Хаджи-Мурат Мугуев - Кукла госпожи Барк
– Почему же порока? – удивился я.
– Так говорили наши бабушки, – засмеялась хозяйка, – говорили и сами покуривали тайком от мужей… Это было свойственно старой, послевикторианской Англии и Америке…
– А теперь? – спросил я.
– Сейчас определенных устоев нет. Каждый делает так, как хочет, вернее, как хочет и может. Так лучше, во всяком случае легче жить. Первая мировая война положила начало этому принципу. Она разрушила стройный мираж государственного здания страны и незыблемую веками семейную крепость… Увы, эти могучие сооружения заколебались при первых же выстрелах войны 1914 – 1918 годов, а окончательно разлетелись в прах под натиском урагана вашей революции.
– Как так? – делая удивленные глаза, спросил я.
– Не старайтесь казаться наивным. Если достаточно респектабельная и укрощенная Наполеоном французская революция столетие колебала умы Европы и вызывала подземные толчки, то какое землетрясение охватило нас в результате Октября 1917 года! О-о! Каждая женщина у нас закабалена семьей, мужем, детьми, законами, церковью, положением в обществе, традициями, литературой, которую ей с пяти лет подсовывают бабушка, школа и мать. И, как все закабаленные люди, мы рвемся к свободе. Вот почему ваша революция сыграла исключительную роль…
– Что же будет теперь, после второй мировой войны? – спросил я.
– Не шутите, – строго сказала Барк. – Что будет, я не знаю, только того, что было до нее, не будет, – и в области политики, и в области труда, и в области семьи и брака… Весь мир нуждается в коренных социальных преобразованиях.
– Вы демократка? – спросил я.
– Нет. Я прогрессивной партии и думаю, что эта партия единственно правильная у нас, и чем она скорее и решительней покончит с прошлым, тем легче будет дышать народу в нашей дорогой стране. По своему укладу жизни, по идеям и стремлениям я космополитка. Я люблю жизнь, и где мне хорошо, – там моя родина, кто дорог мне, – тот мой соотечественник, но… – она рассмеялась, – довольно, ради бога, политики. Я оказалась плохой хозяйкой и замучила вас ненужной болтовней. Скажите, у вас есть с собою русские папиросы?
– О да, мистрис Барк, прошу вас, – я протянул ей портсигар с папиросами «Казбек». Она отложила пахитоску и, взяв «Казбек», сильно и с удовольствием затянулась.
– Я люблю русские папиросы. Они крепче и ароматнее турецких. Их можно сравнить разве только с лучшими сортами настоящего египетского табака. Да… я забыла поблагодарить вас за ту чудесную шкуру зверя, которую вы помогли мне купить на базаре.
– Меня уже благодарила ваша камеристка, мадам, – засмеялся я.
– Зося? О-о, эта лукавая девочка всегда перебежит мне дорогу! Пойдемте, я покажу вам наш общий трофей, он еще не совсем отделан, но тем не менее я повесила его.
Мы встали. В дверях мелькнула Зося. Хозяйка что-то тихо сказала ей. Зося утвердительно кивнула головой.
Кабинет госпожи Барк был и деловым и нарядным. То и другое как-то хорошо и уютно сочеталось между собой. Было много книг, стоял большой глобус, несколько географических карт висело по стенам. Над креслом письменного стола, оскалив зубы, свешивался знаменитый мазандеранский зверь, шкурой которого пугали прохожих удалые врали на базаре.
Я потрогал клыки тигра.
– Не хотел бы попасть в лапы этого великана, – сказал я, – а вы знаете, мистрис Барк, что ведь не только шкура этого зверя была трофеем на базаре, но и еще…
– Что ж именно? – спросила она. Ее красивая рука держала папиросу и почти касалась моих пальцев.
– Вот эта записная книжка. Именно она заставила меня, отложив все дела, сегодня быть у вас, – сказал я, доставая изящный блокнотик, найденный на майдане.
– Ах, как это чудесно! – вскрикнула она, схватив мою руку. – Я, оказывается, вдвойне ваш должник… Вы даже не можете себе представить, как я была огорчена, заметив пропажу книжки… Уже через двадцать минут я послала на розыски моего спутника, помните, молодого лейтенанта, но все было тщетно. Я очень, очень благодарна вам. Скажите, как вы нашли?
Я вкратце рассказал о нашедшем книжку персе.
– Вы даже не представляете себе, дорогой полковник, как много вы сделали, вернув ее. А вы просмотрели ее? – спросила госпожа Барк.
– Я мельком пробежал ее, но, признаюсь, не очень внимательно.
– Женские записи… они понятны только самой владелице блокнота. Кстати, вас не удивило?.. – она вдруг замолчала, пытливо глядя на меня.
– Что именно? Кажется, ничего, – сказал я.
– Фамилия польской дамы, Генриэтты Янковецкой, написанная на первой странице книжки?
