила:
- А судьи кто?! Сравни его популярность и вашу! Кто вас знает за пределами "Притона" и вашего сраного "Стреляного воробья"?
- Но ты же нас любишь,- невозмутимо заметил Алексей.-Это самое главное.
- Люблю,- мотнула головой Альбина. - Люблю вас, подлецов. Уж побольше, чем этого сраного Филю,- добавила она не совсем последовательно. - Но вот мне обидно: почему вас мало знают?
- Да потому что поп-музыка делается на потребу человеческой глупости, и шоу-бизнесом заправляют тоже люди не очень умные,- объяснил Алексей.- А мы таким делом всерьез заниматься не можем, у нас, сама знаешь, все шуточки. Так что мы изначально на уровне кабака и не выше.
- Народ хочет всю духовную жизнь получать через поп-искусство,- добавил Саша. - Чтоб были все страсти, любовь и все прочее, чтоб все было всерьез, но в то же время чтобы не утруждать мозги. Можем мы такими глупостями заниматься?
Алексей хотел было что-то сказать, но Саша его перебил:
- Можем! Но только наши глупости будут еще глупее. Позвольте для примера исполнить песню. Как говорил один майор, мой армейский начальник, который был графоманом:"Вчера ехал на склад, и родилось вот это". У меня "вот это" родилось тоже совсем недавно, так что строго прошу не судить.
Саша запустил руку куда-то за спинку своего стула и выудил оттуда гитару. Пока он пробовал настрой, Алексей тоже сходил за гитарой к старухе - та порой наигрывала памятные мелодии, сидя в кресле-каталке, едва касаясь струн и полушепотом напевая.
- Марина Яковлевна - святая женщина!- садясь на свое место, заявил Алексей. Саша пустил раскатистую испанскую трель и с чувством запел:
В твой город я прибыл с открытой душой, Влекомый своею любовью большой, Но встретил я взгляд твой жестокий, чужой, Холодный, как лезвие финки, И враз закружилась моя голова, И я на ногах удержался едва, И стала вся жизнь безнадежно мертва - И вот я справляю поминки...
Алексей на своей гитаре начал понемногу подбирать мотив, порой морщась и качая головой. Внезапно Бивнев вырвал у него гитару со словами:"Дай, ты не умеешь". Несмотря на видимое опьянение, он быстро подладился под певца, который между тем объявил:
- Внимание, припев!
Гуляй же, мальчишка, гуляй, Мальчишка с седой головой, Пусть близится пропасти край, Но вечер оставшийся - твой. Труби непрерывно, трубач, В свою золотую трубу, Сегодня достойно оплачь Кошмарную эту судьбу.
- Какой ужас,- вздохнул Алексей.
- Да, цепляет,- всхлипнув, замотал головой Бивнев, продолжая играть.
Когда-то с тобою мы были близки, Вдвоем посещали с тобой кабачки, С любовью ты мне подбирала очки,- Куда это все подевалось?! В глазах, что сияли, маня и дразня, В глазах, что всегда призывали меня, В глазах этих вместо былого огня Лишь черная злоба осталась...
- Господа, припев!- воскликнул Саша, и вся компания, путаясь и перевирая слова, но с величайшим энтузиазмом грянула:
Гуляй же, мальчишка, гуляй...
- Постойте, здесь еще один куплет!- крикнул Саша, увидев, что компания, исполнив припев, намеревается пуститься в обсуждение песни. - Слушайте!
Мне боль, как скворчонок, стучится в висок, Я вновь вспоминаю тот нежный песок, И утро в шезлонге, и манговый сок Над морем, над ласковым морем. Я крикнул:"Ты помнишь тот дивный восход?!" Но ты мне сказала, что я идиот,
И я, приоткрыв в изумлении рот, Стою, переполненный горем...
- Браво, маэстро!- рявкнул Бивнев, заглушив струны ладонью. - Как раз то, что я люблю - такое галантное, такое куртуазное... Ты ведь куртуазных маньеристов любишь, этих безобразников?
- А как же их не любить?- удивился Саша. - Ясное дело, люблю. Более того, я состою действительным тайным членом ихнего Ордена.
- Как это ты ухитрился?- с завистью спросил Бивнев.
