Наталья Манухина - Наши люди в Шанхае
— Не переживай так, Наташечка. Право, не стоит. Ты в любом случае выглядишь отлично. К тому же в отеле, наверняка, найдутся и утюг, и горничная, которая выгладит все за символическую плату.
— Я тебя умоляю, — я раздраженно передернула плечами. — Приехать за тридевять земель на какие-то несчастные три дня и два из них потратить на глажку. Нет уж!
Я решительно встала на цыпочки.
Алсуфьев поспешно вскарабкался на нижнюю полку и потянул громоздкий чемоданище на себя.
Тот даже не шелохнулся.
Алсуфьев беспомощно сверкнул очками.
— Подожди, не трогай, я помогу, — я бестолково запрыгала, пытаясь дотянуться до багажной полки.
Последовать примеру Алсуфьева и встать ногами на нижнюю полку я не решалась, боялась, что мой неуклюжий приятель меня с нее спихнет или же, чего доброго, уронит на меня мой же чемодан. Нет, нужно всегда сохранять свободу для маневра.
Я огляделась в поисках чего-нибудь подходящего.
— Вот, — я протянула Сергею белое махровое полотенце, лежавшее на подушке. — Возьми и просунь его одним концом под ручку чемодана. Правильно, вот так, и передай оба конца мне. Так, изумительно. А теперь ты сверху, я снизу, на счет «раз» тянем за полотенце рывком на себя. Хорошо?
Алсуфьев понимающе кивнул.
Я скомандовала:
— И-и, раз!
Раздался оглушительный треск рвущейся материи, я повалилась вверх тормашками. Следом за мной спланировал и Алсуфьев, и приземлился ровнехонько возле меня.
Это, конечно, плюс. Все могло быть значительно хуже. Алсуфьев мог спланировать прямиком на меня.
К тому же упали мы не в проход, а на полку. Там все-таки помягче.
Хотя, кто его знает, что хорошо, а что плохо. Время покажет. Сейчас я в шоке и боли не чувствую, а что со мной будет дальше после такого падения еще неизвестно. Может, я из-за этого Алсуфьева вообще инвалидом останусь.
Тьфу, тьфу, тьфу! Я постучала по деревянной обшивке купе. Не дай, бог, конечно.
Алсуфьев с кряхтением поднялся и помог встать мне.
— Ручка оторвалась, — удивленно сообщил он, вытаскивая из полотенца ручку от чемодана.
— Ну, и пес с ней! — Отмахнулась я. — Велика важность, ручка. У чемодана еще одна есть.
— Есть, но она с другой стороны. Боюсь, мне к ней не подобраться, а без ручки мне с твоим чемоданом не справиться. Надо, наверное, было его другим концом положить.
— Да какая разница, Сережа? Что ты пристал к этому чемодану? В Шанхай приедем, носильщики нам его в два счета достанут. Давай лучше чай пить. Стакан крепкого чаю с коньяком, и, возможно, я доживу до завтрашнего утра. Иначе я за себя не ручаюсь.
— Гм, гм, конечно, — согласно закивал Алсуфьев и оправился на поиски проводницы.
Отсутствовал он довольно долго. Я даже синяки на ногах пересчитать успела.
— Чаю у них нет, — растерянно сообщил он.
— То есть как это нет? — Я опустила штанину. — Совсем нет, или будет, но позже.
— Совсем нет. Не предусмотрено. Но зато есть вагон-ресторан.
— Про вагон-ресторан я и без них знаю. Мы же его видели, когда мимо пробегали.
— Верно, совсем недалеко от нас. Всего через пару вагонов пройти, если не ошибаюсь. Может, и правда сходим?
— Нет, это невозможно, Сережа, я тебя умоляю, как это сходим? Ты что забыл? Нас же предупреждали, что в поезде в ресторан ходить нельзя. Помнишь? На фуршете? Это нам молоденькая аспирантка твоего знакомого профессора из пекинского университета сказала, когда узнала, что мы едем в Шанхай на поезде. Линь, кажется, ее зовут. Помнишь, она еще очень удивилась, что мы поездом, а не самолетом, и предупредила, чтобы еду в дорогу взяли с собой, а в вагон-ресторан ни в коем случае не ходили. Помнишь? Я специально нам булочек вкусненьких в ресторане отеля купила, тех, что с повидлом, думала, чаю попьем… А ты говоришь, что чаю у них нет. Ты, наверное, что-нибудь не так понял, Сережа, не может быть, чтобы в поезде в вагоне повышенной комфортности нельзя было выпить стакан чаю. Сходи, пожалуйста, уточни. Если нет чая, попроси просто стаканы. Пустые. У меня есть пакет апельсинового сока.
— Бесполезно, Наташечка… — неожиданно заупрямился обычно покладистый Алсуфьев. — Я ведь уже спрашивал.
Я выразительно фыркнула:
— Нет, если тебе трудно, то, конечно…
— Дело не в том, что мне трудно, — уныло возразил Алсуфьев. — Дело в том, что это невозможно по определению. Китайские проводницы меня в принципе не воспринимают. Ни меня, ни мой английский.
— Но у тебя ведь хороший английский! — Я вспомнила свой печальный опыт общения с пекинским таксистом.
— Очевидно, не настолько хороший, чтобы напиться чаю в поезде «Пекин — Шанхай». Посуди сама, я им говорю, айд лайк ти, плиз, дескать, я бы хотел чая, пожалуйста, а они в ответ только глазами хлопают да извиняются, дескать, извините, не понимаем. Что характерно, извиняются, на английском. Вполне сносном, кстати сказать. Я тогда с другого боку зашел, ту гласиз, говорю, айд лайк ту гласиз оф ти, плис, я бы хотел два стакана чая. Они только плечами пожимают, да хихикают. Может быть, ты мне объяснишь, что я такого смешного сказал? В общем, и так я у них чаю просил и этак, и жестами себе помогал, и мимикой, театр одного актера устроил, все впустую, не понимают они меня, хоть плачь. Потом вроде сообразили, удивились, правда, обе несказанно, в кулачок прыснули и говорят: ах, гласиз! Я обрадовался, гласиз, говорю, гласиз. Думаю, бог с ним, с чаем, обойдемся. Пусть хоть стаканы дадут, не из горлышка же нам с тобой «Курвуазье» распивать. Во-от… — он неожиданно смолк и принялся озираться по сторонам. — Кстати, где он?
— Коньяк? Здесь! — Я постучала по дорожной сумке, стоящей возле моих ног. — Под надежным присмотром. А вот стаканы?.. Алсуфьев, скажешь ты мне, в конце концов, где же те гласиз, которые тебе посулили смешливые китаянки.
— Ты не поверишь, Наташечка, но они принесли мне… Очки!
— Очки?!!
— Очки.
— Очки?!! Ну, да, гласиз! Правильно. Очки по-английски тоже будет гласиз. Но почему, Алсуфьев? Я тебя умоляю, почему они решили, что ты просишь у них очки, а не стаканы? Ты ведь и так в очках! Зачем тебе вторые очки? Ты же не в оптику пришел?! Мы же в поезде едем. Ой, не могу! — Я так и покатилась со смеху. — Бедные девочки! Представляю себе их растерянность. Пришел всклокоченный бородатый дядька в очках и просит у них еще одни. Своих ему, видите ли, мало. Какие просит? С какими диоптриями? Не важно! Любые сгодятся! Были бы очки, а там разберемся.
Надувшийся было Алсуфьев тоже рассмеялся, не выдержал:
— Очевидно, в китайских поездах стаканы — предмет более экзотичный, нежели очки.
Мы посмеялись.
Алсуфьев достал из сумки приобретенную еще в питерском аэропорту бутылочку «Курвуазье ХО» и предложил мне хлебнуть коньячку прямо из горлышка.
Я не стала жеманничать, глотнула. Он последовал моему примеру.
Мы выпили, закусили вкуснющими слоеными булочками с ананасным повидлом, потом еще выпили, потом я вспомнила про персики, выпили и под персики, и просто так, за все хорошее, а потом еще и за Шанхай, и за удачную поездку в целом…
На этом коньяк у нас закончился, и Алсуфьев стал укладываться спать. Заявил, что устал, перенервничал и валится с ног. Ему, дескать, необходимо как следует выспаться, чтобы прийти в себя.
Можно подумать, я не устала. Устала, да еще как! И перенервничала не меньше, чем он, если не больше.
К тому же настроение, которое поднялось было после истории с очками-стаканами, катастрофически стало портиться.
А когда я в плохом настроении, то все равно не усну, пока не успокоюсь.
Я доела последнюю булочку, убрала со стола, и меня потянуло на разговоры.
— Сереж, — позвала я, устраиваясь поудобнее. — Сережа?
— М-м?
— Ты уже спишь?
— Почти.
— Подожди, не спи. Поговори со мной.
— О чем, Наташечка?..
— Какая разница?!! — Возмутилась я. — Мне абсолютно все равно, о чем ты будешь со мной разговаривать. Я просто хочу отвлечься, чтобы успокоиться. Я на пределе, Сережа. Вполне возможно, ты не обратил внимания, но у меня сегодня весь вечер глаза на мокром месте. Еще немного, и я за себя не ручаюсь, — беззастенчиво педалировала я.
На самом деле я прекрасно знаю, что каждый человек потенциально способен выдержать любой стресс. Ведь самый сильный физический и психологический шок каждый из нас уже испытал при появлении на свет.
Вот только восстанавливаются люди после стресса каждый по-своему.
Согласитесь, все мы разные.
Кто-то, как Алсуфьев, восстанавливается сном, кто-то свои стрессы заедает, кто-то предпочитает алкоголь, кого-то тянет на душевные разговоры.
Да мало ли способов, привести себя в чувство. Сколько людей, столько и мнений.
Кому, как не психотерапевту, знать об этом.
— Ну что ты так расстроилась, Наташечка, — проникновенно сказал Алсуфьев, адекватно среагировавший на мои стенания. — Все идет хорошо. Я уверен. Нет, если ты хочешь поговорить, давай, конечно же, поговорим. Хоть я и думаю, что нет никаких причин для беспокойства.
