Евгений Габуния - По обе стороны Днестра
— А теперь скажи, большевистский шпион, какое задание ты получил от ГПУ? У нас есть точные сведения, что вас заслали к нам чекисты. Говори, большевистская сволочь!
Думитру почувствовал, что весь похолодел. Кровь отлила от головы, ноги стали тяжелыми, непослушными.
«Откуда он все знает? — обожгла его мысль. И за ней сразу же вспомнились слова, которые им с Николаем говорил в Тирасполе их наставник: «Держите с сигуранцей ухо востро, им там деньги не зря платят. Вопросы могут быть самые неожиданные». Не исключался и этот, который сейчас был задан.
— Не понимаю, о чем вы говорите, господин начальник, — Затыка даже улыбнулся. — Мы бедные крестьяне, никто нас не посылал, сами ушли.
«Начальник» уже сидел за своим столом, слушал его с иронической улыбкой. Вызвав надзирателя, сказал:
— Уведи этого болвана и приведи другого.
Оставшись один в камере, Думитру прилег, собираясь с мыслями. Вспоминая шаг за шагом ход допроса, он решил, что вел себя правильно, однако слова сигурантщика о задании ГПУ не выходили из головы, мысли тревожно бились. Мало-мальски опытный разведчик сразу бы разгадал этот нехитрый прием — «брать на пушку».
Думитру нетерпеливо прислушивался к звукам за дверью, ожидая появления своего товарища. Того не было долго. Наконец послышались уже знакомые тяжелые шаги надзирателя, который привел Николая. Они неслышно, тихо пошептались. Выходило, что допрашивали их об одном и том же, и отвечали они примерно одинаково.
Несколько дней прошло в томительном ожидании. Надзиратели менялись, еда же оставалась неизменной — прокисшая мамалыга, облитая вонючей коричневой жидкостью, гнилая луковица, кусок черствого хлеба. Казалось, о них забыли. Однажды утром дверь в неурочное время отворилась, явился надзиратель, велел одеться. Пройдя мрачными, полутемными коридорами, они свернули в сторону и неожиданно оказались во дворе, окруженном со всех сторон высокой каменной стеной с рядами колючей проволоки. Ядреный морозный воздух кружил голову, как будто хлебнули молодого вина. Думитру и Николай медленно, с трудом передвигая затекшие ноги, прохаживались по заснеженному, пустынному двору, когда во дворе появилась группа людей, среди которых они узнали своих односельчан Василия Мугурела, Федора Пантелеевича Круду, Симиона и других. Поговорить, однако, так и не пришлось. Конвойные вывели во двор людей в тюремной одежде. Едва они появились, какой-то невысокий худощавый человек, стоявший рядом с Федором Круду, выскочил из толпы вперед и закричал:
— Смотрите, братья, это ваши мучители-коммунисты. Они хотят и здесь такие же порядки установить, как там, откуда мы ушли. Бей их!
Он подбежал к пожилому высокому мужчине, с размаху ударил его по лицу. Молодой коренастый парень, стоявший рядом, с силой оттолкнул худощавого, и тот чуть не упал. Опомнившись, худощавый злобно выругался и еще громче завопил:
— Бейте их, бейте!
Он сам, однако, не решался приблизиться к людям в тюремной одежде. А тех уже окружило людское кольцо. Раздались ругательства, Думитру и Николай услышали глухие звуки ударов. Они с ужасом наблюдали, как разъяренная, подогреваемая выкриками толпа избивала узников.
К Думитру и Николаю подбежал худощавый, злобно ощерил щербатый рот:
— А вы чего стоите? Дайте им парочку хороших затрещин.
Оба, не сговариваясь, поняли, что отказ может им дорого обойтись, смешались с толпой и сделали вид, что принимают участие в побоище. Трудно сказать, чем бы оно закончилось, если бы, наконец, невозмутимо наблюдавшие за всем происходящим жандармы не вмешались и не приказали разъяренной толпе разойтись.
Думитру и Николая снова отвели в камеру. Их еще несколько раз вызывали на допрос, пока не оставили в покое, поверив, видимо, их показаниям. Через неделю их привели на тюремный двор, где уже собралась большая толпа людей, среди которых было и немало своих, протягайловских. Земляки с недоверием и любопытством смотрели на парней.
— А вы как здесь очутились? — Федор Круду сверлил их маленькими острыми глазами.
— Так же, как и вы, Федор Пантелеевич, — ответил Думитру. — Через Днестр, другой дороги нет.
— Зачем пожаловали? — выражение его глаз оставалось недоверчивым и настороженным.
— А вы зачем? — вопросом на вопрос ответил Думитру.
— Ну это уж мое дело. Ты кто такой, чтобы меня пытать?
