Роберт Ладлэм - Сделка Райнемана
Из глубины леса, футах в сорока к северу от Сполдинга, подали ответный сигнал. Все той же вспышкой спички.
И почти одновременно Дэвид увидел вторую вспышку. В пятидесяти-шестидесяти футах к западу от себя.
И более – ничего.
Но и того, что заметил он, было достаточно.
Сполдинг быстро пополз в глубь леса. На северо-запад. Он прополз не более пятнадцати футов и прижался к стволу поваленного дерева.
Он ждал. И, ожидая, достал из кармана куртки тонкую, короткую, гибкую проволоку. На каждом конце проволоки были деревянные ручки. Появился немецкий солдат. Слишком много шума для альпийского стрелка, подумал Дэвид. По-видимому, немец спешил, встревоженный неожиданной командой вновь выйти на связь. Из этого Сполдинг сделал вывод: убитый им гестаповец стоял во главе операции. Это же значило, в свою очередь, что отряд, ожидая дальнейших распоряжений, не сдвинется с места. Не сдвинется до тех пор, пока кто-то не проявит личной инициативы и не возьмет командование группой на себя.
Впрочем, об этом не было времени думать. Немецкий солдат уже шел мимо поваленного дерева.
Держа в руках проволоку, Дэвид молча прыгнул на солдата. Петля скользнула по шлему врага и впилась ему в шею, намертво войдя в его плоть.
И снова – ни звука. Лишь глухой выдох.
Выдох, который Дэвид Сполдинг слышал уже столь много раз, что перестал реагировать на него. Как и думать о подобных вещах по завершении очередного дела.
Вокруг было тихо.
Но недолго. Внезапно Сполдинг услышал, как кто-то раздвигает ветки, пробираясь неизвестным, новым для него путем. Человек этот явно спешил, как и тот, чье мертвое тело лежало сейчас недвижно у ног Дэвида.
Сполдинг спрятал окровавленную проволоку в карман и, достав короткий штык, засунул его за пояс. Он знал: спешить некуда. Третий солдат будет ждать. Ждать, недоумевая и, возможно, испытывая страх… Последнее, однако, не обязательно, если он и впрямь альпийский стрелок. Ведь альпийские стрелки – особого рода солдаты. Они не уступали в жестокости гестаповцам. Ходили слухи, что их использовали преимущественно для проведения карательных операций. Это были настоящие роботы, способные подолгу скрываться в горных ущельях, невзирая на холод, пока не поступит приказ приступить к операции, в ходе которой они смогут вовсю проявить свой садизм.
В отношении этих выродков Дэвиду все было ясно. Альпийские стрелки заслуживают того, чтобы убивать их без тени сожаления.
Убрать еще одного для Сполдинга не составит труда. И он шагнул вперед, держа штык наготове.
– Wer?.. Wer ist dort?[24] – послышался в темноте встревоженный шепот.
– Hier, mein Soldat[25], – ответил Дэвид и вонзил штык немцу в грудь.
Партизаны спустились с холмов. Их было пятеро: четыре баска и один каталонец. Предводителем был баск, коренастый и сильный.
– Ну и прогулочку вы нам устроили, Лиссабонец! Временами мы думали, уж не сошли ли вы с ума. Матерь божия, нам же пришлось пройти с сотню миль!
– Поверьте мне, отныне тот же путь будут проделывать и немцы, и многократно, а не один лишь раз, как вы. Что там творится на севере?
– Мы обнаружили отряды альпийских стрелков, человек по двадцать. Размещены через каждые шесть километров, до самой границы. Что ж, мы так и позволим им сидеть в своих гнездах?
– Нет, – ответил Сполдинг. – Мы уничтожим их. Всех, кроме троих. Им мы позволим уйти. Пусть они расскажут гестапо то, что нам надо.
– Не понял.
– А тебе и не надо понимать. – Дэвид подошел к затухшему костру и затоптал угли. Ему надо быть в Ортегале. Это все, о чем он мог думать сейчас.
Но оказалось, что ему предстоит еще разговор. Командир партизан подошел к Дэвиду и, мрачно глядя на него, произнес взволнованно:
– Мы думаем, вы должны знать. Нам рассказали, как эти свиньи вышли на нас. Восемь дней назад.
– О чем ты? – Сполдинг был раздражен. Когда отдавались какие-то распоряжения, касавшиеся его деятельности в северном крае, то всегда учитывалась степень риска, связанного с их выполнением. Поэтому все сообщения должны были поступать к нему исключительно в письменном виде, разговаривать же о чем-то подобном он не желал. И сейчас он хотел только спать. Чтобы, выспавшись, отправиться в Ортегал. Однако у баска был озабоченный вид. Что-то, видать, случилось. И Дэвид решил выяснить все до конца.
– Рассказывай же, амиго.
