Алексей Митрофанов - Тело Милосовича
— Ну, нет худа без добра, — резюмировал Филатов. — А как все получится, укатишь сразу в Париж.
ГЛАВА XXXIII
ВСТРЕЧА С МАРКО
Но и в ресторане все оказалось не так просто. Выходные тянулись за выходными, а удача все никак не приходила. В магазин ездила прислуга Марко, а в ресторане у Насти никак не получалось его застать. То он только что уехал, то еще не приезжал.
Настя садилась у окна и ожидала так долго, насколько это было прилично одинокой девушке, затем уезжала. Помощники Филатова не могли составить ей компанию, потому что их здесь все знали. Находиться же за столиком в одиночестве бесконечно долго она тоже не могла.
Настя ездила по окрестностям, возвращалась назад в ресторан, заходила в супермаркет, опять кружила по Рублевке — все без толку.
Один раз Марко заявился в ресторан с большой и шумной компанией. На нем висли сразу две девки, он был увлечен ими и не обратил на сидевшую у окна Настю никакого внимания.
Она уж было совсем отчаялась, когда через неделю ей все-таки повезло — Марко приехал в супермаркет сам. Завидев в окно, как он паркует на стоянке свой роскошный «майбах» цвета топленого молока, Настя мигом расплатилась и выскочила из ресторана.
Марко уже скрылся в магазине. Настя кинулась следом. Марко удалялся по проходу, толкая перед собой большую тележку, в которую небрежно бросал то одно, то другое.
Настя схватила точно такую же тележку, обогнала его по другому ряду, развернулась и пошла навстречу, не отрывая от него взгляда.
Марко все еще ее не замечал, поглощенный выбором товаров. Магазинные динамики извергали какую-то тягучую и тошнотворную попсу. Она была чрезмерно громкой и не давала Насте сосредоточиться. «Надо будет сказать им, чтобы не включали так громко», — с раздражением подумала она.
Ее сердце стучало едва ли не громче, чем гремела музыка. Но не от того, что Марко так поразил ее своей внешностью, хотя он и был недурен собой. Просто она боялась, что не выполнит задание шефа и в этот раз, и опять придется начинать все сызнова, а ей все это надоело уже до смерти. Ей хотелось, чтобы выходные опять стали выходными, а не дополнительными рабочими днями.
Она выпила в ресторане столько кофе, что уже смотреть на него не могла и дома теперь пила только чай. Про себя Настя поняла одно — никакая она не разведчица и нет для нее ничего хуже, чем работа «в поле», вдали от тепла и уюта. Существуют, конечно, люди, которым такая работа нравится, но она не из их числа.
Лишь метров за пять до Марко она заметила, что ее тележка совсем пуста. В ней лежали только мятая рекламная листовка этого же супермаркета да забытый каким-то покупателем кассовый чек. Он был необычайно длинным, длиной с полметра или даже больше. Видно, человек закупался на месяц вперед.
Надо было срочно чем-то заполнить тележку. Настя огляделась. Рядом оказался только прилавок с морожеными курами, и Настя принялась бросать их в свою тележку не глядя, одну за другой. Ей почему-то показалось неприличным, что тележка у Марко почти полная, а ее — совсем пустая.
Когда Марко, не сумев разъехаться в узком проходе со встречным покупателем, ударил ее тележку своей, Настя держала в руках шестую или седьмую курицу.
От неожиданности она выронила мороженую птицу из рук, та запрыгала по плиточному полу и оказалась у ног Марко. Она смотрела то на него, то на упавшую птицу. Наконец-таки Марко ее заметил.
— Извините, — слегка смутился он.
Затем наклонился, поднял курицу и положил в тележку Насти.
— Зачем вам столько кур, девушка? — спросил он удивленно.
— А я их люблю, — ответила Настя.
Ей хотелось сказать что-нибудь другое, но ничего не пришло в голову.
— Я тоже, — улыбнулся тот. — Курица — великая птица, почти как орел, только по-своему. Меня зовут Марко.
— Настя, — представилась Настя.
— А не отметить ли двум любителям кур эту счастливую встречу? — предложил Марко. — Я приглашаю вас в ресторан.
Настя изобразила на лице нерешительность. «Наконец-то, — подумала она, — цыпленочек ты мой».
ГЛАВА XXXIV
НЕЛЮДИМЫЙ САДОВНИК
Вскоре Настя зашла в кабинет Филатова с торжествующим видом. — Задание выполнено, — отрапортовала она в ответ на его вопросительный взгляд. — Мы общаемся. Могу вас познакомить.
— Погоди, — охладил ее пыл Филатов, — у меня еще не все готово для этой встречи.
— В каком смысле? — не поняла она.
