Роберт Дугони - Властелин суда
— У тебя еще есть или ты вылакал их все?
Слоун откупорил бутылку и протянул ее Тине через стол.
— Хочешь китайской еды? У меня осталась целая картонка курицы в чесночном соусе.
— Я уже заказала себе. На твои деньги. — Она подняла вверх бутылку: — Ну, за веселый пятничный вечер! — Они чокнулись бутылками, и она опустилась в кресло через стол от него. — Так куда же ты собирался?
— Ты о чем?
— О твоем отпуске.
— О, просто побродить в горах несколько дней. В Джосмит.
— По скалам полазить?
— Ну ничего. Для этого я сейчас не в форме. Так что рад, в конце концов, пораскинуть мозгами, поупражняться в профессии.
— Ты просто убиваешь себя.
— Спасибо тебе, что задержалась так поздно. Надеюсь, я не очень нарушил твои планы?
— Нарушил. Меня очень ждали. Мать обожает «Старинное шоу». Ладно, забудь об этом. По крайней мере, это дало возможность мне позаниматься, а Джейку — пообщаться с так называемым отцом. Ну вот, опять я за свое.
Слоун засмеялся.
— Это ты о своих занятиях?
— Ты говоришь о них с таким удивлением.
— Меня рассмешили твои слова. Ты что, школу посещаешь или как?
— Или как. — Она расхохоталась, забавляясь его замешательством. — Нет, ты определенно в шоке.
— Нет, погоди... Ты ведь никогда ничего не говорила. Ты где-то учишься?
Она застенчиво улыбнулась и отхлебнула еще пива.
— Что же ты изучаешь?
— Архитектуру.
— Нет, серьезно, что?
Она поставила бутылку.
— Ну и как она?
— Ты это о чем?
— О твоей ноге.
Она не шутила. А он считал, что, может быть, речь идет о каком-нибудь рисовальном кружке.
— К твоему сведению, я уже три года как в колледже занимаюсь. Когда родился Джейк, пришлось бросить учебу, но я дала себе слово восстановиться и колледж окончить. Потом Фрэнк посчитал, что отцовство для него слишком обременительно, и мне пришлось ждать. Прежде чем рассказывать об этом, мне хотелось быть уверенной, что у меня получится.
— Получится что?
— Окончить колледж. Это произойдет к концу лета.
Он почувствовал сосущую боль в диафрагме.
— К концу лета? И что будет потом?
Она отпила из бутылки.
— После обсудим.
— Ты собираешься уйти с работы?
Она заколебалась.
— Я думала сказать тебе раньше, но ты был так занят делом этой Скотт, и я не хотела вклиниваться.
Ему казалось, что его пихнули ногой в живот.
— Так ты уходишь...
— Первого августа я подам заявление, — сказала она.
— За две недели?
— У тебя будет месяц на то, чтобы найти мне замену. А шанс мне выпал неожиданно. И мне еще нужно время на то, чтобы записать Джейка в школу осенью и подыскать нам жилье.
Комната словно закружилась вокруг него.
— Жилье... Куда же ты уезжаешь?
— В Сиэтл. Приятель предложил мне работу чертежницы. Работа хорошая. И оплачивается лучше. И льгот побольше. Я буду в состоянии даже дом купить. Смогу больше времени уделять Джейку, и мама наконец вздохнет свободнее.
Он не знал, что сказать. Ему и в голову никогда не приходило, что Тина может уйти с работы. Он представлял себе, что компания подарит ему и ей золотые часы одновременно.
— Я и не собиралась корпеть здесь до старости, Дэвид. А так для меня лучше. То есть, я хочу сказать, что перспектив здесь для меня особых нет. Или есть, по-твоему?
— Ты могла бы найти себе другое место, не уезжая.
— Ладно, хватит об этом. — Отвернувшись, она смотрела в окно, потом опять взглянула на него. — Почему ты здесь?
— Это хорошая фирма, Тина...
— Нет. Почему ты здесь сегодня вечером? Ты уже бог знает сколько лет не был в отпуске, и вот когда взял наконец свободные дни, почему-то остаешься. И прости меня за такие слова, но выглядишь ты плохо, у тебя усталый вид.
Может быть, из-за того, что она уезжала, а может быть, из-за выпитого пива, но, так или иначе, его вдруг прорвало:
— Я плохо сплю.
— Ты слишком устаешь на работе.
— Дело не в работе. Меня преследует кошмар.
— Кошмар?
— И тогда начинает болеть голова и я уже не могу уснуть.
Ее рука с бутылкой поползла вниз.
— И сколько уже это продолжается?
— Каждую ночь на рассвете, с того времени, когда начался процесс Скотт.
— Тебе надо к доктору обратиться, Дэвид.
Он коротко засмеялся.
— Ты хочешь сказать, что мне надо голову полечить?
— Я не это имела в виду.
