Эдуард Тополь - Красный газ
Но именно потому, что Зигфрид сразу определил в Ханове офицера КГБ, он почти без колебаний согласился ехать с ним в Затайку на лосиную охоту – он уже привык идти навстречу маленьким прихотям КГБ, поняв однажды и навсегда, что то, что удобно им, выгодно и удобно ему тоже. Разве шесть лет назад он пожалел, что не отказался от так называемой «переводчицы» Тани? Хотя с первой же минуты было ясно, что она такая же переводчица, как он солист Большого театра, да и не нужна была ему, говорящему по-русски свободно и грамотно, никакая переводчица. Но им было удобней ее, Таниными, глазами следить за каждым его шагом в Москве и на черноморских курортах, ее руками составлять ему расписание делового дня. Так что же? Зато Таня стала не только его бесплатной секретаршей, но и прекрасной бесплатной любовницей. И какой! Как жаль, что в этой промозглой Москве все время гуляют эпидемии то гонконгского, то афганского, то еще черт-те какого гриппа! А то бы они вдвоем с Таней ехали сейчас на лосиную охоту…
Зигфрид зашевелился, открыл глаза, выглянул в окно «Волги».
– Подъезжаем, – сказала Колесова с переднего сиденья, увидев, что гость проснулся. – Красиво, правда?
Было и правда красиво: вдоль дороги разлапистая тайга была накрыта пушистым снегом, слева таким же чистым, сияющим под солнцем снегом сверкала замерзшая река, а в просветах таежных сосен наперегонки с «Волгой» бежало яркое рыжее солнце. Но почему русские считают, что такие красоты есть только в России? Любой лес под Мюнхеном или в Вермонте выглядит ничуть не хуже…
За очередным поворотом примятой в снегу дорожной колеи Зигфрид увидел Затайку: на высоком берегу реки – отгороженный забором кусок леса, за забором – двухэтажный дом с дымящейся трубой. Какой-то «газик»-пикап стоит у крыльца.
Женская фигурка торопливо пробежала от дома к небольшому строению прямо на берегу реки, над этим строением тоже курилась дымом печная труба.
– Это что? Баня топится? – спросил Зигфрид, оживляясь.
– Кх-м… – неопределенно протянул Ханов. – Баня, да…
Он не любил, когда люди опережали события. Генерал Чебриков одобрил его действия, и теперь главное – выполнить все, что задумано. Этого господина Шерца ждут веселые сюрпризы. Удмуртия не ударит лицом в грязь перед Америкой.
25
На столе еды столько, сколько съесть нельзя. На просторном блюде дымилась гора горячих вареников, отдельно стояло блюдо с запеченными карпами, дальше – расстегаи с рыбой и с икрой, кулебяка с мясом, маринованные и соленые грибочки, огромный салат из свежих овощей и еще один салат – «оливье», и еще какие-то пирожки и закуски, которым Зигфрид, уже искушенный в русской кухне, не знал названий. И выпивки на столе столько, сколько ни втроем, ни вдесятером не выпить: и коньяк, и водка, и шампанское, и вина, и в простых белых бутылках – знакомый Зигфриду по поездкам в Уренгой «СПИРТ ПИТЬЕВОЙ, 96°». Но самым примечательным на даче в Затайке были не закуска и не выпивка, а три молоденькие, разбитные, черноглазые и круглолицые удмурточки – поварихи и официантки. В их глазах столько откровенного бесстыдства, что Зигфрид сразу понял – предстоит не только охота на лося. Уже в том движении, которым одна из них сняла с Зигфрида его дубленку, было больше порнографии, чем в ее явно накинутом на голое тело ситцевом и укороченном до попки халатике. «Бордель в Удмуртии», – тут же подумал про себя Зигфрид и усмехнулся мысленно: в КГБ просто мысли его читают! Не успел он подумать, и – пожалуйста, три удмурточки! Они, правда, куда старше тех неночек, которые были когда-то в Салехарде…
– Н-да! Действительно заповедник! Но за какие заслуги мне лицензию дают? – сказал он с улыбкой Ханову, как бы сразу предлагая деловой разговор бизнесмена с бизнесменом.
– Кха… Кхм… – усмехнулся в темные усы Ханов и по своей обычной манере произнес выжидательно: – Покушаем пока…
– Садитесь, садитесь… – хлопотали вокруг них три «официанточки», подставляя стулья Зигфриду, Ханову и Колесовой. Их юная удмуртская плоть выпирала из укороченных халатиков с такой силой, что, казалось, пуговички, стягивающие эти халатики на груди, вот-вот отлетят с силой пистолетного выстрела.
