Васил Иванов - Час пик. Кто убил Влада Листьева?

Сенсационное заявление Президента сделано не сегодня, а 4 июля 1992 года. Распространенное агентством ИТАР — ТАСС, оно цитировалось почти всеми средствами массовой информации. С тех пор многое изменилось.

Президент на протяжении последних двух лет действительно был весьма «свободен в маневрах» и действительно совсем те заботился о своем рейтинге». Имея в 1991 году прекрасный стартовый капитал общественной поддержки, он промотал его, как легкомысленный повеса в азартных играх нечаянное наследство.

В начале 1992 года положительное отношение к нему выразили 48 % избирателей. Но вот в декабре этого же года Президент «едал» популярного Экономиста — «рейтинг доверия» сократился до 32 процентов. Через год он танками разогнал российский парламент (уже 25 процентов), «проспал» встречу с ирландским премьер — министром (9 про— щитов) и, наконец, превратил в руины столицу Чечни, походя оклеветав российскую прессу (8 процентов). Так что по всем демократичным меркам Президент сегодня политический банкрот, которому кредиторы готовятся предъявить неоплаченные векселя: 72 процента российских избирателей, по свидетельству социологов, не доверяют Президенту.

Подобного рода презрение Президента к общественному мнению, которое мало что значит в текущей политике, но в момент президентской избирательной кампании становится решающим фактором, можно объяснить только тремя причинами:

1. Президент поставил крест на своем политическом будущем и действительно не намерен баллотироваться на второй срок;

2. Президент поставил крест на своей репутации демократа и намерен стать кремлевским долгожителем без каких — либо выборов;

3. Президент абсолютно уверен в хитроумии своих царедворцев, способных так организовать и провести президентские выборы, что победа ему будет гарантирована.

Чтобы ответить на вопрос, какая из этих причин истинна и соответственно какому сюжету будут развиваться события до июня 1996 года, необходимо отметить одну немаловажную особенность демократии, то есть той политической системы, в приверженности которой клянется Президент.

В своем ежегодном послании Федеральному собранию Президент совсем не случайно отметил необходимость преемственности властей.

Действительно, в эпоху нестабильности и формирующейся государственности только преемственность власти на высших её этажах может гарантировать последовательность российской политики. Но вся беда в том, что демократическая процедура выборов как раз и не гарантирует этой самой преемственности. В этом можно углядеть слабость демократии: на смену либералам, как подсказывает история, могут прийти фашисты. Но в этом же и её сила: периодическая ротация властей, как свидетельствует та же история, заьцищает государство и общество от гниения.

Что же имел в виду Президент, говоря о преемственности власти? Можно допустить, что предполагалась верность будущих правителей России тому политическому курсу, который сформировался в 1991–1995 годах. Однако многие аналитики уже неоднократно отмечали, что никакого четко сформулированного политического и экономического курса, по которому ведет страну Президент, нет. К тому же только политический самоубийца мог бы выйти на демократические выборы с обещанием «верно следовать курсу Президента» и сохранять существующий порядок вещей.

Поэтому за словами Президента о преемственности власти скорее всего скрывается не забота о «верности курса», а тревога о безопасности правящей элиты и незыблемости её интересов. Для подобного вывода есть основания…

Этот подзаголовок, набранный жирным шрифтом, почему — то сразу бросился в глаза Аналитику.

Он отодвинул газету и задумался…

В принципе все, изложенное в материале популярной в интеллигентской среде газеты, соответствовало действительности. Он знал это и без чтения.

Аналитик даже поверхностно не стал просчитывать прогноз, по которому Президент действительно бы добровольно отказывался.

Ха — нашли дурака!

Тут ведь не цивилизованный Запад — покажите мне человека, который бы, всю жизнь рвавшись и наконец дорвавшись до вершины, до слепящих снегов Килиманджаро, отдал бы победу людям, которых он ненавидит!

Более того, Аналитик был совершенно уверен, что вариант «кремлевского долгожителя» не пройдет — слишком велик риск откровенно объявить себя пожизненным диктатором, эдаким Ким Ир Сеном, Запад не поймет и кредитов не даст… А когда продадим им всю нефть и весь газ, в городах и весях по всей Руси великой начнется массовый каннибализм.

Вариант «царедворцы», которые мол, хитроумно оставят его на второй срок?..

Но кто?

Паша — мерседес, посмешище всей армии? Или Телохранитель?

Первый откровенно глуп, а второму — только «гусей» гонять.

Премьер, хозяин «Газпрома» и ВПК?

Он и сам не против занять президентское кресло — только и ждет своего часа.

Мэр — эдакий работяга в пролетарской кепочке?

Ну — ну…

А остальные — или мозгов не хватит, того самого хитроумия, или же, скорей всего, если хватит, постараются их продать подороже — и не теперешнему Президенту.

Есть кому.

Стало быть, под «царедворцем» подразумевают его, Аналитика.

Действительно, любая кардинальная смена руководства ему крайне невыгодна: дадут пинка под жопу, как пить дать. Лишат персональной госдачи, персональной машины, этого персонального кабинета, возможности содержать хорошую домработницу, платя ей в US$, лишат льгот, привелегий, а главное — ощущения сопричастности к высшей власти, ощущения того, что ты — один из её скрытых рычагов.

За что?

Совершенно естественно, что практически любой преемник Президента поспешит в той или иной форме объявить предыдущий режим «антинародным», равно, как и всех, кто ему служил. Это выгодно — видите, какие Авгиевы конюшни мне достались, за пять лет не разгребу все это говно, еще надо бы… Кроме того, надо будет обязательно найти козла отпущения, надо будет кого — нибудь бросить на вилы голодной толпе. Как у классика — «сбросили с колокольни вниз головой третьего Иваньку…»

Хорошо еще, если первым человеком страны станет серьезный политик, умный и рассудительный, вроде теперешнего Премьера, а если…

Вон, вчера из отдела пришла информация, спрогнозировали — в июне 1996 года в среднем восемьдесят процентов кандидатов будут бесноватыми…

Что тогда?

И будешь ты уже не Аналитиком, а старым пердуном — пенсионером. будешь выращивать на своей подмосковной даче георгины с хризантемами да пописывать мемуары в стол.

Хорошо еще, если так.

Пусть, пусть в Кремле тебя считают немного ненормальным. живущем в собственной иллюзорной реальности, смоделированной, спроектированной тобой же самим, но кто сказал, что модель всегда хуже своего воплощения?

Лучше, потому что, как правило, он рассчитывает в идеале, а исполнение бывает более чем посредственным.

Аналитик пружинисто поднялся со своего места, прошелся по кабинету. Подошел к окну, долго смотрел, как по стеклу беспорядочными траекториями сбегают дождевые капли, сливаются, с противным жестяным звуком скатываются на наружный цинковый подоконник…

По улицам, пригибая головы от порывистого ветра, шли первые прохожие. Им бы его заботы…

А в голове Аналитика почему — то все время вертелся подзаголовок газетной статьи: «Жертвоприношение… Жертвоприношение…»

В половине одиннадцатого утра порядком уставший Аналитик затребовал служебный «мерседес» и распорядился отвезти себя домой.

Жил он недалеко — в огромной пятикомнатной квартире в самом центре, обставленной дорогой старинной мебелью, многочисленными горками красного дерева с антикварными фарфором и хрусталем (с домработницы три пота стекало, пока она все это перетирала, пыль смахивала), не один, с женой — четвертой по счету.

Вообще — то раньше в ведомстве, в которое прежде входила его служба, разводы крайне не приветствовались — разведенцев не выпускали за границу.

Все правильно — система заложников, а вдруг там останешься?

Теперь — проще, либеральней, спокойней, хоть двадцать раз разводись, теперь все можно…

Жена (они жили вместе всего несколько месяцев) — бывшая балерина кордебалета Мариинки, была моложе мужа почти на двадцать один год — на прошлой неделе ей исполнилось двадцать три.

Последняя женитьба поставила перед Аналитиком проблему, которую ни один анализ, ни одно логическое умозаключение не могло бы разрешить.

Более того — никогда, ни при каких обстоятельствах глава сверхсекретной спецслужбы не выдал бы свой самый страшный секрет; на это были причины, более чем веские…

Аналитик всегда считал себя Мужчиной, Настоящим Мужчиной, с Большой Буквы.