— Да вы, Федор Пантелеевич, не обижайтесь, это я так просто. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Не зря так говорят. Вот мы и подались. Вслед за вами.
Односельчане внимательно прислушались к их разговору. Кто-то сказал:
— А откуда знаете, что здесь лучше?
— Да уж хуже, чем там, не может быть, — Думитру обернулся и узнал в спрашивающем Симиона. — Ты же вот тоже убежал.
— Мне все одно, терять нечего, — Симион безразлично пожал плечами.
— И нам тоже нечего.
Во дворе появилось несколько человек в форме, кроме одного, одетого в черное пальто с серым барашковым воротником и такую же кушму. Он что-то сказал стоящему рядом офицеру. Тот почтительно вытянулся и громко произнес:
— Друзья, братья, бежавшие от красного ига! Мы рады приветствовать вас на родной земле. Здесь вы найдете то, за чем пришли. Родина не оставит в беде своих детей, которые в тяжелую для них годину ищут спасения и защиты. Вас ожидает новая счастливая жизнь в свободной Румынии. Вы получите землю, и те, кто будет хорошо трудиться, будет иметь всего вдоволь. Никто не запретит вам ходить в церковь и молиться господу богу.
Офицер сделал паузу и бросил быстрый взгляд на человека в черном пальто, как бы ожидая его одобрения. Тот кивнул, и офицер продолжал:
— Мы переводим вас в другое помещение, там вам будет лучше. Прошу соблюдать порядок при передвижении по улице.
Ворота распахнулись, пропуская толпу людей, окруженную полицейскими. Стоящие по обе стороны улицы горожане образовали живой коридор, сквозь который медленно, вразнобой, брела вереница мужчин, женщин и детей; некоторые женщины несли на руках малышей. Шли молча, опустив головы, лишь изредка бросая короткие взгляды по сторонам. Прохожие тоже молча разглядывали вереницу людей. В глазах читалось и любопытство, и жалость, и сочувствие. Стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног о мостовую. Вдруг в тишине раздался отчетливый громкий голос: «Что вы сделали, безумцы? Куда и зачем пришли? Вы еще пожалеете!» Вслед за ним раздался другой: «Они убежали, потому что лодыри! Ничего, здесь их научат работать!»
Двое жандармов стремглав бросились туда, откуда раздались выкрики, угрожающе размахивая на ходу дубинками. Несколько молодых людей из колонны замедлили шаги, ожидая, чем это кончится. К ним тотчас подбежал один из жандармов и процедил сквозь зубы: «Чего уставились, не задерживайтесь».
Людская вереница, следуя за жандармами, остановилась перед двухэтажным зданием с облупившейся штукатуркой, обнесенным деревянным крашеным забором. Над калиткой была растянута тряпица с намалеванными вкривь и вкось словами: «Добро пожаловать, заднестровские братья!» Видимо, писавший очень торопился. Пониже, на одном из столбиков калитки, висела табличка: «Ремесленное училище».
Жандармы, подгоняя людей нетерпеливыми окриками, разделили женщин и мужчин и развели по комнатам. Думитру Затыка и Николай Потынга вместе с другими односельчанами оказались в комнате, стены которой были увешаны различными схемами и таблицами. Возле пыльного, плохо пропускающего дневной свет окна пугающе чернела грифельная доска, исчерканная мелом. Пол усеян обрывками бумаги, стружками и другим мусором. Вместо ученических столов стояли двухэтажные деревянные нары.
В комнате было холодно, и люди кутались в ветхие одеяла, которыми были застланы нары. Вполголоса гадали, что их ждет. Разговоры смолкли с появлением жандарма. Что-то недовольно пробормотав, он повел их в столовую. Когда все собрались, пришли несколько офицеров и людей в штатском.
— Дорогие заднестровские братья и сестры! — раздался громкий, хорошо поставленный голос одного из штатских. — Мы рады приветствовать вырвавшихся из большевистского рабства на родной румынской земле. Здесь, в этом доме, вы получите временный приют и еду. Позже каждый, кто желает, сможет построить собственный дом, получит землю.
— Уважаемый господин, — раздался робкий голос. — А сколько мы здесь будем жить?
Оратор немного смешался.
— Это зависит не только от нас…
Сдержанный гул голосов был ответом на его слова. Все заговорили разом. Человек в штатском предостерегающе поднял руку, призывая к тишине, и сказал, что сейчас их накормят обедом. Началась небольшая давка, женщины с детьми стали оттирать остальных. Возникла перебранка. Обед состоял из миски жидкого супа и куска мамалыги. Изголодавшиеся на тюремном пайке люди торопливо поглощали еду и расходились по своим комнатам.