Глядя на этих девиц, Колесова опять вспомнила глухие слухи об оргиях в Затайке и возбудилась заинтригованно. При этом она старательно отводила глаза от Зигфрида, словно смущалась двусмысленной ситуации. Но тут Ханов налил ей в бокал не вино, не коньяк и даже не водку, а чистый спирт из бутылки с этикеткой: «СПИРТ ПИТЬЕВОЙ, 96°», и Колесова ухватила этот фужер за ножку так, словно сжала копье в руке. Все ее смущение тут же исчезло. Теперь рядом с Зигфридом сидела женщина-воин – так жестко держалась она за фужер, будто за державный жезл. «Да она просто алкоголичка», – вдруг подумал Зигфрид.
– Ну что? – повернулась к нему Колесова. – Попробуем вас на спирт, товарищ Шерц?
В ее глазах и голосе, разом осевшем до хрипоты, был вызов.
– Вера! – резким окриком, как хлыстом, одернул ее Ханов. И прибавил уже мягче, явно для гостя: – Господин Шерц к спирту не привык. Мы с ним с водочки начнем, да?
– Я начну с закуски, – решительно сказал Зигфрид.
Он немалому научился у русских за эти шесть лет, но он не любил эту русскую манеру напиваться еще до ужина, чуть ли не до первых закусок.
– Ну и мужики пошли! – усмехнулась Колесова. Теперь, когда у нее в руке был бокал со спиртом, она не боялась ни черта, ни Ханова. – Неужели даже за историческую русско-немецко-удмуртскую дружбу спирту выпить не можете?! А еще говорят, «великая Германия»! Полмира во время войны завоевали! Эх, жалко, что у нас шнапса нет!..
Зигфрид обозлился. Кажется, у этой идиотки какие-то исторические претензии к Германии. Придется поставить ее на место. Сам он никогда не придавал значения своей национальности. Рожденный в России, но будучи немцем по крови и американцем по паспорту, он считал себя гражданином мира, бизнесменом вне расовых предрассудков и политики, даже его бизнес был интернациональным. Если обращать внимание на политические игры, расовые барьеры и прочее, денег не заработаешь. Но тут…
Он протянул руку к бутылке с питьевым спиртом. Спокойно, под взглядами всех, налил себе полный фужер, затем чиркнул зажигалкой и поднес огонь к спирту сначала в своем, фужере, потом в фужере Колесовой. Оба фужера вспыхнули голубым, потрескивающим в тишине пламенем. «Сейчас я тебя проучу, сучку», – подумал с усмешкой Зигфрид, глядя прямо в изумленные глаза этой Колесовой. Подняв свой полыхающий голубым огнем фужер, он произнес:
– Я хочу сказать несколько слов. Вот уже больше десяти лет я веду дела с Советским Союзом. Конечно, как президент своей фирмы, я мог послать в Россию своего вице-президента или еще кого-нибудь. Но я всегда прилетаю сюда сам. И знаете почему? Потому что поездка в Россию – это всегда приключение! И самое замечательное в этих приключениях – русские женщины. Это всегда загадка, которую не терпится разгадать. Я хочу сейчас выпить за вас, Вера, и в вашем лице – за всех русских женщин! Надеюсь, вы не откажетесь выпить за это?
Сказав это, он поднес полыхающий голубым огнем бокал ко рту и спокойно выпил горящий спирт. Этому фокусу его научил еще при первом знакомстве главный геолог салехардского треста «Ямалнефтегазразведка» Розанов – толстый весельчак и любитель ненецких девочек. Нужно, поднеся горящий бокал ко рту, носом дышать на пламя, и тогда от силы дыхания пламя гаснет прямо у ваших губ…
«Официанточки»-удмурточки зааплодировали, а Колесова, так и не рискнув выпить горящий спирт, вдруг восхищенно чмокнула Зигфрида в щеку.
– Браво! – сказала она. – Откуда вы так хорошо говорите по-русски?
– Я родился в Саратове, на Волге… – сказал Зигфрид.
– Тогда вы вообще наш! – Она задула огонь в своем бокале и залпом выпила остатки спирта. Так она покончила со своими историческими претензиями к Германии. А Зигфрид подумал: «Вот она, уникальная способность русских женщин перестраиваться „под мужика“. Немки, шведки, француженки, а уж тем более – англичанки или американки остаются сами собой с любым мужчиной, сохраняя внутреннюю автономию, как тибетские ламы в Китае. Но русские женщины выше феминизма…»
Через двадцать минут за русско-немецко-удмуртскую дружбу, за мир во всем мире, за женщин вообще и за каждую присутствующую здесь даму в отдельности было выпито бутылки четыре чистого спирта. Колесова включила магнитофон с песнями ансамбля «АББА» и требовала, чтобы Зигфрид пил с ней на брудершафт.
«Просто сюрреализм какой-то, – подумал с усмешкой Зигфрид, – в сибирской тайге под шведскую музыку американский бизнесмен пьет с гэбэшниками и удмуртскими проститутками! Действительно каждая поездка в Россию – приключение!»
Он наклонился к Хагнову и сказал негромко:
