Андрей Константинов - Изменник
Он не знал, сколько просидел, сжимая в ладони зажигалку. Время мчалось сквозь него свистящим горячим ветром, наполненным лицами, голосами, воспоминаниями.
На плечо опустилась рука Джинна, и Владимир вздрогнул,
— Вот, — сказал он беспомощно, протягивая зажигалку. — Вот, Джинн… Витькина.
— Мои инструкции, Володя, ты все-таки проигнорировал, — сказал Джинн. Они сидели в комнате Джинна. На столе лежала зажигалка «зиппо», стояла бутылка ракии и два граненых стаканчика.
— Какие инструкции?
— Я просил выяснить как можно больше, что конкретно известно этому Гойко и кто таков он сам.
— Извини. Извини, Джинн, но как-то все инструкции сразу из головы вылетели… Да еще этот кот!
Джинн усмехнулся, Владимир налил в стаканчики ракии.
— Этот кот, собака такая, пять лет жизни у меня отнял.
— М-да, котик удачно зашел на огонек… Однако давай попробуем подвести итоги. Итак, что нам известно? Есть некий гражданин Гойко. Лет тридцати. Вероятно, житель Костайницы. Но за те три недели, что мы здесь отираемся, я его ни разу не видел.
— А ты уверен, что смог бы его опознать?
— Теперь — да. Черты лица я, разумеется, не рассмотрел, но голос и особенности походки я запомнил. В Москве или в Париже это, конечно, ничего не дает, но в Костайнице с населением две тысячи человек это уже нечто. Мы познакомились практически со всеми жителями Костайницы, но этого Гойко я наверняка не видел. Это довольно странно.
— Какие, — спросил Мукусеев, — ты делаешь из этого выводы?
— Выводы делать рано — фактов мало. Меня беспокоит другое…
— Где взять деньги?
— Черт с ними, с деньгами. Меня беспокоит, куда делась первая записка? — произнес Джинн.
— В то утро машины мыл Зимин, — ответил Мукусеев. — Неужели… Зимин?
***После завтрака Мукусеев сказал:
— Коллеги, у меня есть сообщение.
— Какое же? — спросил Зимин. Он жевал зубочистку и щурился на солнце.
— Важное… Я бы сказал, весьма важное. Но обсудить его я предлагаю в другом месте. Ну, скажем, на речке.
— Ого! Вы нас уже заинтриговали, Владимир, — сказал Широков.
— На речке так на речке, — сказал Зимин. — Удочки брать?
Мукусеев, Широков и Зимин расселись на камнях, а Джинн стал швырять гальку, пуская блинчики. Река блестела, щебетали птицы… Все выглядело очень мирно и беззаботно.
— Итак? — спросил Зимин. Мукусеев закурил и сказал:
— Появился человек, который может указать место захоронения.
Он сказал эту фразу и замолчал. Джинн застыл с рукой, отведенной для броска, Зимин вынул изо рта зубочистку, а Широков сказал: кхе… Джинн швырнул свой камень, повернулся и сел на корточки — так любят сидеть зэки.
— Появился человек, который может указать место захоронения наших ребят, — повторил Мукусеев.
— Что же это за человек? — осторожно спросил Зимин.
— Человек до некоторой степени анонимный.
— Очередной Бороевич? — поморщился Джинн.
— Как он на вас вышел? — спросил Зимин.
— Прислал записку.
— Ого! С почтальоном?
— Нет, тайно сунул под дворник автомобиля, — ответил Мукусеев, глядя на Зимина.
— А посмотреть на эту записку можно?
— Да, конечно, я покажу вам ее… потом, позже.
— А сейчас не покажете? — спросил Широков.
— Собственно, записка не представляет большого интереса. Всю информацию я получил при личном контакте.
— Вы лично встречались с источником?
— Да, сегодня ночью на кладбище. — Джинн нахмурился и сказал:
— Какого черта, Володя! Что это за самодеятельность? За безопасность пока еще отвечаю я. А ты идешь один ночью на встречу с неизвестным… Это нормально?
— Так было надо, Олег.
Широков и Зимин переглянулись. Джинн раздраженно швырнул в воду камень.
— Спасибо. Спасибо тебе, Владимир Викторович, за доверие.
— Зря ты, Олег… Я был вынужден. Объяснить, почему?
— Да уж будь любезен, — сказал Джинн. Разговор шел как по нотам, а партитуру они написали еще ночью.
— Дело вот в чем, коллеги. Записка, которую я обнаружил вчера, была не первой. Первую я, к сожалению, не получил. Источник объяснил мне при встрече, что первую записку он сунул под дворник еще позавчера ночью… Она исчезла.
— Та-ак, — протянул Джинн. — Куда же она делась?
— Мне тоже очень интересно, — ответил Мукусеев.
— Ветром не могло ее унести? — спросил Зимин.
— Нет, это исключено. Насколько я понимаю, никто из нас ее не видел?
— Странная постановка вопроса, Владимир Викторович, — произнес Широков.
