Роберт Ладлэм - Протокол «Сигма»
Впрочем, куда сильнее, чем угрозы Шмида, Бена занимал вопрос, который так небрежно, между делом задал детектив. Не мог ли случившийся на Банхофплатц кошмар иметь какое-нибудь отношение к смерти Питера?
Что, если сформулировать его по-другому: каковы шансы на то, что этот ужас не был каким-то образом связан со смертью Питера? Бен никогда не забывал любимую фразу своего наставника из принстонского колледжа, историка Джона Барнса Годвина. Старик частенько говорил: “Подсчитайте шансы, потом повторите, а потом сделайте это в третий раз. И только потом обращайтесь к своим глубинным инстинктам”.
А глубинные инстинкты говорили ему, что это вовсе не было совпадением.
Помимо этого, имелась еще тайна, окружавшая Джимми Кавано. Дело тут было не только в исчезнувшем трупе. Это касалось его личности, его существования на этом свете. Как такое могло произойти? И откуда стрелок мог знать, где остановился Бен?
Исчезновение трупа и обнаружение того самого пистолета в его багаже... Все это говорило только об одном: человек, которого он знал под фамилией Кавано, работал не один. Но с кем? На кого работал? Какой интерес, какую потенциальную угрозу он, Бен Хартман, мог представлять для кого бы то ни было?
Конечно же, это имело отношение к Питеру. Не могло не иметь.
Ты же видел множество кинофильмов и знаешь, что иногда, когда нужно что-то скрыть, подбрасывают какие-нибудь трупы и сжигают их вместе с автомобилем или домом, так что в результате они становятся совершенно неузнаваемыми. Одна из первых отчаянных мыслей, пришедших в голову Бена после того, как он узнал ужасную, невыносимую новость, была о том, что, возможно, произошла ошибка и в самолете погиб вовсе не Питер Хартман. Власти что-то напутали. Питер жив и невредим и скоро позвонит, и они вместе посмеются над халтурой в ее столь мрачном проявлении. Бен не решился сказать об этой мысли отцу, опасаясь пробудить в нем беспочвенные надежды. А потом прибыло медицинское свидетельство, и случившееся стало неопровержимым фактом.
Теперь Бен начал раздумывать над другим вопросом. Не о том, находился ли в самолете Питер, а о том, как он умер на самом деле. Авиационная катастрофа могла быть эффективным способом скрыть признаки убийства.
И снова он возвращался к одной и той же мысли: а может быть, это все-таки было настоящим несчастным случаем?
В конце концов кто мог желать смерти Питера? И потом — убить кого-то, а после этого разбить самолет... Не слишком ли сложная маскировка?
Но в этот день ему пришлось пересмотреть границы царства правдоподобия. Поскольку если Кавано, кем бы он ни был, пытался по какой бы то ни было непостижимой причине убить его, то разве не могло быть так, что он — или другие люди, связанные с Кавано, — убил Питера четыре года назад?
Хови упомянул о базах данных, к которым имел доступ его коллега, связанный с контрразведкой. В связи с этим Бену внезапно пришло в голову, что Фредерик Маккаллан, пожилой клиент, с которым он, как предполагалось, должен был встретиться в Санкт-Морице, мог бы оказаться полезным ему в этом деле. Маккаллан не только являлся весьма серьезным биржевым игроком с Уолл-стрит, но и работал в нескольких вашингтонских администрациях; он должен иметь неограниченные контакты и связи. Бен извлек свой мультистандартный мобильный телефон “Нокиа” и набрал номер “Карлтон-отеля” в Санкт-Морице.
“Карлтон” был спокойным элегантным заведением, богатым без похвальбы, с изумительной бильярдной, с окном во всю стену, выходящим на озеро.
Его сразу же соединили с номером Фредерика Маккаллана.
— Надеюсь, вы не собираетесь сказать нам, что не приедете? — весело воскликнул старый Фредерик. — Луиза будет просто безутешна. — Луизой звали его предположительно красивую внучку.
— Ни в коем случае. Просто здесь произошла кое-какая путаница, и я пропустил последний самолет на Кур. — Строго говоря, это была чистая правда.
— Вот как? А мы-то попросили поставить для вас кресло во время обеда, рассчитывая, что вы вот-вот появитесь в дверях. Когда же мы можем ждать вас?
— Я намерен арендовать автомобиль и выехать сегодня же вечером.
— Автомобиль? Но ведь это займет несколько часов!
— Это приятная поездка, — ответил Бен. К тому же долгая поездка была бы сейчас для него полезнее всего на свете: ему совершенно необходимо было проветрить мозги.
