Фредерик Форсайт - Досье «ОДЕССА»
РСХА делилось на шесть отделов. В первом занимались управлением и кадрами; во втором – обеспечением и финансами. В третьем отделе находились печально известные служба имперской безопасности и полиция безопасности, которые возглавлял сначала Райнхард Гейдрих, а потом, после его убийства в Праге в 1942 году, Эрнст Кальтенбруннер, впоследствии казненный союзниками. В этих ведомствах, чтобы развязать языки допрашиваемым, запросто применяли пытки.
Четвертым отделом было гестапо, возглавлявшееся до сих пор не найденным Генрихом Мюллером. Во главе еврейской секции гестапо (Б-4) стоял Адольф Эйхман, которого агенты «Моссада» вывезли из Аргентины в Иерусалим, где его судили и расстреляли. Пятым отделом считалась криминальная полиция, шестым – разведслужба.
Шеф третьего отдела являлся одновременно и главой всего РСХА, а шеф первого – его заместителем. Последним был генерал-лейтенант Бруно Штрекенбах, который теперь живет в Фегельвайде, а работает в одном из гамбургских магазинов.
Если искать виновных в преступлениях против человечества, большинство окажется из этих двух отделов. Это тысячи, а не миллионы людей, живущих сейчас в ФРГ. Теория общей вины шестидесяти миллионов немцев, включая детей, женщин, солдат, моряков и летчиков, которые ничего общего с преступлениями фашистов не имели, была придумана союзниками, но больше всего оказалась на руку бывшим эсэсовцам. Она – их лучшее подспорье: они понимают в отличие, по-видимому, от большинства немцев, что до тех пор, пока эта теория останется в силе, конкретных убийц искать никто не станет – по крайней мере достаточно ревностно. За ней бывшие эсэсовцы скрываются и по сей день.
Миллер осмысливал сказанное. Но оно не укладывалось у него в голове. Трудно было представить четырнадцать миллионов человек. Легче думалось об одном, чей труп лежал на носилках под гамбургским дождем.
– Как вы считаете, отчего Таубер покончил с собой?
Визенталь ответил, не отрывая глаз от двух очаровательных африканских марок на одном из конвертов:
– Думаю, он был прав, решив, что никто не поверит, будто он видел Рошманна у оперного театра.
– Но почему он не обратился в полицию?
Симон Визенталь отрезал край еще у одного конверта и пробежал глазами письмо. Потом произнес:
– Это вряд ли бы помогло. В Гамбурге, во всяком случае.
– А при чем тут Гамбург?
– Вы были в тамошнем отделе генеральной прокуратуры?
– Да. Но без толку.
Визенталь поднял глаза на Миллера:
– В моих глазах гамбургский отдел генеральной прокуратуры пользуется дурной репутацией. Возьмем, к примеру, человека, о котором я только что упоминал. Бывшего генерала СС Бруно Штрекенбаха.
– Ну и что? – спросил Миллер.
Вместо ответа Симон Визенталь порылся в бумагах на столе, вытащил один из документов.
– Вот, – сказал он. – Эта бумага известна в юридических кругах ФРГ как «Документ 141JS 747/61». Хотите узнать о нем подробнее?
– Да. Я не тороплюсь.
– Хорошо. Итак, до войны Штрекенбах был шефом гамбургского гестапо. С этого поста он быстро возвысился до главы третьего отдела РСХА. В 1939 году возглавил карательные части в оккупированной Польше. К концу 1940 года стал генерал-губернатором всей Польши с резиденцией в Кракове. При нем там были уничтожены десятки тысяч человек. В начале 1941 года он вернулся в Берлин, стал начальником отдела кадров СД, третьего отдела РСХА, заместителем самого Гейдриха. Помогал организовывать карательные отряды, которые вслед за вермахтом были брошены на Советский Союз. Потом его повысили еще раз, сделали главой отдела кадров всего РСХА. Таким образом, Штрекенбах отвечал за подбор людей для карательных отрядов СС в оккупированных странах вплоть до конца войны.
– И его арестовали?
– Кто?
– Гамбургская полиция, конечно.
Вместо ответа Визенталь вынул из ящика еще один документ. Согнул его пополам и положил перед Миллером.
– Узнаете эти имена?
Миллер внимательно прочитал список из десяти фамилий и ответил:
– Конечно. Это руководители гамбургской полиции.
– Теперь расправьте лист.
Петер послушался. Полностью документ выглядел так:
– Боже мой! – только и сказал Миллер.
– Теперь вы понимаете, почему генерал-лейтенант СС спокойно разгуливает по Гамбургу. Они не могут его арестовать. Он когда-то был их начальником.