— Позавчера утром я мыл машины, — сказал Зимин. — Никакой записки не видел… Мария или Сабина не могли взять?
— Сабина, — сказал Джинн, — не брала… Я бы знал.
Зимин задумчиво посмотрел на изжеванную зубочистку и произнес:
— Ну, конечно. Тебе, Олег, Сабина бы обязательно доложила… лично.
— Совершенно верно, Илья Дмитриевич, — глядя в глаза, отозвался Джинн. — Мне бы Сабина сказала.
— Не сомневаюсь, Олег. Ты же, кажется, ее уже… ВЕРБАНУЛ.
Широков поднялся с камня и сказал:
— Прекратите… А вы, Владимир Викторович, так и не объяснили мотивов своего поступка. Ваш поход на кладбище в гордом, так сказать, одиночестве чем же все-таки был вызван?
— Недоверием к нам, — сказал Зимин. — Наш уважаемый коллега посчитал, что кто-то из нас троих нашел записку под дворником автомобиля и скрыл ее… Я даже знаю, кого заподозрил Владимир Викторович в первую очередь.
— Кого же? — спросил Широков.
— Этого мерзкого старикашку из Генпрокуратуры, — ответил Зимин.
Владимир сделал вид, что смущен.
— Ну же, — подбодрил его Зимин, — скажите нам, Володя — дело было?
Мукусеев помолчал несколько секунд, потом ответил:
— Вчера я несколько неверно оценил ситуацию… я сожалею.
— А сегодня вы пересмотрели свои взгляды?
— Если бы я не доверял вам, я бы ничего не рассказал, — принужденно ответил Мукусеев. — Я признаю, что был не прав.
— Большое спасибо, — сказал Зимин шутовским тоном. Широков произнес:
— Но кто же, все-таки, взял записку? Вопрос очень важный. — Джинн встал и сказал:
— Вариантов всего три: либо кто-то из нас. Либо Мария. Либо третий. Посторонний человек. — А Мукусеев спросил:
— К какому варианту склоняешься ты, Олег?
— Я думаю — Мария.
— А на кой, извините, хрен ей эта записка? — поинтересовался Зимин.
— Видимо, она посчитала, что так будет лучше для всех, — пожал плечами Джинн. А Мукусеев сказал:
— Может быть, ты, Олег, попробуешь через Сабину прозондировать эту тему?
— Попробовать-то я попробую, но… — Зимин закурил, встал с камня и сказал:
— Ладно, оставим это… Пока, во всяком случае. С Манькой я поговорю сам и, если она взяла писульку, то, поверьте мне, я ее расколю. Сейчас меня интересует другое: что же все-таки сообщил вам, Володя, ваш анонимный источник?
Мукусеев вкратце пересказал встречу с Гойко, продемонстрировал зажигалку. Все по очереди повертели ее в руках… Задумались.
— И где же вы намерены взять шесть тысяч марок, Владимир Викторович? — спросил Широков. — Посольских партвзносов больше, кажется, нет? Я готов профинансировать мероприятие из командировочных, но…
— Я и хотел обсудить этот вопрос с вами, мужики, — сказал Мукусеев. — Вопрос деликатный… Но… Давайте прикинем, сколько у нас наличности.
Выяснилось, что наличности даже с учетом российских дублей, никак не набирается хотя бы на половину суммы. Мукусеев позвонил в посольство и в весьма туманных выражениях намекнул на некий «новый поворот» и необходимость финансовых вливаний… Решили, что в Белград, за деньгами, отправятся Широков и Зимин, а Мукусеев и Джинн остаются в Костайнице.
После обеда Широков и Зимин уехали.
***Денег в посольстве не дали. Вернее, дали, но всего восемьсот пятьдесят марок.
— Что же делать-то? — озадаченно произнес Мукусеев.
— Не переживайте, Владимир Викторович, — ответил Широков. — Есть другой вариант.
— Какой же?
Широков улыбнулся, посмотрел на Зимина. Зимин тоже оскалился, показывая железные зубы в верхней челюсти. Мукусеев подумал, что если он и на допросах так улыбается, то, конечно, преступник начинает чувствовать себя… э-э… неуютно.
— Ну так в чем дело? — спросил Мукусеев. — Что за вариант? Чубайс подарит моему источнику мешок ваучеров? — Зимин покачал головой и скорбно произнес:
— Как вы циничны, Владимир. Вы бы уж выбрали для своих шуточек что-нибудь пониже: мать, честь, Родина… А вы в самое святое плюнуть норовите — в Ваучер!
— Илья Дмитриевич! Честное слово — не до шуток! Что там у вас за вариант?
Широков и Зимин снова переглянулись, и Широков сказал:
— Нашелся человек из взвода Бороевича.
Несколько секунд все молчали. Потом Джинн спросил:
— Он может указать место захоронения? Он уже дал показания?
— А вот это как раз и предстоит узнать. Богдан Троевич живет всего в сорока километрах от Костайницы, в поселке N.
