Роберт Ладлэм - Заговор «Аквитания»
Белами! Человек, чье лицо никогда не появлялось в прессе – случайные фотографии тут же изымались его помощниками, даже если он присутствовал хотя бы на заднем плане. Самый засекреченный и наиболее тщательно охраняемый функционер английской разведки, имеющий свободный допуск к десятилетиями накапливавшимся секретам и сложнейшему технологическому оборудованию, созданному изощреннейшими умами МИ-6. Неужто это возможно? Дерек Белами, добродушный, с хорошим юмором, уравновешенный поклонник шахмат, друг, который за стаканом доброго виски терпеливо выслушивал его разглагольствования о правильности избранного ими жизненного пути. Лучший друг, у которого хватило и ума и такта предостеречь его от чрезмерного увлечения спиртным, а когда из этого ничего не вышло, он предложил ему взять годовой отпуск, сказав, что, если у него есть проблемы с деньгами, он может потихоньку консультировать в его организации. Неужели это возможно? Он же порядочный человек, его друг.
Стоун подошел к одной из дверей в вестибюле, на которой висела табличка: “№ 14. Занято”. Толкнув дверь, он оказался в маленькой комнате со столом и телефонным аппаратом. Он так волновался, что не стал садиться. Набрав номер коммутатора Белого дома, Стоун вынул из кармана клочок бумаги с телефоном Конверса где-то во Франции и продиктовал его телефонистке, предупредив:
– Линия должна быть чистой. Я говорю из четырнадцатого кабинета стратегического бункера. Проверьте и подтвердите.
– Подтверждение получено, сэр. Включен аппарат глушения. Вам позвонить, когда будет соединение?
– Благодарю вас, я подожду у телефона. – Стоун остался стоять, держа трубку и вслушиваясь в щелканье переключателей на линии и мерное гудение автоматического аппарата глушения. Затем он услышал посторонний звук – звук открываемой двери – и обернулся.
– Положи трубку, – тихо произнес Дерек Белами, закрывая за собой дверь. – Это бессмысленно, Питер.
– Значит, это ты? – Стоун медленно, неловко опустил телефонную трубку.
– Да, я. И я хочу того же, чего и ты, старина. Ни один из нас не мог отказать себе в прощальном залпе, а? Когда я сказал, что гостил у друзей в Шотландии, ты ответил, что думал, будто я в Ирландии… За долгие годы мы научились многому, не так ли? Глаза не лгут. Шотландия – это телефон на Гебридах. Твои глаза сразу стали непроницаемыми. А еще раньше, когда на экране появилось то лицо, ты, мне думается, слишком уж откровенно взглянул на меня через проход.
– Доббинз. Он работал на тебя.
– Ты что-то лихорадочно писал в своем блокноте, но потом не сказал мне ни слова.
– Я ждал, пока ты сам заговоришь.
– Естественно, но разве я мог?
– Но почему, Дерек? Ради Бога – почему?
– Потому что это единственно правильный путь, и ты знаешь это.
– Нет, я не знаю этого! Ты же разумный, трезвомысляший человек, не то что они!
– Разумеется, это – калифы на час, их сменят другие. Вспомни, как часто нам с тобой приходилось ублажать таких подонков, чтобы добиться своих целей?
– Но каких целей? Международный тоталитарный альянс? Единое милитаризованное государство? А мы все роботы, марширующие под барабаны фанатиков?
– Брось, Питер. Не утруждай себя либеральной болтовней. Ты однажды вышел из игры, утопил себя в вине – тебе надоели ложь, обман, фальшь, которыми мы все занимались, и убийства… И все во имя поддержания того, что мы, смеясь, называли status quo. Какое status quo, старина? То, при котором нас постоянно подвергают унижениям низшие по всему земному шару. Нас захватывают заложниками истерически вопящие муллы и психопаты, все еще живущие в средневековье и готовые перерезать нам глотки из-за барреля нефти. Нас постоянно обманывают Советы. Нет, Питер, этому нужно положить конец. Возможно, используемые средства неприглядны, но они помогут добиться желаемого результата и всеобщего уважения.
– Кто это говорит? Джордж Маркус Делавейн? Эрих Ляйфхельм? Хаим…
– Их сместят! – сердито прервал его Белами.
– Не сместят! – выкрикнул Стоун. – Раз начавшись, этот процесс будет развиваться. Для многих – это воплощение мечты в реальность. Они ждут этого, требуют! И в таком случае попытаться что-то изменить – значит вызвать град обвинений, оказать сопротивление – значит подвергнуться остракизму, каре! Попав в строй, вы будете шагать и помалкивать! И ты знаешь это чертовски хорошо!
Зазвонил телефон.
– Не бери трубку, – приказал человек из МИ-6.
– Теперь уже все равно. Ты был тем англичанином в доме Ляйфхельма в Бонне. Краткое описание твоей внешности только подтвердило бы мою уверенность.