Миллер смотрел на список и не верил своим глазам.
– Так вот что имел в виду Брандт, когда заявил, что к расследованиям, связанным с нацистами, в гамбургской полиции существует особое отношение.
– Вероятно, – ответил Визенталь. – То же положение и в гамбургском отделе генеральной прокуратуры. Есть там один юрист, который пытается сделать хоть что-нибудь, но у него сильные недруги.
В дверях появилась симпатичная секретарша.
– Чай или кофе? – спросила она.
После обеда Миллер вернулся к Симону Визенталю. На столе у того лежали несколько листков из собственного досье на Эдуарда Рошманна. Петер сел рядом, вынул блокнот, приготовился слушать. Визенталь начал рассказывать о том, что Рошманн делал с восьмого января 1945 года.
По договоренности между американскими и английскими властями Рошманна после выступления на суде в Дахау должны были переправить в британскую зону оккупации, скорее всего, в Ганновер, где бы он ждал суда и, без сомнения, смертного приговора.
К тому времени он связался с укрывавшей нацистов организацией «Шестиконечная звезда». Ничего общего с символом еврейской веры она не имела, а названа была так потому, что запустила щупальца в шесть главных городов Австрии, расположенных по большей части в британской зоне оккупации.
В шесть утра восьмого января Рошманна разбудили и препроводили в поезд, стоявший на вокзале в Граце. Едва его отвели в купе, как между сержантом военной полиции, который хотел держать Рошманна в наручниках всю дорогу, и сержантом полевой службы безопасности (он намеревался их снять) разгорелся спор.
Рошманн повлиял на его исход, сказал, что у него от тюремной пищи несварение желудка и ему надо в туалет. Его туда отвели, наручники сняли, один из сержантов остался караулить у двери. Трюк с туалетом Рошманн повторил трижды, пока ему не удалось разомкнуть запоры на окне в кабинке и оно стало подниматься без труда.
Эсэсовец понимал: сбежать нужно до прибытия в Зальцбург, где его передадут американцам, которые на машине доставят его в Мюнхен, в свою тюрьму. Но поезд миновал станцию за станцией, не сбавляя ход. Однако в Халлайне остановился, а один из сержантов побежал на вокзал купить что-нибудь поесть. Рошманн снова запросился в уборную. На сей раз его сопровождал сержант полевой службы безопасности, не столь строгий, как его коллега из военной полиции. Когда состав начал медленно отходить от Халлайна, Рошманн выпрыгнул из уборной в снег. Охранники выбили дверь лишь через десять минут. К тому времени эсэсовец уже стремглав бежал по горным склонам к Зальцбургу.
По снегу он добрался до ближайшего селения и там заночевал… На другое утро перешел границу Верхней Австрии недалеко от Зальцбурга и дал о себе знать людям из «Шестиконечной звезды». Они устроили его на кирпичную фабрику, где он работал, пока шли переговоры с «Одессой» о его переброске на юг Италии.
В то время «ОДЕССА» была тесно связана с французским иностранным легионом, где укрылись многие бывшие эсэсовцы. Через четыре дня переговоров автомобиль с французскими номерами остановился у города Остермитинг и взял Рошманна с еще пятью беглецами-нацистами. Водителя машины снабдили документами, по которым можно было пересекать границу без таможенного досмотра. Он привез шестерых эсэсовцев в итальянский город Мерано и получил от тамошнего представителя «ОДЕССЫ» солидный куш.
Из Мерано Рошманна переправили в лагерь для переселенцев в Римини. Там в госпитале ему ампутировали пальцы правой ноги, отмороженные во время блужданий по снегу после прыжка из поезда. С тех пор он носит ортопедический ботинок.
В октябре 1948 года Рошманн написал из Римини письмо жене в Грац и впервые подписался фальшивым именем Фриц Бернд Вегенер.
Вскоре его перевели в римский францисканский монастырь, а когда все документы были готовы. Рошманн отплыл из Неаполя в Буэнос-Айрес. В монастыре Рошманн жил среди своих дружков-эсэсовцев под покровительством епископа Алуа Гюдаля, который исправно заботился, чтобы они не нуждались ни в чем.
В аргентинской столице «ОДЕССА» устроила его в дом немецкой семьи Фидмаров на улице Иполито Иригойена. В начале 1949 года ему из фонда Бормана выделили пятьдесят тысяч американских долларов, и он занялся экспортом ценных пород древесины из Южной Америки в Западную Европу. Его фирма называлась «Штеммлер и Вегенер», потому что документы у Рошманна были на имя Фрица Берида Вегенера, немца, родившегося в итальянской провинции Южный Тироль.
