Чингиз Абдуллаев - Срок приговоренных
— Я согласен, — торопливо сказал я, — пусть платят деньги. Только сегодня. Андрей хочет взять у кого-то в долг, и я хотел бы получить деньги именно сегодня.
— Нужно подписать договор, — сообщил Виталик, — только тогда они дадут деньги.
— Пусть привезут ко мне на работу. Скажут в проходной, чтобы меня позвали, и я выйду. Только сегодня.
— Может, ты посмотришь квартиру, в которой будешь жить?
— Какая разница! Если есть такой вариант, то я согласен. Не хочу даже смотреть. Пусть привозит договор. И деньги чтобы заплатили сегодня же, обязательно сегодня.
— Сделаем, — пообещал Виталик. Я сразу перезвонил Алене. Она сняла трубку, и я снова уловил в голосе некоторую истеричность.
— Алло. Кто говорит?
— Это я, Леня. Андрей дома?
— Нет, он на работе. Скоро придет. В два часа мы должны быть в немецком посольстве, для получения визы. А почему ты спрашиваешь?
— Когда он приедет, ты скажи ему, чтобы он не брал денег в долг. Ты меня слышишь? Чтобы не смел брать денег в долг. Скажи, что я уже достал пятьдесят тысяч долларов. Ты меня поняла? Скажи, что я привезу ему деньги сегодня вечером.
— Откуда у тебя деньги? — испуганно спросила она. — Откуда, Леня?
— Я привезу деньги, — не отвечая на ее вопрос, повторил я, — привезу пятьдесят тысяч. Ты ему передашь?
— Да, спасибо.
— Как Игорь?
— Все в порядке. Он смотрит телевизор. Позвать?
— Нет, — в последние дни я все время боялся сорваться при мальчике. А этого делать никак нельзя, — до свидания. Успехов вам в посольстве.
— Спасибо. До свидания.
Я положил трубку и стал ждать, когда с приходной позвонит дежурный. Я сидел в своем кабинете весь перерыв и ждал. А в два часа меня позвали к Облонкову. Я позвонил Зоркальцеву и Кислову, которые работали в соседнем кабинете, и попросил их перебраться ко мне. А сам отправился к Облонкову. Честно говоря, я не удивился, когда он меня вызвал. Он ведь заменял нашего генерала, улетевшего с президентом в зарубежную командировку. В кабинете у Облонкова сидели Галимов и Дубов. Саши Лобанова не было, и это меня сразу насторожило.
— Здравствуйте, Литвинов, — строго сказал Облонков, — проходите и садитесь. Мы хотим с вами поговорить.
Я был уверен, что они захотят. После найденного вчера календаря, где дважды была записана моя фамилия да еще жирной чертой соединенная с фамилией банкира Цфасмана, у меня просто не оставалось в этом сомнений. Но мне не понравилось, что в комнате не было Лобанова, единственного в этой компании нормального человека, который мог бы отнестись ко мне благожелательно. Но вообще-то в этот момент я меньше всего думал об этой троице. На меня и без того свалилось слишком много за последние дни. Болезнь Игоря, убийство Семена Алексеевича, разговор Облонкова, который я нечаянно подслушал. Слишком много для одного человека, и я вовсе не хотел бы встречаться с этими типами и отвечать на их вопрос. Вдобавок ко всему я постоянно помнил о том, что в проходной меня может ждать посланец родственника-кровососа, который должен привезти мне договор с богатой сволочью, которая решила арендовать мои квадратные метры. Впрочем, наверное, преувеличиваю, человек, который хотел взять мою квартиру, вряд ли был сволочью. Он ведь не знал, почему я сдаю свою квартиру. Хотя, с другой стороны, если он был такой богатый, то наверняка — сволочь. В наше время девяносто девять богачей из ста стали таковыми только благодаря мошенничеству, воровству или коррупции.
Наверное, во мне бушует комплекс неполноценности. Я ведь не сумел к сорока годам стать миллионером и теперь вынужден сдавать свою квартиру, чтобы помочь сыну. Но, с другой стороны, для чего мне эти миллионы? Жил я один, получал вполне достаточно. Имел прекрасную квартиру в центре города. Не всем же быть миллионерами. Но… Опять это проклятое «но». Почему другие могут, а я нет? Наверное, потому, что они смогли заработать приличные деньги, а я не смог. В нашей стране необязательно, чтобы миллионер был самым умным человеком. В Америке или в Европе — да, там действительно нужно обладать некоторым интеллектуальным потенциалом, чтобы сделать деньги. Вернее, там интеллект стоит денег, и чем больший интеллект, тем большие деньги получает его владелец. В нашей стране миллионерами пока становились в силу совсем других качеств. Поэтому, наверное, у нас так не любят очень богатых людей. Ведь некоторые наши шахматисты, артисты, писатели, художники, я, конечно, говорю о самых известных и самых удачливых, тоже очень богатые люди, но к ним другое отношение. Люди знают, за что они получают деньги. А вот все прочие… Когда шахтерам не платят зарплату по полгода и тут же показывают по телевидению миллионеров, строящих и покупающих дворцы, можно представить себе состояние голодных парней, точно знающих, что дворцы построены на недоплаченные им деньги. Хотя, если начнется бунт, я буду не с этими парнями. Как цепной пес, буду охранять тех, у кого больше денег, а значит, и больше прав.