— Но ведь вы наверняка можете заказать чартерный рейс, если захотите.
— Не могу, — не вдаваясь в объяснения, возразил Бен. На самом деле он хотел избежать аэропорта, где его могли ожидать другие — если они существовали. — Встретимся за завтраком, Фредди.
Бен доехал в такси до Гартенхофштрассе. Там он арендовал в “Авис” “Опель-Омегу”, выяснил маршрут и без всяких происшествий выехал на шоссе A3, ведущее из Цюриха на юго-восток. Ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к дороге, к большой скорости, с которой швейцарские водители носились по своим главным шоссе, к агрессивности, с которой они сигналили, желая обогнать, чуть ли не упираясь при этом передним бампером в багажник его машины и часто моргая фарами.
Раз или два он ощутил приступ паранойи — ему показалось, что за ним слишком уж долго тянется зеленый “Ауди”, но едва он успел об этом подумать, как автомобиль исчез. Через некоторое время ему уже начало казаться, будто он покончил со всем этим безумием в тот момент, когда выехал из Цюриха. Вскоре он окажется в Санкт-Морице, в отеле “Карлтон”, и это была самая высшая из истин.
Он думал о Питере, как это с ним часто бывало за четыре года, и чувствовал старую вину, от которой его желудок сжался было в мучительной судороге, а потом расслабился. Он чувствовал себя виноватым в том, что позволил брату умереть одному, потому что несколько последних лет жизни Питера они почти не общались друг с другом.
Но он знал, что Питер провел заключительный период своей жизни не в одиночестве. Он жил с женщиной-швейцаркой, студенткой медицинского факультета, в которую был серьезно влюблен. Питер сказал ему об этом по телефону за пару месяцев до того, как его убили.
После окончания колледжа Бен видел Питера всего дважды. Два раза.
Пока они были детьми, до того как Макс разослал их по разным школам, они были неразлучны. Они постоянно дрались между собой, они боролись до тех пор, пока один из них не брал верх и не говорил с гордостью: “Ты крут, но я все же круче”. Они ненавидели друг друга и любили друг друга, и их никогда нельзя было увидеть порознь.
Но после колледжа Питер вступил в Миротворческие силы и отправился в Кению. Его тоже нисколько не интересовала работа в “Хартманс Капитал Менеджмент”. И при этом он не захотел взять с собой ничего из своего трастового фонда. “Кто-нибудь может сказать мне, на кой черт мне могут понадобиться деньги в Африке?” — смеялся он.
Факт заключался в том, что Питеру в жизни ни разу не пришлось заняться чем бы то ни было таким, чему он мог бы придавать серьезное значение. Отца он избегал. У Макса с Питером никогда не было по-настоящему хороших отношений. “Боже! — однажды взорвался в разговоре с ним Бен. — Если тебе так не хочется встречаться с папой, то ты мог бы жить в Манхэттене и просто не звонить ему! Встречаться с мамой за ленчем раз в неделю, а то и того реже. Помилуй бог, у тебя вовсе нет необходимости ютиться в какой-нибудь поганой грязной конуре!”
Но брат не послушался. Питер возвращался в Штаты еще два раза: первый раз после того, как их матери удалили пораженную раковой опухолью грудь, и второй — когда Бен позвонил ему и сообщил, что, по словам врачей, опухоль снова начала разрастаться и матери недолго осталось жить.
К тому времени Питер переехал в Швейцарию. Со своей швейцаркой он познакомился в Кении.
“Она красива, она чрезвычайно умна, и при всем этом она до сих пор не смогла меня раскусить, — сказал ему Питер по телефону. — Запиши это в раздел “Невероятно, но факт”. — Это было одним из любимых детских выражений Питера.
Девушка вернулась в свой медицинский институт, а Питер вместе с нею приехал в Цюрих. Именно это и явилось главной темой разговора братьев. “Значит, ты повстречался с какой-то курочкой и теперь бегаешь за нею по пятам?” — презрительно осведомился Бен. Он ревновал — ревновал к тому что Питер влюбился, и еще, на каком-то невыразимом братском уровне, ревновал к тому, что в средоточии жизни Питера вместо него оказался кто-то другой.
Нет, ответил Питер, дело не только в этом. Он читал в международном выпуске журнала “Тайм” статью об одной старухе, уцелевшей во время Холокоста. Она жила во Франции, отчаянно нуждалась и безуспешно пыталась заставить один из крупных швейцарских банков вернуть ей скромную сумму денег, которую вложил в банк ее отец, перед тем как сгинуть в гитлеровских лагерях.
Банк потребовал, чтобы она предъявила свидетельство о смерти ее отца.
