Томас Гиффорд - Змеиное гнездо

Заверяю вас также, что беспрецедентные мирные инициативы – начиная с наших посреднических усилий в стремлении остановить гражданскую войну за нашими южными границами, в Мексике, – будут продолжены. Меня привели к этому решению недавние убийства и кровопролитие среди мирного населения. Мы возобновим и усилим наши мирные инициативы в Мексике.

Сограждане американцы, я закончу следующей мыслью: уходит старый порядок – и мы видим восход нового. Мы видим этот восход… мы приветствуем его с гордостью, с ясным видением будущего, с верой в то, что мы должны стать добрыми соседями для всего мира.

А теперь пора пожелать вам доброй ночи.

На пороге новой эры истории Америки я прошу всех вас помолиться:

Да благословит Господь всех вас. И да благословит Господь Америку.

В своем смелом историческом выступлении перед Конгрессом и американским народом президент Чарльз Боннер, возможно, разыграл козырную карту в попытке вернуть себе поддержку делегатов Демократической партии и преуспеть в жестокой борьбе за выдвижение на следующий президентский срок. Выступая на совместном заседании палат, Боннер заявил, что разведывательное сообщество стало источником внутренней коррупции при поддержке того, что он обозначил как «тайное правительство» и назвал истинным врагом нации. Он, подобно святому Георгию, выступил на коне, чтобы поразить дракона, угрожающего Америке, и теперь ему нужна только безусловная победа.

Этим вечером, воззвав к памяти Эвана Аллена и парней с Грин-Маунтинс, захвативших форт Тикондерога, президент Чарльз Боннер, потеряв новые голоса по оценке рейтинга, бросил кости, удвоил ставку и рискнул полным проигрышем – отменив ЦРУ, которое мы знаем, передав его воссоздание в руки генерального прокурора Терезы Роуэн и поставив на повестку дня новую американскую революцию.

В отчаянной последней попытке спасти неудачное президентство, выброшенное на мель волнами равнодушия избирателей, президент Боннер, возможно, совершил государственную измену, разрушив передовую линию обороны Америки, разведывательное сообщество.

В своей речи, самой идеалистической с тех пор, как Джон Кеннеди призвал сограждан не спрашивать, что может сделать для меня моя страна, а спросить, что я могу сделать для нее, Чарльз Боннер призвал американский народ и весь мир следовать за ним по долгому тернистому пути, на котором нас ждет перестройка разведывательного сообщества, долговременный союз с русскими и выдвижение серии мирных инициатив, начиная с попытки покончить с гражданской войной в Мексике.

Сегодня, пока снежная буря бушевала над Вашингтоном, воинственный президент Боннер бросил потрясающую бомбу, которая разорвалась в самом центре разведывательного сообщества, разнося его вдребезги.

Удастся ли сторонникам мистера Боннера собрать его заново и сделать новым и ответственным – вот, возможно, решающий вопрос в отношении второго срока его президентства. Сегодня, когда республиканцы выдвинули не экс-президента Шермана Тейлора, а невыразительного вице-президента Прайса Куорлса, американцы отошли ко сну, гадая, найдется ли кто-нибудь, чтобы бросить вызов Боннеру среди демократов. Можно спорить, что эта речь приведет к выдвижению альтернативного кандидата, который выступит за силу и мощь нации против намерений Боннера ее умалить.

Эй, не напрашивается ли этот парень на неприятности? Ого-го, крошка, еще как! Ату его! И не забудьте, команда «Нотр-Дам» с квотербеком Чарльзом Боннером не пожалела Техас в кубке Коттона! Сорок восемь – шесть! Теперь вы можете свести с ним счеты! Он продает добрую старую Америку в низовья реки!

Глава 1

Это сновидение, или воспоминание, повторялось из ночи в ночь. Он был мальчиком, лет десяти или двенадцати, кажется. Шел по длинному коридору мимо витрин, полных маленьких фигурок, ему не интересных. Он шел к подсвеченной витрине, не похожей на все остальные. В ней было что-то особенное, волшебство, неодолимо притягивавшее к себе, и он невольно ускорял шаг.

Приблизившись, он различил, что витрина на самом деле – нечто вроде пузыря, величиной с голову, с маленьким окошком, и этот пузырь был неотразимо прекрасен. Он просунул голову в окошко, широко распахнув глаза от нетерпения, заранее зная, что увидит.

Вот оно!

