Йосеф Шагал - Ностальгия по чужбине. Книга вторая
— При одном условии, Глори.
— При каком, дорогой?
— Я тоже хочу знать русский.
— Зачем он тебе? — Глори подозрительно прищурилась. — Это очень трудный язык, а у тебя так мало времени…
— Все равно! — Моррис упрямо мотнул головой. — Не хочу, чтобы моя жена секретничала с моей же дочерью!..
…Сидя в одиночестве в своем служебном кабинете на седьмом этаже сектора «Q» в Лэнгли, Моррис Кендал грустно улыбнулся. В итоге, спустя двадцать лет, все сдержали свое слово. Родители Глори привили Лине те же качества и ту же образованность, что и ее матери — Лина только что с отличием завершила первый курс факультета политологии Гавайского университета. Сдержала свое слово Глори, благодаря которой русский стал для него вторым языком. Да и сам Моррис Кендал сделал прекрасную карьеру, став, несмотря на инвалидность, единственным в ЦРУ высокопоставленным офицером-аналитиком. И его решительная, милая жена имела бы сейчас все основания быть самой счастливой женщиной на свете… Моррис посмотрел на фотографию Глори в тонкой рамке и прерывисто вздохнул. Последнее фото. Меньше чем через месяц вылетевший на встречную полосу чудовищно большой, похожий на электровоз с трубами «МАК», буквально расплющил машину Глори. На похоронах Моррис запретил открывать гроб. Его решимость не поколебали даже рыдания Лины. Он был единственным, кто знал ЧТО осталось от ее матери…
Резкий стук в дверь оторвал Кендала от фотографии.
— Войдите! — крикнул он.
Коренастый мужчина с пластиковой карточкой сотрудника службы внутренней безопасности ЦРУ на нагрудном кармане пиджака молча ввел в кабинет Ирму Быстрову и также молча исчез за дверью.
— Садитесь, мисс Быстрова, — негромко произнес Кендал и показал женщине на стул.
Похудевшая, осунувшаяся Ирма села в двух метрах от стола Морриса и резким, ЗАУЧЕННЫМ движением откинула назад длинные черные волосы.
— Вы все время говорите со мной по-русски, — хрипло произнесла женщина, уставившись в плечо американца. — Почему? Думаете, что так сможете быстрее найти со мной общий язык?
— Вы думаете, я заблуждаюсь?
— Да нет… Просто мне непонятна цель. Я и без того ответила на все ваши вопросы…
— Я знаю… — Кендал подпер подбородок кулаком и еще раз посмотрел на фотографию жены. — На самом деле мне нравится говорить по-русски. К сожалению, в последнее время такая возможность представляется довольно редко…
— Понятно, — Ирма искоса взглянула на американца, явно собираясь что-то сказать, но в последнюю секунду передумала.
— Вы хотели спросить меня о чем-то?
— Нет, ничего, — Ирма вяло отмахнулась.
— И все-таки?
— Вы знаете, где похоронен мой брат?
— Знаю, — кивнул Моррис.
— Он похоронен под… своим именем?
— Почему вы спрашиваете?
— Для меня это важно.
— Да, ваш брат похоронен под своим именем.
— На православном кладбище?
— Нет, мисс Быстрова… — Кендал опустил руку и выпрямился в кресле. — Ваш брат погребен на специальном кладбище. Но, могу вас заверить, с соблюдением всех полагающихся в таких случаях правил. Когда вы выйдете на свободу, то сможете в этом убедиться…
— Значит, никогда… — По щеке Ирмы скатилась слеза, но глаза ее были абсолютно сухими.
— Все зависит от вас, мисс Быстрова.
— Я сказала вам все, что знала. Что еще вы хоти…
— Я не это имел в виду, — мягко возразил Моррис.
— А что?
— Вы ведь любили своего брата, так?
— Конечно, любила! Кроме него в моей жизни не было ни одного близкого человека…
— Надо очень хотеть жить… — Моррис говорил спокойно, без жестикуляций. — И тогда вы сможете положить цветы на его могилу. Поверьте, такой день обязательно придет. Надо лишь набраться терпения и мужества…
— Зачем вы меня вызвали?
— Чтобы задать один вопрос.
— Слушаю вас…
Кендал выдвинул большой ящик письменного стола и извлек несколько фотографий Сергея Неделина, снятых на Сицилии с разных ракурсов в момент допроса. Около трех десятков фотографий беглого майора КГБ поступили в Лэнгли примерно час назад. Кендл перегнулся через стол и жестом крупье в казино веером разложил перед Ирмой всю пачку.
— Посмотрите внимательно, мисс Быстрова: вам знаком этот мужчина?
— А я-то думала, что морды всех мужиков из вашей картотеки я уже просмотрела, — устало произнесла Ирма, беря со стола фотографии и возвращаясь на свой стул.