Телефон продолжал звонить.
– Это Конверс?
– Не желаешь ли поговорить с ним? По-моему, он – отличный юрист, хотя и нарушил адвокатскую этику, взявшись защищать самого себя. Теперь он во всеоружии, Дерек. И он доберется до тебя и до всех вас. Мы все до вас доберемся.
– Поздно! – закричал Белами. – Он опоздал! Ты сам только что сказал: “Раз начавшись, этот процесс будет развиваться”!
Внезапно, без всякого намека на то, что он собирается сделать какое-то движение, англичанин бросился к Стоуну и тремя средними пальцами правой руки, словно стальными стержнями, ударил бывшего сотрудника ЦРУ в горло. Стоун тщетно пытался вздохнуть, но комната, завертевшись, унеслась куда-то вдаль, и перед глазами замелькали тысячи ослепительных белых точек. Он слышал, как закрылась и открылась дверь, как настойчиво продолжал звонить телефон. Но он ничего не видел – белый свет перед глазами превратился в темноту. Натыкаясь на стены, едва не падая, ориентируясь на звук телефона, он с трудом добрался до стола и рухнул на аппарат. А потом из темноты до него донесся голос полковника Меткалфа:
– Стоун! Что случилось? – Летчик бросился к Питеру, мгновенно распознав работу опытного дзюдоиста. Он принялся осторожно массировать горло Стоуна, одновременно пытаясь сделать искусственное дыхание. – Нам позвонили с коммутатора, сказали, что из четырнадцатого заказали разговор по шифрованной линии, но не берут трубку. Господи, да кто же это был?
Зрение постепенно возвращалось, но говорить Стоун еще не мог – сразу же начинался мучительный кашель. Он отстранил сильные руки Меткалфа и знаком попросил подать ему упавший со стола блокнот. Полковник понял, он перевернул Стоуна так, чтобы тому было удобнее писать, и вложил ему в руку шариковую ручку.
Питер с трудом вывел: “Белами. Аквитан…”
– О Господи! – прошептал Меткалф, бросаясь к телефону и набирая ноль. – Оператор? Срочно! Службу безопасности… Безопасность? Полковник Алан Меткалф из четырнадцатого стратегического. Срочно! На территории Белого дома находится англичанин Белами, возможно, он пытается уйти. Задержите его! Очень опасен. И позвоните в санчасть, пришлите врача в четырнадцатый стратегический. Быстро!
Врач снял с лица Стоуна кислородную маску и положил ее на стол рядом с баллоном. Затем осторожно запрокинул голову Питера на спинку стула, ввел языковой держатель и осмотрел горло.
– Гнусный удар, – констатировал он, – но через пару часов вам станет лучше. Я вам дам какое-нибудь болеутоляющее.
– Что именно? – хрипло спросил Стоун.
– Легкий анальгетик с кодеином.
– Нет, доктор, спасибо, – сказал Питер, глядя на Меткалфа. – Мне что-то не нравится выражение вашего лица.
– Мне тоже. Белами сбежал. У него пропуск на все случаи, и он заявил у Восточных ворот, что торопится в британское посольство.
– О черт!
– Старайтесь не напрягать голоса, – сказал доктор.
– Постараюсь, – отозвался Стоун. – Я весьма вам признателен, доктор, но теперь извините нас. – Он встал с кресла, а доктор откланялся, взял свой медицинский чемоданчик и направился к двери. – Я вам в самом деле благодарен, доктор.
– Да, конечно. Я пришлю кого-нибудь за кислородным баллоном.
Не успела за ним затвориться дверь, как телефон зазвонил вновь. Меткалф снял трубку.
– Слушаю. Да, это я. Он тоже здесь. – Полковник слушал несколько секунд, потом повернулся к Стоуну: – Появился просвет, – сказал он. – Все идентифицированные военные имеют две сходные черты: почти все они находятся в летнем тридцатисуточном отпуске, и все они подали заявление об отпуске пять месяцев назад, почти день в день.
– Для перестраховки, чтобы оказаться первыми в очереди отпускников, – с трудом произнес бывший агент ЦРУ. – К тому же об антиядерных демонстрациях было объявлено в Швеции шесть месяцев назад.
– Все было расписано, – заметил Меткалф. – Для выяснения личности остальных придется сделать запросы. В полдюжине армий и флотов каждый офицер, вернувшийся из летнего отпуска, будет задержан до окончания специальной проверки. Возможны, конечно, всякие накладки. Этого не избежать. Но мы разошлем фотографии и постараемся кое-что подправить.
– Пора всерьез заняться Шархёрном. – Стоун встал, потирая горло. – И признаюсь вам, эта перспектива пугает меня до смерти. Одна ошибка в коде – и список будет уничтожен. И что еще хуже – одно неверное движение, и весь комплекс взлетит в воздух. – Бывший агент направился к телефону.
