Когда-то они не станут старше - Денис Викторович Прохор
– Растет наше кладбище, а мы нет – сказал Средний.
– Мы знаем, на что идем. – Большой накрыл Дину тяжелой парчовой тканью, которой раньше был покрыт трон Азалии. Пришлось открыть Первую Леди, но Большой не сомневался.
– А на что мы идем?
– Господь нас зовет.
– А ты его видел?
– Дядя Зико видел.
– Это хорошо. Это плохо.
– Что плохого?
– А? – очнулся от своих мыслей Средний.
– Что плохого, Средний?
– Господь нам не доверяет, Большой.
– А хорошее?
– Мы доверяем дяде Зико.
Большой вернулся к сцене. Безымянная принесла ведро и швабру. Замывала кровавое пятно и Большой видел, как швабра легко касалась неподвижного Отиса.
– Вставай, здоровяк. – не приказал, а попросил Большой. – Ты же не мебель.
Отис молча поднялся и встал над Большим.
– Пойдем, здоровяк. – сказал Большой.
Отис покорно пошел за Большим.
– Садись.
Отис сел. Большой взял его безвольную руку и приковал к стальной цепи пластиковым наручником.
– Ты знаешь что-нибудь о Мобуту? – вдруг спросил Отис у Большого.
– Это была великая битва. Жаль, что я родился после.
– Жаль, что я родился до. Армия Господа похитила меня, когда мне было столько же сколько сейчас вашему Мизинцу. Зико сделал из Отиса солдата и послал в деревню Мобуту. В мою родную деревню. Там жили мой отец, мать и маленькая сестренка. Мой отец работал на правительство. Он был почтальоном. Зико отрезал им головы. Моя сестра. Я думаю, она не понимала, что происходит. Отец молчал. Смотрел на меня и молчал. А мать тихонько плакала.
– Отис. Мой Отис. Ты Отис….И я до сих пор пытаюсь.
– Что? – спросил Большой.
– Быть Отисом снова. Как сказала мама. Так поздно. Но ты. У тебя есть шанс все сделать вовремя.
– Стать предателем?
– Стать самим собой.
Глава 22
Из окна Свен Торингтон видел как привезли Энвера Ходжи. Два джихад-мобиля прокрутились по площади Энтузиазма и остановились. Из крайнего солдаты вытащили человека в оранжевом комбинезоне и почти внесли его в темный подъезд. Свен отошел от окна. Бывший массажный салон преобразился. По краям стояли военные в пышных мундирах и чиновники в пингвиньих фраках. Мбала был поклонником президента Окомо. Пылкий африкарий он вел страну по тропе Черного Носорога. Туда, где они станут хозяевами бывших хозяев, а не хозяевами самим себе. Получалось не очень, зато декорации…Королева Виктория одобрила бы. Мясники, конечно, но какие попугаи!
Мбале поставили круглый столик с одним стулом. Файф-о-клок президента был священней коровы. Сервский фарфоровый чайник, огуречный сэндвич и рыжий с ирландскими конопушками дворецкий. Когда-то Свен Торингтон смеялся над этим, пока не понял, что кто-то смеется над ним. Энвер Ходжи был худ. Очень. Вытертая до желтизны черная кожа обтягивала высокие скулы и тонкий нос. Ходжи был тартауи с плодородных холмов юга. Эве не любили тартауи. Тартауи не любили эве. Мбала пил чай и молчал. Ходжи стоял и молчал. Свен Торингтон кашлянул. Мбала поставил чашку на блюдце, а Ходжи звякнул кандалами, переминаясь на опухших ногах.
– Передашь, Зико. – начал Мбала.
–Я ничего не буду передавать. – закрутил головой Ходжи.
– А? Свен? – Мбала торжествующе посмотрел на Торингтона. – Это же тартауи. Со свиньёй легче договориться.
– Зико – эве, ваше превосходительство. – ответил Свен и коротко поклонился.
– Аве, Зико. – шутливо отсолютовал чашкой Мбала.– Вот в чем вся штука. Аве. Не эве.
Мбала встал из-за стола и медленно обошел вокруг Ходжи.
– Вы всё-таки настаиваете, Свен?
–Я думаю, мы должны поступить рационально, ваше превосходительство. Слишком многое на кону, а Зико нужны доказательства нашей доброй воли.
– Только переоденьте его. – распорядился президент. – Вымойте голову и дайте яйи.
– Зачем это. – медленно проговорил Ходжи.
– Нет у меня, как у тебя, универсального Господа. Самому приходиться быть милосердным. Добровольно.
Репортаж удался. Первый Национальный выдал замечательную картинку. Мбала толкнул великодушную речь, а переодетый в костюм и галстук Ходжи брызгал исподлобья мелкими и подозрительными глазами.
– Мы проиграли этот бой. – тревожно начал Мбала прямиком в камеру. – Вы все это видели, благодаря нашему каналу. Террористы казнили ни в чем не повинную женщину, чтобы посеять страх и ужас. Что же. Иногда зло побеждает, но никогда-никогда не сможет победить окончательно. Я объявил войну террористам и насильникам. Тем, кто, словно в насмешку, над нашим народом назвал себя Армией Господа. Им не нужны мир и процветание. Все, что им нужно это кровь и страдание невинных людей. Взяв в заложники, наших детей, они захотели поставить нашу страну на колени. Унизить и растоптать нашу честь и нашу гордость. Наши дети вернутся домой, если мы отпустим этого человека.
Оператор взял крупным планом худое, изможденное лица Энвера Ходжи. Он не подкачал. Вид у него был зловещий и отталкивающий.
– Это Энвер Ходжи. – продолжил президент Мбала. – Террорист и убийца. Год назад во время проведения контртеррористической операции в провинции Очира был захвачен нашими доблестными военными. Он был приговорен к пожизенному заключению за расстрел 17 военнослужащих. У этих ребят. Наших ребят. У них остались семьи. Остались дети. И теперь наша страна должна сдаться и отпустить этого человека в обмен на жизни других детей.
Мбала замолчал, а потом выразительно ударил себя кулаком по бедру и громко торжественно объявил.
– Нет! Этого не будет никогда! Никому не позволено ставить нашу страну на колени!
Свен Торингтон отвернулся к окну. Ему стало совсем скучно. Первую Леди никто и не подумал убрать с брусчатки площади Энтузиазма. Для живописного кадра были отряжены двое полицейских. Трусливо, сложив тела острыми углами, они подбежали к погибшей женщине и перевернули ее на бок. Пуля снайперской винтовки выломала кусок челюсти. В черную неровную дыру с кровяными берегами утекало горячее и жидкое солнце.
– Нет! –повторил Мбала. – Но кто-то все-таки это должен сделать. Тот, кто не прикрывается лицемерной божьей волей. Тот, кто знает, что такое благородство и милосердие.
Мбала медленно и торжественно опустился на колени.
– Если в тебе осталось что-нибудь человеческое, ты сделаешь то, что должен. Зико.Ты получишь своего убийцу и палача. Отдай нам наших детей!
Возникла пауза. Мбала стоял на коленях и смотрел прямо в камеру.
Свен увидел слезы в его глазах. Он подошел к Мбале, когда увели Ходжи и убрались телевизионщики.
– Что скажете, Свен?
– Это было великолепно, господин президент. Драматургия.
– Поверили?
– Как не поверить. Такой артист пропадает.
– Убедил?
– Более чем.
– Эх, Свен. – Мбала все еще не совсем отошел от мелодраматизма. – Если бы мы точно знали, что живем и что мы умираем.
