Андрей Ветер - Во власти мракобесия
– Он на нашей стороне?
Борис пожал плечами и побрёл к лестнице. Под ногами что-то хрустело. Собравшиеся в фойе люди понемногу вставали, отряхивались, едва слышно переговаривались. Откуда-то издалека слышался тоскливый голос, читавший молитву. Борис вдруг сорвался с места и побежал вверх по лестнице, тяжело дыша. Сердце бешено колотилось, кровь шумела в голове, а Борис продолжал бежать, готовый загнать себя насмерть, лишь бы не оставаться бездейственным в эти жуткие минуты ожидания.
«Папа… Вот бы сейчас поспорить с тобой, как всегда… Что бы ты сказал мне?..»
Вчера он видел отца возле входа в Дом Советов. Сначала Борис усомнился, отец ли это, настолько сосредоточенным и непохожим на себя было лицо Николая Константиновича.
«Что он тут делал? По службе или как я? Где он сейчас? Если здесь, то надо его отыскать… Вчера был здесь…»
Борис измождённо упал на колени перед окном на пятом этаже. Отсюда пространство перед зданием казалось вымершим. Вдалеке виднелись теснившиеся милиционеры, вытянулась цепочка десантников, два танка на Калининском мосту лихо, как на учениях, развернулись и подняли орудия.
«Что дальше?»
Борис немного отдышался и попытался встать. В ту же минуту над головой звонко застрекотали о стену пули. Они сыпались, как град, обильно, безостановочно. Борис распластался, обхватив голову обеими руками. Воином он себя не считал и в Белый дом пришёл не воевать, а требовательно стучать кулаком, спорить, отстаивать. И вот здесь началась война, маленькая гражданская война в столице, в пределах Садового кольца, но всё же настоящая война.
* * *Николай Константинович Жуков нырнул во двор и остановился. Пройти сквозь кордон милиции он смог, благодаря своему удостоверению полковника контрразведки. В нескольких шагах перед собой он увидел пятерых мужчин в штатском. Двое были вооружены автоматами, остальные держали пистолеты.
– Вадим! – воскликнул Жуков, узнав в одном из мужчин бывшего коллегу. Почти десять лет они проработали в одном отделе Пятого управления КГБ, но года три назад Вадим Тихомиров подал рапорт и перешёл работать в службу безопасности группы «Мост». Вадим был лет на семь моложе Николая Константиновича, но они всегда общались на «ты».
– Николай? – удивился Тихомиров. – Ты что тут?
– От Белого дома иду… Мне надо срочно на Лубянку.
– Ты всё ещё там? – спросил Вадим, подойдя вплотную к Жукову. Николай Константинович кивнул.
Где-то совсем близко громыхнула автоматная очередь.
– А ты-то что тут? – в свою очередь спросил Жуков. – С оружием!
– Нам велено держать оцепление.
– Кем велено? Вы же частная структура!
– Зато у нас много людей, несколько тысяч. Милиция ведь бездействует, да и чекисты тоже. Вот Гусинский[2] и решил оказать помощь Ельцину.
– Гусинский?
– Да… Послушай, Николай, не задавай лишних вопросов… Времена нынче не похожи на прежние, не в Советском Союзе живём. Теперь всё иначе делается.
Жуков пристально посмотрел на решительное лицо Тихомирова. В глазах бывшего товарища горел огонь, от которого у Николая Константиновича сжалось сердце. Чуть в стороне сухо треснули одиночные выстрелы, затем коротко ударила пулемётная очередь.
– Это твои люди? – Он кивнул на стоявших за спиной Тихомирова мужчин.
– Да.
– Ладно, делайте что вам велено, – пробормотал он. – Мне надо идти.
– Коля, прости, но я не могу пропустить тебя.
– Что? – Жуков опешил.
– У нас приказ… Никого не пропускать к Белому дому и не выпускать оттуда за оцепление. – Тихомиров крепко взял Николая Константиновича за локоть.
– Ты рехнулся! – Жуков рванулся вперёд.
Помощники Тихомирова мгновенно подскочили к нему и грубо оттеснили к кирпичной стене. В грудь ему упёрся автоматный ствол.
– Спокойно, ребята, спокойно! – крикнул Вадим. – Николай, не надо резких движений! Будь благоразумен!
– Благоразумен?! – Жуков яростно выругался, почувствовав полное бессилие.
С противоположного конца двора послышались громкие возгласы, и Николай Константинович увидел пятерых запыхавшихся молодых людей. Тихомиров резко обернулся.
– Всем стоять! – скомандовал он.
Те застыли в нелепых позах. На их пылающих азартом лицах появилось замешательство.
– Да мы туда! – самый молодой махнул рукой в сторону Белого дома. – Мы же на помощь!
– На помощь? – мрачно уточнил один из помощников Тихомирова и шагнул к молодым людям. – В геройство захотелось поиграть?
Юноша, ничего не понимая, неопределённо развёл руками и растерянно обвёл глазами вооружённых людей.
В следующее мгновение он получил сильный удар пистолетом по лицу.
– Вы что?! – взревел Жуков.
Он увидел, как люди Тихомирова набросились на молодёжь, сбили всех с ног и принялись молотить их сначала ногами, затем и оружием.
– Не дёргайся, Коля! Не вынуждай меня! – глухо пророкотал Вадим, вдавив ствол автомата в живот Жукову.
– Ах ты мразь! Это же пацаны! Совсем ещё дети!
– Так надо, Коля! Так надо!
– Они же прибьют их!
– Остынь, Коля! Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь!
Жуков с неожиданной для самого себя силой ударил головой Тихомирова в нос и освободился. Однако Вадим не разжал рук и не выпустил автомат. Наоборот, падая, он надавил на спусковой крючок, и пули застучали по кирпичной стене, веером хлестнув снизу вверх. Посыпалась труха, брызнуло стекло в каком-то окне. Николай Константинович без оглядки бросился со двора, но споткнулся…
От обрушившихся на него ударов в глазах потемнело.
– Нет… Не надо его мудохать… – донеслось до Николая Константиновича сквозь наплывающую чёрную пелену.
Тихомиров, отплёвываясь от лившейся из ноздрей крови и пытаясь свободной рукой вправить свёрнутый нос, подошёл к скорчившемуся Жукову и направил на него ствол «калашникова».
– Зря ты так, Коля…
Автомат в его руке загрохотал и затрясся, изрыгая пламя. Тонко звякнули об асфальт гильзы. Резкий звук выстрелов заметался в узком дворике, словно испугавшись сам себя, стремительно взбираясь вверх, колотясь о стены и спеша вырваться на простор холодного октябрьского неба, чтобы смешаться там с гулом броневиков, выстроившихся на соседних улицах.
– Ну раз так случилось, то и этих теперь тоже, – Тихомиров мотнул головой в сторону избитых юношей, обезумевшими глазами наблюдавших за происходящим. – Свидетели не нужны.
* * *Танк дрогнул и окутался белёсым дымом. Тяжёлый свист гулко вспорол холодный утренний воздух, и на верхних этажах здания оглушительно жахнуло. Белый дом тряхнуло.
Борис вжался в стену. Ноги подгибались. Ему нестерпимо хотелось выглянуть в окно и посмотреть, что там происходит, но при одной мысли, что придётся выбраться из-за стены, голова его заныла. Он рухнул на усыпанный битым стеклом пол, не в силах держаться прямо. В животе разлился холод.
Поодаль лежало несколько неподвижных тел. На противоположной от Бориса стене при каждом новом выстреле кусок за куском отскакивала облицовка. Пахло пылью, туалетом и чем-то ещё очень едким, какой-то химией.
– Дайте мне автомат! Дайте мне автома-а-а-ат! – истошно вопил кто-то.
«Что же дальше?» – пульсировала единственная мысль.
Страх парализовал Бориса. Никогда прежде он не испытывал такого изнурительного страха.
«Что же мне делать? Так и лежать в этом проклятом углу? Зачем я тут нужен? Какой от меня прок? Какой вообще от всех нас прок?»
Откуда-то сверху короткими очередями бил автомат.
Борис заставил себя подняться и, прижимаясь к стене, пробрался в коридор. Две молодые женщины в пальто сидели посреди ковровой дорожки, обнимая друг друга, а позади них ходил туда-сюда пожилой седовласый мужчина, то и дело приседавший, словно уклонявшийся от чего-то пролетавшего над ним. Из ближайшего кабинета на четвереньках выползла крупная женщина, с растрёпанными волосами, в длинном полосатом свитере, обмотанная вокруг поясницы красным пуховым платком.
– Девочки, девочки, тихо, не надо паниковать, – бормотала она.
По зданию снова прокатилась грохочущая волна, стены затряслись.
– Это конец, – убеждённо проговорил пожилой мужчина, подойдя на полусогнутых ногах к Борису. – Всему конец…
Он пригладил рукой волосы и поёжился. С лестничной клетки пригнувшись в коридор вбежали человек десять молодых парней, одетых в камуфляж.
– Куда вы?
– В подвал надо! Иначе сюда через коммуникации пройдут! Тогда уж точно перебьют всех!
– А так разве не перебьют? – бесцветно спросил седовласый.
Переждав несколько минут, они бросились по лестнице вниз. Возле лифта о стену вжикнуло несколько пуль, одна с визгом отрикошетила и вгрызлась в ковровую дорожку у самых ног Бориса. Обнявшиеся женщины ахнули и, вскочив на ноги, попятились в глубь коридора. В ярких солнечных лучах клубилась пыль. И снова зажужжал рой пуль, всклокочивая воздух, загрохотали снаряды. Из распахнувшейся от взрыва двери ближайшего кабинета вылетели листы бумаги, полыхнуло пламя, взвихрились чёрные клочки.