В общем, сидел я перед этой троицей и думал совсем о других вещах. А на Облонкова мне и смотреть не хотелось. Я ведь с первой минуты был уверен, что он замешан в убийстве Семена Алексеевича. Я только хотел закончить все дела с Игорем, найти им деньги, отправить в Германию, а уже потом сказать подлецу все, что я о нем думаю и знаю. Но он не дал мне на это времени…
— Вы знаете, зачем мы вас позвали? — спросил Облонков. Он был на «вы» со всеми старшими офицерами и грубо тыкал младшим.
— Догадываюсь, — ответил я, — вчера нашли календарь.
— Не только. Зачем вы скрыли, что два раза заходили к Семену Алексеевичу в день убийства?
— Я ничего не скрывал. Меня никто не спрашивал. А заходил я по делам. По-моему, это нормально, когда сотрудник заходит к своему начальнику, даже два раза в день.
— Не прикидывайтесь, Литвинов, — одернул меня Облонков. — Здесь находятся сотрудники прокуратуры и ФСБ. Вы сами видели календарь Семена Алексеевича. Там значится ваша фамилия.
— Там есть много фамилий, — устало заметил я. — При чем тут календарь?
— При том, — торжествующе сказал Облонков. — Вы знаете, что там ваша фамилия соединена с фамилией банкира Цфасмана?
— Видел, — угрюмо согласился я, — лучше бы не соединял.
— И чем вы объясняете такую деталь?
— Ничем. Просто так захотелось Семену Алексеевичу. Завтра в своем календаре я проставлю вашу фамилию и соединю ее чертой с фамилией Президента. Ну и что?
— Шутите, — строго вставил Дубов, — неужели вы не понимаете, насколько все серьезно?
— Понимаю, — разозлился я. — Семен Алексеевич был моим наставником, мудрым учителем. Другом. Я его очень любил. А вы позвали меня сюда, чтобы допрашивать из-за этого… дурацкого календаря.
— Хватит! — разозлился Облонков. — Вы забываетесь, подполковник Литвинов. Здесь не базар. Извольте отвечать по существу. Чем вы объясняете, что Семен Алексеевич связал ваши фамилии жирной чертой? И рядом с вашей фамилией поставил вопросительны и знак?
Как я мог ответить на этот вопрос? Начать рассказывать все сначала? Рассказать о том, как я просил Семена Алексеевича помочь мне в решении проблемы с Игорем. Рассказать, как он звонил банкиру. Как тот потом отрекся от своего намерения, отказавшись мне помогать. Рассказать о том, как я подслушал разговор самого Облонкова. И как передал все Семену Алексеевичу. Рассказать о том, что у меня не было времени, и в проходной меня должен уже ждать посланец Виталика с договором. Я посмотрел на их лица. На суженные глаза Галимова, на тупое лицо Дубова, на ухмыляющегося Облонкова. И понял, что никогда и ничего им не расскажу. Хотя бы потому, что они ничего не поймут.
— Не знаю, — упрямо сказал я, — спросите лучше у Цфасмана.
И в этот момент они переглянулись. Странно переглянулись. Мне не понравилось выражение их лиц, не понравилось, как быстро отвел глаза Дубов.
— Значит, нам лучше все узнать у банкира? — гнусно ухмыльнулся Облонков.
— Как хотите, — я уже почувствовал неладное. Может, банкир рассказал им какую-нибудь гадость про меня? Например, сказал, что я звонил и шантажировал его? После смерти Семена Алексеевича я мог поверить в любую неожиданность. Но то, что произошло на самом деле, оказалось для меня абсолютной неожиданностью.
— Неужели вы еще ничего не знаете? — спросил Галимов.
— Нет, — ответил я, — что-нибудь случилось?
— Случилось, — разозлился Облонков, — конечно, случилось.
— Сегодня утром банкир Цфасман убит, — пояснил Дубов, — нам сообщили об этом только час назад. Теперь вы понимаете, почему нас так интересуют ваши две фамилии, поставленные рядом?
Эпизод четырнадцатый
В это утро он решил выехать на работу чуть позже обычного. Почему-то сильно болела голова, и он еще до завтрака принял лекарство, которое ему привезли из Израиля. Однако после завтрака голова продолжала болеть, и он принял еще одну таблетку, надеясь, что к моменту приезда в офис все придет в норму.