- Очень просто,- пожал плечами Саша. - Какой-то их спонсор случайно нас услышал и пригласил весь Орден в "Стреляного воробья". Они там читали свои стихи, а мы, естественно, пели, так и познакомились.
- А что вы тогда пели?- поинтересовалась Альбина. Ее подруга по имени Ольга была занята тем, что оборонялась от заигрываний Алексея, которые тот осуществлял как бы между делом, но чрезвычайно настойчиво.
- Что пели?- переспросил Саша. - Ну, конечно, не это - это я только что сочинил... Ну вот про Алису пели.
- Ой, Саша, спой про Алису!- захлопала в ладоши Альбина. Ольга тоже оживилась и хотела было присоединиться к просьбе подруги, но ее отвлек щипок Алексея - она сердито взвизгнула и отвесила своему обидчику затрещину, которую тот принял стоически.
- Дай-ка инструмент,- обратился Алексей к Бивневу,- я эту песню знаю.
- А я что, не знаю?- огрызнулся актер. - Ты давай за девушкой ухаживай. Каждому свое.
- Внимание, песня!- воскликнул Саша и начал:
Когда мы с тобой повстречались, Алиса, Не знаю, зачем я в тот миг не ослеп. Сияла в ночи дискотека "У ЛИС Са", Плясали бандиты под музыку "рэп". На запах валюты тебя потянуло, Меня потянуло к твоей красоте, И нежной пиявкой ко мне ты прильнула, И я ощутил холодок в животе...
- Внимание, припев тут нетрадиционный,- предупредил Саша.
Теперь я прощаюсь, Алиса, Обратно меня не зови, По году рожденья ты Крыса, А крысы не знают любви. Живу я в глухой деревеньке, Тебе меня здесь не найти. Желаю тебе мои деньги В могилу с собой унести.
- Как! Я тоже Крыса!- отбиваясь от Алексея, возмущенно воскликнула Ольга. - Я что, не знаю любви?
- Настоящей - не знаешь,- сурово произнес Бивнев. Певец с надрывом продолжал:
Того, что имел я, тебе не хватало, Хоть все, что возможно, я в жизни имел. Богатство в трубу на глазах вылетало, Однако тебя я одернуть не смел. По-разному мы подрываем здоровье, Уходим во мрак в силу разных причин, Однако я понял, что только любовью Возможно сгубить настоящих мужчин.
- В припеве слова уже другие,- вновь предупредил Саша.
Прощай, дорогая Алиса, И мне удалиться позволь; Позволь мне уйти за кулисы, Сыграв мою странную роль. За рюмкой я дни коротаю, К тебе позабыл я пути, Но все же твой образ мечтаю В могилу с собой унести.
- И вправду непонятно, припев это или еще что,- заметил Бивнев. За столом разгорелся спор о правилах сочинения песен, а Корсаков поднял трубку зазвонившего телефона и услышал голос Бориса. Некоторое время он молча слушал, потом произнес:
- Хорошо, понял. Сегодня сможете все сделать? Отлично... Без меня справитесь? Ладно, потом позвоните сюда же. Что слышно про Ищенко? А почему так долго не сообщали? Ладно, поиски прекращайте, на них уже нет времени. Сразу он не расколется, а когда расколется, будет уже поздно.
Повесив трубку, Корсаков задумался. Похищение капитана говорило о том, что он недооценил противника, в данном случае - московских бандитов. Но до начала акции оставалось слишком мало времени, чтобы бандиты успели чему-то серьезно помешать. С другой стороны, и на поиски капитана тоже не оставалось ни времени, ни людей. Приходилось делать то единственное, к чему Корсаков в течение всех своих войн так и не смог привыкнуть - списывать еще живых товарищей в графу "безвозвратные потери". Группа прикрытия ничего не смогла выяснить у соседей Ищенко, хотя терпеливо дождалась того момента, когда сосед Юрец пришел в себя. То, что похитили капитана бандиты, можно было понять и без Юрца, а никаких дополнительных подробностей тот добавить не сумел. Корсаков же сразу решил, что на Ищенко вышли через какого-то близкого капитану человека, и поклялся про себя выяснить, чьих рук это дело, если останется в живых. Расследование не выглядело безнадежным - близких людей у Ищенко было не так уж много... Тут Корсаков наконец понял, что его уже давно трясут за руку.