— Ну, я хочу сделать ему предложение, от которого он не сможет оказаться.
Настя удивленно вскинула брови.
— В хорошем смысле слова, — рассмеялся Филатов.
— Что же мне тогда делать? — спросила Настя.
— Присматривайся там к обстановке. Он ведь тебя домой уже приглашал?
Она кивнула.
— С мамой знакомил?
— Да.
— Вот и хорошо. Смотри пока, может, увидишь в доме или вокруг него что-нибудь интересное.
— На что мне обращать внимание? — спросила Настя. — Сориентируйте, а то тяжело так.
— Я пока и сам не знаю, что это может быть, — ответил Филатов. — Все, что тебе покажется необычным. Запоминай, а потом расскажешь мне.
Филатов не особо торопил Настю, чтобы она не нервничала и не принимала сгоряча за важное то, что таковым на самом деле не являлось. Но через пару недель он напомнил:
— Ну что там? Видела что-нибудь?
Настя наморщила лоб.
— Да вроде нет, — неуверенно произнесла она. — Дом как дом, семья как семья.
— А кто к ним ходит? — стал задавать наводящие вопросы Филатов.
— Ну, я же не всех вижу. Приезжали несколько раз какие-то родственники, дядя Борислав, земляки — ничего особенного.
— А кто ухаживает за домом?
— Две горничные, работают по очереди. Еду готовит кухарка, обычно с утра и до обеда, а потом уходит. За территорией присматривает садовник, но я его почти и не вижу.
— Почему? — заинтересовался Филатов.
— Обычно он приходит очень рано, едва рассветет. Или поздно вечером, но это реже. В дом он никогда не заходит.
Филатов оживился:
— Ну-ка, ну-ка, что за садовник, расскажи поподробнее.
— Да что рассказывать? — пожала плечами Настя. — Старый дед. Щелкает себе ножницами, подстригая кусты или что-то там сажает на клумбах.
— Совсем старый? — спросил Филатов.
Настя задумалась.
— Нет, не совсем — лет шестьдесят с небольшим, где-то так.
«Конечно, — подумал Филатов, — для нее все, кто старше шестидесяти, — старики».
— Ну а еще что?
— Ничего. Делает свою работу и уезжает.
— И все?
— Все.
— А внешне он тебе никого не напоминает?
— Да я его и не видела толком, только издали.
— А ты могла бы подойти к нему и заговорить? Спросить что-нибудь о цветах, например?
— Я пыталась, но он на контакт не идет. Как завидит, что я к нему направляюсь, уходит в сарай и начинает там чем-нибудь громыхать. Туда соваться мне уж совсем неудобно.
— Н-да, странный дед, — заметил Филатов.
— Ага, нелюдимый, — подтвердила Настя.
Филатов понял, что она слегка задета тем, что садовник избегает ее общества. Она привыкла, что обычно все бывало как раз наоборот.
— Да, вот еще что, — вспомнила Настя, — пару раз по вечерам Марко куда-то с ним уезжал.
— На его машине или на своей?
— На его.
— А садовник на чем ездит?
На лице Насти появилась пренебрежительная гримаса.
— «Жигули-пятерка».
Последнее обстоятельство Филатова удивило. Насколько он был наслышан про Марко, тот меньше чем в «майбах» не сядет. А тут какая-то задрипанная «пятерка». Было над чем задуматься.
— И надолго они уезжают? — спросил Филатов.
— Да нет, через пару часов возвращаются. Тот его подвозит обратно, но сам во двор уже не заходит.
«Слобо! — пронеслось в голове у Филатова. — Конечно, это он, больше некому!» Ему вспомнились слова ясновидящей о том, что Слободан жив и кочует по косовским монастырям. Похоже, она немного ошиблась — не в Косово он скрывается, а в России. Да оно так и логичнее. Что ему делать в Косово, где у него множество врагов и существует вечная угроза быть разоблаченным? Ведь можно жить в России, поблизости от семьи. Вот так оно все и устроилось. Он ломал голову столько времени, а ларчик просто открывался.
В голове у него уже выстроилось логическое объяснение всему, что произошло вокруг Слободана. Видя, что процесс проваливается и засудить его не удастся, трибунал решает сымитировать его смерть в обмен на освобождение, но с условием дальнейшей жизни под чужой фамилией и обязательства не появляться больше в Сербии и не мутить там воду. Дополнительный флаг на бане там никому не нужен. Такой исход дела был выгоден всем — трибуналу, НАТО, новым сербским властям и даже самому Слободану. Человек, просидевший несколько лет в тюрьме, согласится на все, лишь бы из нее выйти и прожить остаток жизни на свободе, пусть и под чужим именем.