Солдаты, рассыпавшись по одеялу и простыне, наступали. Он, маленький мальчик, укрытый одеялом до подбородка, смотрел, как они подходят, с ружьями, с саблями, он почти слышал хлопки выстрелов, в спальне пахло порохом… Вон там, у его ступни, – генерал Ли, а вот и Сэм Грант во главе своих войск. Они наступали, и маленький мальчик круглыми глазами смотрел на сражение в своей кроватке.

Потом он во сне или в воспоминании был уже не мальчиком, и шум сражения затихал, и кто-то что-то говорил, а он напрягал слух, чтобы разобрать слова.

«Прежде, когда политики были солдатами, они чего-то стоили. Теперь проклятые политики не стоят ни гроша, они посылают людей на смерть, они заставляют других убивать за них… Им нельзя доверять, сын, они – фальшивки, дешевые трещотки, и в большинстве своем они посылают на трудное дело других…»

Потом и этот голос затихал, и все исчезало… Не отец ли говорил с ним сквозь годы? Или кто-то, за кем он шел в бой… Кто?

Закончив одеваться, человек являл собой воплощение идеального ученого, овеществленное клише: очки в роговой оправе, прямые каштановые волосы с сединой, подстриженные так, что концами доставали до ворота голубой оксфордской рубашки с потайными пуговицами, украшенной приличным галстуком в коричневую и зеленую полоску. В подстриженных усиках тоже виднелась седина. Он надел мягкие брюки, немного оттянутые на коленях, и чуточку помятый креповый жакет. В петлицу был пропущен кожаный шнурок золотых часов, скрывавшихся в нагрудном кармане. На ногах серые прогулочные башмаки и тонкие хлопчатобумажные носки с узором в ромбик. На согнутой руке – недорогой коричневый дождевик.

Звали его, если верить водительским правам, Куртис Вестерберг. Постоянный профессор кафедры английского языка в университете Миссури. Сорок семь лет, проживает в доме 311 по Элм-драйв в Колумбии. Документы были высшего качества. Никто бы не угадал в нем Тома Боханнона, который, как гласило досье в Вашингтоне, погиб много лет назад за свою страну. Его досье в военном каталоге вычистили на совесть: ни отпечатков пальцев, ни упоминания многочисленных наград, ни истории. Таких заботливо вычищенных досье во всем каталоге было не больше десятка, и они хранились в особом файле, закрытом почти для всех.

Накануне он приехал на машине из Чикаго. В Сентс-Ресте спустился по ненадежным ступеням и вьющейся тропинке с Блафф-стрит и зарегистрировался в здании викторианской эпохи, превращенном в изысканный пансион, где гостям предлагали только завтрак. Выедет он оттуда завтра.

В первый вечер он переехал через реку Фивер в Иллинойс и отлично поужинал в Кингстоне. Переночевал у себя в номере. Утром, покинув сияние старой мебели, лимонный запах полироля и заманчивые ароматы кухни, пешком спустился по склону холма и неторопливо позавтракал в компании «Де-Мойн регистр», «Чикаго трибьюн» и «Ю-Эс-Эй тудэй». Новостей, способных вызвать в нем гордость за принадлежность к человеческой расе, было маловато. Но это уж как обычно. Не стоит об этом думать.

Послеобеденная прогулка привела его к магазину игрушечных солдатиков у Ратушной площади Сентс-Реста. Небо угрожающе потемнело. Жара и влажность в тот июльский день зашкаливали за девяносто: атмосфера напоминала год, проведенный им в тигриной клетке, когда он, как животное в зверинце, старался не замечать острых палок, которыми тыкали сквозь решетку женщины и дети. В магазине, где было чуть прохладнее от работающего кондиционера, под стеклом витрин в деревянных рамах стояли батальоны, полки, армии дюймовых и двухдюймовых воинов, тщательно раскрашенных вручную: от Древнего Египта до Вьетнама и войн в Персидском заливе. Тысячи крошечных солдатиков, свирепых, вооруженных до зубов, одетых в точно воспроизведенную боевую форму. Горцы в килтах. Французский Иностранный легион. Индейцы на быстроногих лошадях. Первопоселенцы, окружившие свои фургоны. Десантники Куонтрилла. Он видел собственное отражение в стекле – лицо, с детской жадностью разглядывающее сцены Гражданской войны. «Голубые» и «серые». Честный Эйб в шляпе-цилиндре, с рукой на лацкане… Роберт Ли, герой Юга. И конечно, великий человек – Грант. Он задумался над фигуркой Гранта, когда заметил у себя за спиной второе отражение.