– Мы вам раньше не говорили. Опасались, что гнев может толкнуть вас на какое-нибудь неосторожное действие.
– В чем же дело? Что там стряслось?
– Видите ли, Бергерон…
– Неужто?..
– Да, именно так. Они взяли его в Сан-Себастьяне. Они не сломили его, хотя истязали. Мучили целых десять дней… Били током в его интимные места, применяли другие изощренные пытки. Например, делали ему подкожные инъекции. Нам сказали, что он умер, плюнув им в лицо.
Дэвид молча смотрел на баска. Он обнаружил, что сообщение не взволновало его. Не взволновало ничуть. И данное обстоятельство встревожило Сполдинга… Послужило своего рода предостережением: следи за собой. Он обучал Бергерона. Немало времени провел с ним в горах. Часами беседовали они задушевно о различных вещах, как обычно делают это люди, оказавшись одни. И не раз сражались бок о бок. Дэвид знал, что Бергерон мог отдать за него жизнь. Он был настоящим другом, самым близким Сполдингу человеком в этом северном крае.
Два года назад известие о гибели друга вызвало бы в нем неистовый гнев. Он бы кричал, бился о землю и рвался отомстить любым способом.
Год назад он бы отошел прочь от человека, принесшего ему столь печальную весть, чтобы побыть хоть немного наедине с самим собой. Попытаться осмыслить услышанное… И пусть ненадолго погрузиться в воспоминания, связанные с другом, пожертвовавшим своей жизнью ради общего дела.
Однако сейчас он не испытывал никаких чувств.
Ровным счетом – ничего.
А это страшно – чувствовать, что не чувствуешь ничего.
– Больше никогда так не делай, ничего не скрывай от меня, – сказал он баску. – Я должен все знать. И не бойся, что я совершу вдруг безрассудный поступок.
Глава 9
13 декабря 1943 года
Берлин, Германия
Иоганн Дитрихт расположился на кожаном стуле перед столом Альтмюллера. Стрелки часов показывали уже двадцать два тридцать, а он еще не ужинал: не было времени. К тому же полет из Женевы на «мессершмитте» утомил его. Он был совершенно разбит и измучен, о чем и пытался уже несколько раз намекнуть помощнику министра.
– Мы ценим все лишения, которые вы претерпели ради общего дела, господин Дитрихт. И огромную услугу, которую вы оказали родине, – говорил вкрадчиво Альтмюллер. – Я отвлеку вас еще на несколько минут, а потом доставлю, куда пожелаете.
– В приличный ресторан, если найдется хоть один открытый в этот час, – сказал раздраженно Дитрихт.
– Извините, что задерживаю вас, лишая приятного вечера, вкусной еды, вина и хорошей компании. То есть всего того, что вы вполне заслужили… Но не огорчайтесь: в нескольких милях от города имеется неплохая гостиница. Круг клиентов там ограничен, в основном это молодые летчики, только что окончившие военное училище. Кухня превосходная.
Альтмюллер был прекрасно осведомлен об образе жизни и склонностях Дитрихта. Но Дитрихт был слишком важной птицей в промышленной элите, поэтому ему старались угождать все. Герр Альтмюллер не был исключением.
Иоганн Дитрихт не счел нужным поблагодарить Альтмюллера за заботу о нем: баловень судьбы, он считал подобное отношение к своей особе чем-то само собой разумеющимся. Его всегда и везде ублажали. Он был важной персоной, и остальные – люди помельче в его представлении – старались вовсю угодить ему. То же делал сейчас и герр Альтмюллер.
– Неплохая идея. Мне так необходимо расслабиться. День был ужасный. Как, впрочем, и предыдущие дни.
– Может, у вас есть свои предложения?..
– Нет-нет, я воспользуюсь вашим советом… А теперь займемся делом.
– Отлично. Обсудим кое-какие детали, чтобы избежать ошибок… Как американец воспринял предложение о Буэнос-Айресе?
– Он аж подпрыгнул. Мерзавец, видно по всему. В глаза никогда не смотрит, но знает, что говорит. Меня буквально все в нем раздражало: не только то, как он держал себя, но и манера одеваться, и даже его ногти. В общем, отвратительнейший тип!
– Понятно. Но, может, вы не совсем правильно его поняли?
– Я владею английским в совершенстве, понимаю даже нюансы. Он был очень доволен. Во-первых, это место находится в тысячах миль от Германии и, во-вторых, контролируется, пусть и формально, американцами.
– Мы предвидели такую реакцию. А у него имеются официальные полномочия на ведение подобных дел?
– Само собой. В этом нет никакого сомнения. Несмотря на свой непрезентабельный, неряшливый вид, он – птица важная, из тех, кто принимает решения. Изворотлив, бесспорно. Но что бы там ни было, главное для него сейчас – совершить сделку с нами.