— Юристы все связаны друг с другом, Тина. Не надо, чтобы поползли слухи, будто я, похоже, тронулся.
— Ты упрямишься, — сказала она. — Сходи к доктору, Дэвид. — Она отпила пива. — А что за кошмар?
— Не стоит тебе все это выслушивать, Тина.
— Почему же? Чем дольше я здесь, тем больше времени Джейк проведет с этим так называемым... О Господи, я хочу сказать, со своим отцом. — Она поставила на стол пустую бутылку. — Открой-ка мне еще одну! — Он передал ей вторую бутылку. — А потом, я поделилась с тобой своим секретом и вправе ожидать того же и от тебя. Может быть, поделившись с кем-то, ты почувствуешь облегчение.
Да, тая это в себе, облегчения он, во всяком случае, не чувствовал.
— Ладно, какого черта...
И он начал спокойно, сухим, будничным тоном, словно излагая присяжным суть дела:
— Я в комнате. Где именно — непонятно; характерных деталей мало, и комната кажется голой. В ней женщина. — Он закрыл глаза, представив себе ее. — Иногда она работает за столом. Иногда она просто стоит... в белом платье, освещенная сзади, она похожа на силуэт. И не знаю почему, но у меня возникает чувство... — Он открыл глаза. — Нет, даже больше, чем чувство, уверенность... я знаю, что с ней что-то должно произойти, что-то плохое, что-то, чего я не могу предотвратить.
— Почему?
Он с трудом подыскивал точные слова.
— Я не могу сдвинуться с места. Мне кажется, что руки и ноги у меня скованы. Я хочу крикнуть ей, но мой голос... звука не получается...
Она подалась вперед.
— И что же с ней происходит?
— Непонятное. Ослепительная вспышка света, взрыв... — Он поднес ладонь к уху, словно загораживаясь от этого звука. — И в комнату вбегают люди... они кричат...
— Кто эти люди?
Он покачал головой.
— Все как в тумане. Не разглядеть, не вздохнуть...
— И что же с женщиной?
Он отпил из бутылки.
— Дэвид!
Он опустил глаза.
— Они насилуют ее, — тихо сказал он, — а потом убивают.
16
Она не шелохнулась.
Острие мотыги остановилось в двух дюймах от ее горла, но она не сдвинулась с места.
Она разглядывала его, как если б перед ее глазами вдруг вырос гигантский сикомор, и удивлялась его размерам. Ее взгляд охватывал его всего, начиная с лямок рабочего комбинезона, врезавшихся в мощные плечи и грудь, и кончая штанинами, закатанными над грязными бутсами. Чарльз Дженкинс не узнавал ее, хотя в памяти его мелькало что-то смутное, но такое лицо, раз увидев, не забудешь. Красота ее была столь же поразительной, как и выдержка. Ее волосы волной падали на плечи, как пролитые чернила — иссиня-черные, того же цвета, что и ее глаза. Нос тонкий, безукоризненно правильный, возможно, измененный хирургическим путем, и хоть следов косметики на ее лице Дженкинс и не заметил, оно было румяным — не то от холода, не то от адреналина в крови. Не считая румянца, оно было ровно-смуглым, бронзового цвета. На вид росту в ней было футов пять, причем большую часть составляли ноги в прямых обтянутых джинсах, а лишний дюйм, возможно, добавляли каблуки начищенных до блеска сапожек — острые эти каблуки проваливались, дырявя рыхлый сырой грунт. На ней была короткая, по пояс, кожаная куртка и белая блузка.
И за всей этой красотой чувствовались еще и спортивность, и тренированность.
— Чарльз Дженкинс? — спросила она.
Оставив мотыгу на грядках, он повел женщину по лугу к коттеджу. У задней двери он снял башмаки и вошел в дом. Пройдя через кухню в большую комнату и не слыша за собой ее шагов, он оглянулся и увидел, что она стоит на пороге, разглядывая кухню с тем же сдержанным интересом, с каким разглядывала его. Кастрюли, сковороды и кухонные ложки заполняли всю раковину, громоздились на пластиковом рабочем столе и оставляли свободной лишь одну конфорку плиты. На столе в ряд, как игрушечные солдатики, выстроились десятки банок, некоторые запечатанные, с притертыми пробками. Свежесобранная ежевика и малина в решетах ждали своей очереди, чтобы, помыв, их сварили. Городской супермаркет торговал его джемами в секции, отведенной для местных товаров, — джемы были его хобби, как и арабские скакуны. Родители оставили ему скромное состояние, на которое при грамотных вложениях и осмотрительных тратах можно было жить до старости.
— Так тепло выдувает, — сказал он, хотя в доме было прохладно.
Она прикрыла за собой дверь и легким шагом стала пробираться между пластиковых контейнеров с рассадой — помидоров, патиссонов, кукурузы, горошка и салата, направляясь к нему в комнату.
