Всеволод Овчинников - Горячий пепел (сборник)
Чжан Синхэ стал каждое утро ходить на верфь. Ворчал на мастеровых, что им впору делать только корыта для свиней. Но через месяц лодки получились отличные.
Пришли приемщики, и среди них Чжан Синхэ увидел знакомого гидролога.
– Оказывается, ты, старина, считаешься тут первым кормчим!– воскликнул тот. – Что же молчал до сих пор? Мы такого человека давно ищем. Теперь особенно: лодки надо через Саньмынься спускать.
– Не водит он больше лодки. Ушел с реки, – бросил кто-то из гребцов.
– Отчего же? Старый? Да он как сосна крепкий! – сказал начальник инженерно-геологического отряда. – Ведь не откажешь нам, Чжан? Дело нужное.
К удивлению лодочников, старый рулевой кивнул утвердительно.
Больше всех недоумевала жена старика. Чем прельстил его этот рейс? Ведь до сих пор он упрямо отказывался даже от самых выгодных предложений.
Что заставило Чжана отступить от зарока? Почему согласился он снова встать к кормилу? Не потому ли, что уверовал в силу этих людей, взявшихся покорить Желтую реку, которая отняла жизнь у его сына, у стольких его друзей?
И вот Чжан Синхэ, как прежде, держит в Шицзятани совет со своими гребцами. Впереди – Саньмынься.
Толчок шестом, и берег, будто подхваченный порывом ветра, уносится прочь. Вместе с ним уносятся куда-то все сомнения и раздумья. Фигура Чжан Синхэ наливается силой, взгляд становится яснее и тверже.
Лодка летит на гребнях мутных, сплетающихся струй. Надвигающиеся навстречу скалы кажутся сплошной стеной. Ворота Чертей, на которые держит Чжан, имеют изгиб, выход из них не виден. Здесь, как говорят кормчие, не то что моргнуть – сердцем стукнуть не смей. Недаром гласит пословица: «Приказ на лодке сильнее приказа в бою». Тут уж, если ошибся, назад не отступишь.
…Неистово ревет вода. Чжан всем телом наваливается на кормило. Поворот – и в глаза бьет яркий солнечный свет. Саньмынься позади!
Медлить, однако, нельзя. Лодка должна пристать к правому берегу сразу за воротами. Там толпятся люди, машут руками, ждут первую лодку.
Знакомая победная радость поет в душе Чжан Синхэ. Сможет ли он после этого еще хоть день прожить без реки, без любимого дела!
Старый Чжан остался на стройке. Его назначили бригадиром лодочников при инженерно-геологическом отряде.
Голубовато-серый диорит-порфир, из которого сложены скалы Саньмынься, – порода надежная. Она звенит от удара молотка, радуя геологов своей монолитной твердостью. Но стометровая плотина вещь нешуточная. Надо досконально изучить ее будущее основание, особенно дно всех трех протоков.
Да, именно в воротах, на самой стремнине, нужно вести бурение.
Буровая машина установлена между двумя скрепленными лодками. От них к береговым скалам протянуты стальные тросы. Со стороны суденышки кажутся крыльями мотылька, трепещущего в паутине.
На корме одной из лодок стоит Чжан Синхэ с рупором в руках. Теперь он должен командовать не гребцами, а рабочими у лебедок.
Выйдя на стремнину, лодки на некоторое время словно повисают среди мчащихся струй, а потом начинают медленно подниматься к Саньмынься. С берега геологи флажками указывали место, где нужно бурить.
Все сильнее стучит в борта вода. Чжан в рупор подает сигналы то одному, то другому лебедочнику. Все пять тросов постепенно натягиваются, придавая установке правильное положение. Можно бурить.
Темнеет, но дизель стучит по-прежнему. Бурение будет вестись круглые сутки. Чжан Синхэ всю ночь сидит на корме, вглядываясь в черную поверхность воды, в которой змейками пробегают отражения звезд. Он покидает лодку лишь после того, как ушедшая в грунт обсадная труба сама надежно закрепляет установку на месте.
Всюду, где ведется бурение с воды, видна кряжистая фигура Чжана, слышен его хрипловатый, словно проржавевший голос.
В конце июля, как обычно, начались ливни. Но паводок был уже не страшен. Начальник инженерно-геологического отряда созвал лодочников в палатку. Здесь лежали керны – драгоценные столбики голубовато-серого камня, образцы основания будущей плотины.
Нужные материалы были собраны в срок. Геологи говорили своим помощникам сердечное спасибо.
Никогда прежде громкая слава первого кормчего, которой Чжан Синхэ пользовался в Шаньсяни, не радовала его так, как эта простая благодарность.
Старый лодочник закончил свой рассказ, когда мы стояли на берегу Хуанхэ, возле Камня Непреклонности. Как раз там, на этом утесе, с помощью Чжан Синхэ была пробурена первая скважина, которая подтвердила надежность скал Саньмынься.
Я снова подумал о Камне Непреклонности – символе национального духа, как называли его поэты древности.
Да, китайский народ умел быть стойким перед лицом всех испытаний, которые несла ему судьба. Но сейчас его непреклонность приобрела новый смысл. Она стала наступательной, целеустремленной. Народ достаточно вынес от стихии. Теперь он непреклонен в решимости покорить ее.
И символ этой новой черты в характере освобожденного народа – уже не одинокий утес на стремнине, а стометровая бетонная плотина, которая по соседству с ним перегородила Хуанхэ.
Подводный Дворец дракона
С той поры, как русло Хуанхэ было успешно перекрыто, главное внимание строителей привлек правобережный котлован. Он пришелся как раз там, где три струи рассеченной скалами Хуанхэ снова сливались в одну. Окрестные жители называли это место «Котел Кипящего Масла». В буддийской мифологии так именуется один из ужасов ада.
Представьте себе бурлящую ключом коричневую масляную краску, какой покрывают полы, – именно так выглядели воды Хуанхэ, едва прорвавшись через Саньмынься.
Когда замкнули низовую перемычку, поверхность котла впервые стала спокойной. Вода быстро отстаивалась. Под ней проглядывало лёссовое дно. Котлован казался мелким.
Насосы принялись за откачку. И тут оказалось, что на месте Котла Кипящего Масла под водой и илом скрыто еще одно Саньмынься, со своими скалами и ущельями, с еще более головокружительными кручами.
Часами молча простаивал здесь самый старый житель Саньмынься – кормчий Чжан Синхэ. Для скольких его друзей не мифическим, а реальным адом был этот Котел Кипящего Масла, сколько лодочников нашли себе в нем могилу! Разве, помогая бурить на стремнине первые скважины, старый рулевой думал, что ему самому доведется увидеть дно котла?
По мере того как обнажались края подводного каньона, глазам людей открывалось зрелище все более фантастическое. Каменные стены голубовато-зеленого цвета были отполированы рекой до зеркального блеска. Каждый выступ или углубление своими сглаженными, будто стилизованными очертаниями были по-особому прекрасны. Они казались образцами неведомого людям искусства подводного мира.
«Лунвангун» – «Дворец дракона» – так, не сговариваясь, окрестили рабочие подводный каньон. Почти в каждой бригаде нашелся поэт, посвятивший этому зрелищу стихотворение в стенгазете.
Но поэтичная крутизна стен Дворца дракона доставила строителям много хлопот.
Мало того что каньон имел глубину двадцать четыре метра – на дне его лежал десятиметровый слой ила. Как извлечь его? Ведь котлован как дупло огромного зуба: пока не вычистишь, нельзя класть бетонную пломбу.
Ни экскаваторы, ни самосвалы первое время не могли спуститься в лабиринт дворца. Пришлось применить «тактику человеческого моря». Сотни людей днем и ночью вручную вычерпывали желтую гущу и таскали корзинами наверх. Вереница человеческих фигур, карабкавшихся по извилистым тропинкам, и впрямь напоминала постройку причудливого дворца древности.
Когда было вычерпано около ста тысяч кубометров лёсса, в каньон наконец пробили дорогу. Первым по крутому спуску прошел на своих гусеницах экскаватор. Следом двинулись мощные трехосные грузовики.
Шофер Чжижун работал теперь на выемке котлована. Посмотреть каньон решилась и его жена, приехавшая из деревни вместе с малышом. Чжижун рассказал ей, как перекрывали русло Хуанхэ и как злобно отбивалась река, показал несколько валявшихся на дне ущелья бетонных пирамид – их снесло туда течением.
Маленький Фулун при этом только таращил глазенки да пускал пузыри. Пройдет еще немало времени, прежде чем малыш сознательно прослушает рассказ о подводном Дворце дракона, из которого его отец выгнал хозяина.
Стройка на Хуанхэ растет. Я почувствовал это, увидев Ущелье Трех Ворот в третий раз – осенью 1959 года, через год после перекрытия русла.
Деревня Шицзятань. Старый помещичий дом. Места, где три года назад на моих глазах начиналась жизнь, начиналась история стройки.
Каждый день, как только звуки гонга звали людей на обед, появлялся почтальон. Он открывал свою сумку, доставал пачку конвертов и, стараясь перекричать шум реки, выкликал фамилии. Этого человека с потрепанным велосипедом знали все. Шутники говорили, что, наверное, сам начальник строительства не решился бы похвастать, что приехал в Саньмынься раньше почтальона.
