Мартин Смит - Парк Горького

— Стой! — крикнул прокурор, но Аркадий все равно был бы не в силах сделать хоть шаг.

Ямской прицелился. Грохнул выстрел, и Аркадий увидел, что шляпа Ямского вдруг стала зубчатой. Прокурор каким-то рассеянным жестом стер со лба кровь, но она продолжала течь. За спиной Ямского Ирина снова нажала спуск — у Ямского дернулась голова и исчезло ухо. Третий раз она прострелила ему грудь, но в воду он рухнул лишь после четвертого выстрела.

Ирина нагнулась над бортиком, помогая Аркадию выбраться из бассейна, как вдруг из воды возле них по пояс высунулся Ямской. Не замечая их, он посмотрел перед собой невидящими глазами, глухо вскрикнул: "Осборн!” — и вновь исчез под водой.

Пока на выстрелы не явилась милиция, Аркадий втолковывает Ирине, какие она должна давать показания: Унманна и Ямского убил он; с Валерией, Костей и Кервиллом знакома была, но об их планах ничего не знала.

Часть II. Шатура

1

Аркадий долгое время находится между жизнью и смертью. В больнице он в полубреду срывает повязку и слышит, как подтирающие кровь на полу "гэбисты" говорят: "Все едино расстреляют", смутно видит над собой начальника погранзаставы, который приехал опознать его, но в конце концов настолько приходит в себя, что его начинают допрашивать трое следователей "в стерильных масках". Тем не менее в одном из них он узнает Приблуду. Его обвиняют в том, что он попытался свалить собственные преступления на других, и уговаривают "смыть позор с имен ни в чем не повинных людей, очистить доброе имя Ямского, который был его другом и рекомендовал к повышению, пожалеть умирающего отца и встретить надвигающуюся смерть с чистой совестью". "Я не умираю!" — говорит Аркадий.

Во время следующих допросов его уверяют, что Ирина во всем созналась: он был сообщником Осборна и пытался оградить американца от бдительности Ямского. Доказательства? Он не арестовал Осборна, заманил Ямского с помощью Ирины на Ленинские горы и там убил. В ответ на все обвинения Аркадий отвечает, что у них есть его рапорт Генеральному прокурору, и в свою очередь обвиняет следователей в том, что они просто хотят скрыть предательство Ямского.

Через месяц Аркадия отправляют в какую-то старинную усадьбу неподалеку от Шатуры, там он находится под надзором Приблуды, но пользуется относительной свободой "при условии, чтобы он возвращался вовремя к ужину".

Дважды в неделю прилетают из Москвы два следователя и продолжают допрос, но Приблуда в этом не участвует. Он с увлечением вскапывает грядки — сказывается его крестьянское происхождение, и мало-помалу выясняется, что он просто усердный служака и Аркадию даже почти симпатизирует.

— Они обнаружили деньги Ямского, — как-то сказал Приблуда. — Дачу по досточкам разобрали, перекопали весь участок и в конце концов отыскали тайник под каким-то сараюшкой, где полно было тухлых гусей. Огромная сумма, только я одного не понимаю, ради чего он старался? Как думал потратить деньги? А что вы ни в чем не замешаны, я им с самого начала говорил. Они настаивают: дескать, как это следователь против прокурора пойдет? Просто оба жулики и чего-то между собой не поделили. А я отвечал, что вы против кого угодно пойдете! Вон как вы на меня взъелись, а ведь я только приказ выполнял.

Стоит сильная засуха, так что огород Приблуды гибнет. Внезапно прилетает Зоя, предлагает Аркадию восстановить семью. В Москву им вернуться не разрешат, но они поселятся в каком-нибудь тихом городке, заведут детей, Аркадий прямо говорит ей, что он ее больше не любит, что они чужие. Зоя приходит в ярость и упрекает его: "Посмотри, что ты со мной сделал! Шмидт меня бросил и потребовал, чтобы меня перевели в другую школу. И можно ли его винить? У меня отобрали партбилет, и что с ним собираются делать, я не знаю. Ты искалечил мне жизнь, как и задумал с первого дня нашей встречи. Ты думаешь, я своей волей сюда пришла?"

Зоя тут же спохватывается, снова начинает уговаривать Аркадия, предлагает остаться на ночь. Но Аркадий думает только об Ирине.

