Эдвард Айронс - Бегство в ад
Серафина отвергла мысль о ресторане – это привлекло бы лишние взгляды, поскольку после двух дней полета выглядели они не лучшим образом.
Она, пожалуй, поумнее нас обоих, – решил Кул и распрощался с надеждой принять душ. Истосковавшись по газетам, он купил в киоске на аэродроме одну из местных, но сообщений про убийство в ней не оказалось. Филадельфия была слишком далеко, чтобы интересовать техасцев.
Неподалеку от киоска стояла будка телефона-автомата. Кул видел, – Серафина что-то обсуждает с Джонсоном у самолета. Он не боялся, что они улетят без него; этого не случится, пока Серафина считает, что письмо Гидеона у него. Интересно, что бы случилось, узнай она, что он ее морочит? Этот вопрос он решил отложить до лучших времен.
После того, как они пересекли Миссисипи, стало теплее, и сейчас солнечные лучи пробивались сквозь разрывы в облаках. Кул разменял у киоскера деньги и отправился в здание клуба, чтобы поискать другой телефон. Так рано сохранялся шанс застать Элис в доме на Честнат-хилл.
Телефонистка в Хьюстоне обещала перезвонить, как только установит связь. Он заверил, что не отойдет от телефона. Пока он ждал, в будке становилось все жарче. Мимо прошла четверка игроков в гольф; на них были свитера и кепки с длинными козырьками. Их туфли с шипами металлически скрежетали по плиточному полу.
В воздухе гудели нескольких маленьких частных самолетов. Тут он услышал, как телефонистка в Филадельфии назвала его номер, его вдруг охватила паника, и он чуть не повесил трубку. Он совершил ошибку. Если звонок проследят, если ответит не Элис, полиция узнает, где он. Но вешать трубку было поздно. В любом случае им нужно поговорить. Сейчас это было для него важнее всего.
Телефонистка попросила:
– Опустите, пожалуйста, три доллара шестьдесят центов.
Дрожащей рукой Кул опустил двенадцать четвертаков и дайм – десятицентовик. Невыносимо громко прозвучал гудок, и телефонистка сказала:
– Говорите.
– Алло, Элис? – крикнул он и испытал счастливую слабость, услышав ее голос.
– Милый, я знала, это ты. Я ждала, не могла дождаться твоего звонка. Телефонистка сказала, ты звонишь из Техаса! Как...
– В доме есть кто-нибудь еще?
– Только Герберт. – Герберт был у Джорданов дворецким. – Он в кладовой. Милый, у тебя все в порядке?
– Да. Только очень мало времени. Скажи, что там произошло?
Ее голос на секунду пропал, затем вернулся:
– Просто ужасно. Все эти вопросы, которые мне задавали! Отец был в бешенстве, но держался изумительно! Сказал полиции, что они совершенно спятили, подозревая в чем-нибудь тебя. Милый, я так за тебя беспокоюсь!
– Как ты?
– Я думала, никогда не дождусь твоего звонка.
– Ты проверяла мою почту, Элис?
– Вчера после обеда и сегодня утром. От твоего брата ничего не было.
– А в агентстве ты тоже смотрела?
– Я заезжала и туда, и к тебе домой. Нигде ничего.
Он закусил губу.
– Ладно. Но ты уж проследи, пожалуйста, и дальше.
– Долго тебя не будет? Когда вернешься?
– Не знаю, – буркнул он. И ее голос сразу стал другим.
– Пит, ты с той девушкой?
– Да, – вздохнул он. – Она мне помогает.
– Ох, милый...
– Это ничего не значит.
– Мне она не нравится. Не знаю почему. Наверное, это ревность. Понимаешь, милый, я тебя люблю.
– Нет, не любишь, – возразил он.
Она молчала.
– Элис?
– Да.
– Мне нужно еще несколько дней. Пожалуйста, не говори никому, где я. Когда я вернусь, мы обо весь поговорим. И постараемся все уладить.
– Ладно.
– Спасибо, Элис. Я серьезно.
– Пит, береги себя.
Она первой повесила трубку. Он еще долго не мог успокоиться. Не совершил ли он ошибки? Но, с другой стороны, звонок дал шанс узнать новости...
В коридоре его поджидала Серафина.
Глава 10
Она сердито его оглядела, потом взяла за руку, и они двинулись по коридору в ту сторону, куда ушли игроки в гольф.
– Ты должен был это сделать? – спросила она.
– Да. Я думал, так лучше.
– Но нужно быть благоразумным. Ты подвергаешь нас опасности, понятно?
– Элис ничего не сказала полиции.
– Ты уверен?
Он ни в чем не был уверен, но кивнул.
– Я сказал ей, куда направляюсь, но она сохранит это в тайне.
Только крепко сжатые губы да помрачневшее лицо выдавали ее неконтролируемую ярость.