– Ах, это… – сказал я равнодушно. – Нет, я не придал этому никакого значения.
– Напрасно, – засмеялась госпожа Барк, – мне кажется, что вы еще обратите внимание на эту даму…
– Почему? – спросил я, делая вид, будто не замечаю двоякого смысла ее слов.
– Потому, что эта дама здесь и она очень, очень красивая женщина, мимо которой не проходит равнодушно ни один мужчина.
Я видел улыбающееся, приветливое лицо мистрис Барк, чувствовал на себе ее ласковые бархатные глаза, слышал спокойный тон обычной светской болтовни, но понимал, что идет тонкая, неуловимая игра и что за мною наблюдает умный и опасный противник.
– Неужели лучше… – сказал я и вдруг, как бы спохватившись, оборвал фразу.
– Продолжайте… я слушаю вас, – снова, чуть касаясь моей руки, сказала хозяйка.
– Простите, я чуть не сказал глупость… но, ей-богу, это простительно солдату, отвыкшему от общества дам…
– Говорите, говорите! Я знаю, русские – храбрый народ, – кивнула головой Барк.
– Неужели… лучше вас? – выпалил я и тоже коснулся руки мистрис Барк.
– О-о лучше, несравненно лучше и, уж если это говорит женщина, то, конечно, это так, – сказала она, еле заметным движением отодвигая мою руку. – Я познакомлю вас с нею. Хотите?
– Буду признателен.
– А теперь перейдемте в гостиную, – поднимаясь, сказала она. – Так как я – ваш неоплатный должник, то хотела бы чем-нибудь отблагодарить и за тигра и за чудесно вернувшуюся ко мне книжку.
Она подошла к книжному шкафу, открыла его, быстро перебрав книги, достала оттуда хорошо изданную желто-зеленого цвета книжку и, подойдя к столу, сказала:
– Как вы уже знаете, я журналистка, и это один из моих восточных опусов, кое-что об Индии и Ираке… Читать его не обязательно, но посмотреть иногда на портрет автора можно…
Она раскрыла книгу и, написав что-то под своим портретом, сказала:
– Возьмите, но прочтите написанное дома, а теперь – в гостиную.
Я хотел было откланяться, но госпожа Барк удержала меня.
– Чашку чая, – сказала она.
Зося вкатила маленький столик на резиновых роликах. Кекс, сандвичи, бисквит, персидские гязи и душистый лайджанский чай в цветном фарфоровом чайнике были на нем.
– Чай заварен по-русски. Я знаю, вы, русские, не любите пить сваренный по-английски ти[8]. Прошу вас, эти сандвичи, как и самый чай, произведение искусства Зоси, – передавая мне чашечку с густым, крепко заваренным чаем, сказала госпожа Барк.
Я взял чашечку, отпил глоток, вспоминая «лекарство доктора Красновой».
– Я тоже люблю русский чай, – прихлебывая маленькими глоточками, сказала хозяйка.
– Скажите, кто по национальности ваша Зося? Она, конечно, не англичанка? – спросил я, делая второй глоток.
Госпожа Барк улыбнулась.
– О-о, моя Зося тоже из числа тех женщин, которые нравятся мужчинам!.. Мне очень не везет, мой дорогой полковник, самой судьбой я обречена на то, чтоб быть окруженной прелестными женщинами, будь это моя подруга, знакомая или горничная, и теряться в их блестящей толпе.
– Прекрасный бриллиант нуждается в хорошей оправе… От этого он выглядит еще ярче, – сказал я, делая снова глоток.
– О-о, вы так думаете!.. Мне это приятно слышать, хоть я и понимаю, что вы – джентльмен, сказавший даме комплимент. Итак, когда же я представлю вас госпоже Генриэтте Янковецкой, прекрасной даме и владелице этой записной книжки?
– Прошу меня извинить, но могу быть к вашим услугам только в пятницу на той неделе, – сказал я, внутренне восхищаясь тем, как она, не ответив на мой вопрос о Зосе, так непринужденно и ловко вела беседу со мной.
– На той неделе, – раскрывая лежавший на столе перекидной календарь, как бы про себя, повторила госпожа Барк, – а-а… очень хорошо… в пятницу в двенадцать часов дня я должна быть на приеме у местного мага и кудесника Го Жу-цина. Вы слышали о нем? – внезапно поднимая на меня глаза, спросила она.
– Как вы сказали – Го… – силясь повторить имя мага, сказал я.
– Го Жу-цина… Это фокусник и чародей. Очень интересная личность, многое из того, что предсказывает он, сбывается. Конечно, все это случайно, но все-таки им интересно заняться… Так вот, приезжайте ко мне, милый полковник, ровно в одиннадцать часов. У меня уже будет мисс Генриэтта, и мы после ленча втроем поедем к этому знаменитому магу. Хорошо?