Через месяц начинаются сильные торфяные пожары. Огонь подступает к усадьбе. Аркадий и Приблуда помогают пожарным, и Приблуда чуть было не погибает, но Аркадий вытаскивает его из огня Некоторое время спустя Аркадий видит, как некий прилетевший врач дает Приблуде большой, чем-то наполненный шприц. Но ничего не происходит. В откровенном разговоре Приблуда объясняет, что потребовал письменного приказа, не получил его, и Аркадию опасаться нечего. В тот же день Аркадия увозят в Ленинград и доставляют во Дворец пушнины, где с ним ведет беседу генерал КГБ, сидящий за столом в окружении четырех полковников.

2

Генерал принял иронический тон.

— Меня убеждают, что все сводится к чисто любовной истории… — Он вздохнул. — Но лучше я расскажу вам историю о наших национальных интересах. Как вам известно, Аркадий Васильевич, сюда каждый год съезжаются коммерсанты из всех стран мира, чтобы истратить многие миллионы долларов на советскую пушнину. И не на норку — американская норка не хуже, если не лучше. Не на рысь — этих шкур слишком мало. Ну а каракуль в конечном счете всего лишь овчина. Нет, приезжают они в первую очередь ради нашего соболя. Ценится он не на вес золота, а много дороже. Как же, по-вашему, может отнестись правительство к утрате нашей монополии на соболя?

— Так у Осборна же всего шесть соболей, — растерянно произнес Аркадий.

— Вы знаете, Аркадий Васильевич, меня удивляет — и уже не один месяц, — как вы мало знаете! Городской прокурор Москвы, этот Унманн, сотрудник госбезопасности Иванов и другие люди по вашей милости лишились жизни, а вам так мало известно… — Генерал задумчиво провел пальцем по брови. — Шесть соболей? Сотрудник Минвнешторга Мендель помог нам установить, что Осборн при содействии его покойного отца, заместителя министра внешней торговли, пять лет назад уже вывез за границу семь соболей. Из подмосковного зверосовхоза. Отец и сын Мендели считали, что это безопасно — мех у них не самый ценный, — а о том, чтобы передать американцу баргузинских соболей, младший Мендель даже помыслить не мог. Так он утверждал, и я ему верю.

— А что с ним сейчас?

— Покончил с собой. Слабовольный трус. Но как бы то ни было, за пять лет семь соболей, украденных Осборном, дали к этому времени не один приплод. Их у него теперь по меньшей мере семьдесят. А Бородин достал для него шесть баргузинских самцов. Следовательно, через пять лет у Осборна будет минимум двести высококачественных соболей, а через десять уже две тысячи. И исторической монополии нашей страны на лучших соболей придет конец. Кок вам кажется. Ренько. почему вы еще живы?

— А Ирина Асанова жива?

— Да.

Аркадий вдруг понял, что в Шатуру, под крылышко Приблуде, ему возвращаться не придется. А генерал продолжал:

— Вы нам нужны…

— Где она?

— Вы любите путешествовать? Не хотелось бы вам прокатиться в Америку?

Часть III. Нью-Йорк

1

Первым впечатлением от Америки были бортовые огни танкеров далеко внизу.

Уэсли, моложавый, лысеющий, с лицом, хранящим выражение неизменной любезности, на протяжении всего полета курил трубку, а на вопросы Аркадия отвечал неопределенным похрюкиваньем. Они вдвоем занимали целый отсек.

— Вы понимаете слово "ответственность”? — вдруг спросил Уэсли по-английски.

— Это значит, что вы окажете мне содействие?

— Это значит, что данную операцию осуществляет ФБР и мы за вас отвечаем.

— Перед кем?

— Я рад, что вы задали этот вопрос. — Уэсли выбил трубку о пепельницу в подлокотнике. — Выдача — дело хлопотное, а мы не хотим новых осложнений, с нас и старых хватает. Вы понимаете слово "осложнение"?

— У нас "осложнение" означает нечто нежелательное, — ответил Аркадий. Самолет начал заходить на посадку.

— Так вот: без одного такого осложнения мы обойдемся. Не вздумайте просить политического убежища. Любой из других пассажиров может попросить, а вам нельзя.

— Но если они не хотят, а я захочу?

— Им можно, а вам нельзя, — повторил Уэсли. — Вопрос о том, кому следует предоставлять политическое убежище, а кому нет, решает наше бюро — ФБР, и в отношении вас уже принято решение. Отрицательное.

— Но я же ничего не просил и не собираюсь, — отрезал Аркадий.

— В таком случае бюро с удовольствием возьмет на себя ответственность за вас.

Проходить таможенный досмотр им не понадобилось: прямо у взлетной полосы их поджидала машина. Они выехали через служебные ворота на скоростное шоссе.

— Мы с вашими обо всем договорились, — сказал УУэсли, располагаясь поудобнее на заднем сиденье рядом с Аркидием.

— Это с кем же?

— С КГБ.