Они вернулись на летное поле, где перед огромными ангарами выстроилась дюжина самолетов. Вокруг открытой машины собралась кучка людей.
– Может, Ток прав? – холодно бросила она. – Может быть, ты просто глуп?
– Ничего не поделаешь, я поступаю так, как считаю нужным. – Я не раз просила тебя верить мне. Но ты не веришь.
– Ты никогда не говоришь того, что мне нужно знать. Ты не сказала, что Рамон Гомес – полицейский.
– Тебе и не нужно было знать. Что тебе дало это знание, кроме лишней головной боли?
Он промолчал, решив не спорить.
– Мне очень жаль, что я тебя расстроил.
– Не забивай голову, – вот все, что он услышал.
Джонсон с подозрением уставился на них, когда они подошли к самолету. Серафина заявила, что следует поторопиться, но Джонсон возразил, что погода к юго-западу не слишком хороша и переночевать следует здесь.
– Мы должны пересечь границу сегодня, – твердо заявила Серафина.
– Я не могу лететь после захода солнца. Это слишком рискованно. Тем более над водой.
– Так нужно, – сказала она.
Через двадцать минут они снова были в воздухе. Курс вел на юго-запад, делая большую дугу вдоль берега Мексиканского залива ниже Гальвестона. Потом Джонсон взял южнее, и земля почти исчезла из виду. Серафина откинула голову назад, закрыла глаза и казалась спящей. Блеск глади Мексиканского залива врывался в маленький иллюминатор и обрисовывал ее безмятежный профиль. Кул откровенно наблюдал за ней, изучая нежные, полные губы, плавную линию подбородка и шеи, тонкие завитки каштановых волос вокруг маленьких ушек. Ее руки в серебряных браслетах эпохи майя, спокойно лежали на коленях.
Кул на мгновение оглянулся назад и прислушался к равномерному гулу их единственного мотора. Он понимал причину нежелания Джонсона делать за день больше одного полета. Сам он раньше никогда не летал на таких маленьких самолетах, поэтому перкалевые крылья и размытый круг единственного пропеллера казались слишком ненадежной защитой от опасностей распростершейся внизу бездны.
В вечерней дымке растворился пограничный Браунсвиль. Подавшись вперед, Кул различил широкую грязную дельту Рио-Гранде и Матаморос на мексиканском берегу. В сумерках на земле загорались огни, и до него вдруг дошло, что он нелегально и благополучно добрался до Мексики. Только когда река осталась далеко позади, он понял, в каком напряжении пребывал, всматриваясь в небо в поисках патрульных самолетов. Теперь под крылом тянулось дикое побережье Тамаулипаса.
За голой береговой линией земля вздымалась складками высоко вверх. Джонсон щелкнул тумблером освещения щитка приборов, и Кул увидел его лицо, отраженное в овале ветрового стекла. На несколько мгновений тьма покрыла все, исчезли и земля, и море. Осталась лишь случайная одинокая светящаяся точка – индейская деревня на прибрежной равнине. У него закололо в глазах от напряжения, голова раскалывалась, и он позавидовал спокойному сну Серафины. Через какое-то время монотонный гул мотора и отсутствие каких бы то ни было объектов наблюдения навеяли на него сон, и Кул задремал рядом с ней.
Он спал, и во сне словно просматривал кинофильм, кадры которого были перепутаны и склеены вперемешку – Гидеон с Серафиной, Джонсон с Элис, и мертвец в его квартире. Во сне он снова овладевал Элис, но на этот раз она брала инициативу на себя и отдавалась с улыбкой и нежным поцелуем. Потом Элис превратилась в Серафину, и настало время вожделения и страсти. Он застонал во сне, борясь с наваждением, испарина покрыла его лицо.
"Стенсон" закачался, чьи-то руки стали его трясти, и он проснулся.
В салоне было темно, светился лишь щиток приборов, и он сразу заметил, что самолет снижается. Серафина перестала его трясти и вернулась на свое место.
– Мы собираемся приземлиться, – сообщила она.
Он выглянул в непроглядную тьму.
– Где?
– Еще не знаю. У нас проблемы.
Кул сел прямо. Лицо девушки побледнело. Зато лицо Джонсона, отраженное в стекле, побагровело от напряжения, все его внимание было сосредоточено на приборах.
– Что-то не так?
– У нас кончается бензин, – шепнула Серафина. – Мы летим над Мексикой. Ток не уверен, где мы, но, похоже, очень скоро будет город.
Он снова посмотрел вниз и увидел океан, лунную дорожку, а дальше – длинную линию прибоя и темную громаду берега. На мгновение в глаза девушки мелькнул страх, толстая шея Джонсона взмокла от пота. Кул удивил, что сам не боится; возможно, его страх уже перегорел. Часы показывали почти десять. Подавшись вперед, он взглянул на альтиметр. Они держались на тысяче футов, самолет бросало в хаотичных потоках воздуха. Указатель топлива был на нуле.