— Эти — совсем свежие, — сдержанно улыбнулся Кендл. — В наших газетах в таких случаях пишут: «В последний час»…
Примерно с минуту Ирма внимательно разглядывала фотографии, одну за другой. Потом вздохнула, сложила их в одну пачку и протянула Кендалу:
— Именно этот человек год назад выходил с нами на связь в Акапулько…
— Вы в самом деле уверены в этом? — Кендал чуть подался вперед, даже не подумав скрывать своего возбуждения. — Не торопитесь, мисс Быстрова, это очень важно для нас…
— Не запомнить такого красавчика!.. — Быстрова пожала плечами. — Это он, я не ошибаюсь… Правда, тогда, в Мексике, он был брюнетом. Жгучим брюнетом. Помню, я тогда еще удивилась: черная, как смоль шевелюра, а на груди — рыжие волосы…
— Значит, говорите, он был жгучим брюнетом? — вполголоса, как бы про себя, пробормотал Кендал, пряча фотографии в стол.
— Скажите, он жив?
— Кто? — Вынырнув из собственных мыслей, Кендал уставился на женщину. — О ком вы спрашиваете?
— Ну, этот человек, — Быстрова кивнула на ящик стола, в котором только что исчезла пачка фотографий.
— Вас, действительно, беспокоит его судьба?
— Да нет… Я же говорила, что незнакома с этим человеком. Просто спросила…
— Этот человек жив, мисс Быстрова. И скорее всего вы с ним увидитесь…
Как только Быстрову увели из кабинета, Моррис Кендал нажал кнопку селектора и коротко спросил:
— Уолш у себя?..
5
База Моссада. Нагария, Израиль.
Февраль 1968 года
Первый заместитель шефа Мосада Моти Проспер повертел в пальцах пустую коробку из-под сигарет «Тайм», потом тяжело вздохнул и не замахиваясь, одной кистью, швырнул ее в мусорную корзину из узорчатого пластика в углу кабинета. Описав крутую дугу, белая пачка беззвучно опустилась в корзину. Впрочем, Проспер даже не обратил внимание на удачный бросок, поскольку уже вытаскивал из ящика письменного стола третий за этот бесконечно длинный день «Тайм», отработанными до автоматизма движениями старого курильщика обдирал целлофановую обертку и вытряхивал новую сигарету.
Николай Серостанов, измотанный пятичасовым допросом с коротким перерывом на чашку кофе и пару сандвичей, с нескрываемым сарказмом наблюдал за израильтянином:
— Играли в молодости в баскетбол?
— Ага, играл, — кивнул Проспер и глубоко затянулся. — И очень даже неплохо. Если бы не война…
— О какой войне вы говорите?
— Обо всех подряд! — Проспер как-то невесело улыбнулся и прочертил кончиком сигареты окружность. — Знаете любимый анекдот норвежцев?
— Нет.
— Турист-иностранец, впервые попавший в Тронхейм, спрашивает у мальчика на улице: «Скажи, дождь давно накрапывает?» А тот отвечает: «Не знаю, ведь мне только восемь лет. Надо спросить у дедушки…» Примерно то же самое у израильтян с войнами. Никто уже толком не соображает, когда началась первая и когда закончится последняя…
— Скажите, вы еще долго будете терзать меня своими расспросами?
— Устали? — черные, чуть навыкате глаза Моти Проспера выражали искреннее сочувствие.
— Я вообще не большой любитель разговоров.
— Знаете, я тоже, — израильтянин несколько раз быстро затянулся и с отвращением загасил сигарету.
— А так с виду не скажешь.
— Обстоятельства, — хмыкнул Проспер. — В сочетании с профессиональным любопытством: рыбы, похожие на вас, Николай, редко заплывают в наш экзотический аквариум.
— Двух суток беспрерывных допросов недостаточно, чтобы удовлетворить ваше профессиональное любопытство? — Николай недоуменно пожал плечами. — Или вы все еще сомневаетесь в моей искренности?
— Искренность в разведке? — Густые брови на смуглом лице Моти Проспера озадаченно сдвинулись к переносице. — Надеюсь, вы шутите, господин Серостанов…
— Значит, продолжаете мне не верить?
— Как раз наоборот: я вам доверяю. Естественно, в разумных пределах, насколько это возможно по отношению к человеку из спецслужбы, который не пришел с повинной, а был схвачен в результате небольшой оперативной акции…
— Но вы же сами только что сказали, что не верите в искренность профессионального разведчика.
— Я не верю в искренность в профессиональной РАЗВЕДКЕ, — уточнил Проспер и, поколебавшись несколько секунд, вытянул из пачки следующую сигарету. — Улавливаете разницу?
