Брайан Гарфилд - Миссия выполнима
Перед главными воротами под ночным дождем стояла кучка встревоженных людей. Лайм проложил сквозь них дорогу и представился охранникам; его пропустили.
Он попал во владения Брюстера с низкого бокового хода и едва успел войти в приемную для прессы, заполненную репортерами, которые стояли вдоль стен под огромными картинами, как Хэлройд, специальный агент и руководитель отдела Службы при Белом доме, увлек его обратно в коридор.
– Мистер Саттертуэйт сказал, что хочет с вами поговорить, сэр.
Лайм вопросительно поднял брови, и Хэлройд повел его на цокольный этаж, где находились офисы Саттертуэйта и других советников президента.
Комната оказалась очень маленькой и доверху заваленной бумагами. Саттертуэйт, признанный интеллектуал Белого дома, не заботился о том, как выглядит его кабинет, а разбросанные в беспорядке документы отражали нетерпение его ума. Из пяти или шести стульев только два не были заняты бумагами; Лайм, последовав приглашающему жесту Саттертуэйта, выбрал один из них и сел.
– Благодарю вас, Хэлройд, – произнес Саттертуэйт высоким резким голосом, и специальный агент вышел; прикрытая им дверь приглушила шум голосов, печатных машинок и телеграфных аппаратов.
– Президент спрашивал у меня, не могу ли я получить от вас предварительный отчет до его выступления. Ведь это вы их поймали? Чертовски ловкая работа, должен сказать. Президент не устает говорить об «этом гении» из Секретной службы, который спас наши шкуры.
– Будь я гением, – сказал Лайм, – я бы соображал быстрее, и тогда мы смогли бы обезвредить бомбы раньше, чем они взорвались.
– Насколько я понимаю, имея те крохи информации, которые у вас были, только один человек из десяти тысяч мог бы догадаться, что вообще должно что-то произойти.
Лайм пожал плечами. Его немного удивлял тот факт, что хвалебные слова Саттертуэйта явно расходились с выражением его лица. На этом лице была написана несокрушимая надменность, холодное высокомерие мощного, но бестактного ума, презирающего умы менее блестящие. Саттертуэйт был интеллектуальным автоматом сорока с лишним лет, который носил очки с толстыми стеклами, увеличивавшими его глаза до неестественных размеров, и одевался с подчеркнутой небрежностью, даже с намеренным отсутствием какого бы то ни было изящества. Его черные волосы находились в таком же беспорядке, как его документы; короткие белые пальцы постоянно двигались. В его маленькой подвижной фигуре было что-то агрессивное.
– Хорошо, – сказал он. – Что у вас есть?
– От задержанных узнали пока мало. Продолжаем с ними работать.
– С помощью резиновых шлангов, полагаю?
Это было чисто риторическое замечание, и Лайм пропустил его мимо ушей.
Саттертуэйт сказал:
– В Управлении национальной безопасности идентифицировали лидера вашей группы – того, кто стоял за этими шестерыми. Вы должны его знать. Это Юлиус Стурка.
Лайм не успел убрать злобное выражение со своего лица, и Саттертуэйт встрепенулся, поняв, что угадал правильно, но Лайм не дал ему заговорить:
– Я никогда не встречался с этим человеком. Пятнадцать лет назад он работал в той же части света, что и я, вот и все.
– Он служил офицером в алжирском Фронте национального освобождения. Вы тоже были в Алжире во время той заварушки. – Однако Саттертуэйт не стал продолжать эту тему. – Кто такой этот Стурка?
– Думаю, армянин, а может быть, и серб. Точно не известно. Это не настоящее его имя.
– Что-то балканское и неопределенное. Похоже на Эрика Эмблера.
– Наверно, он сам считает себя чем-то в этом роде. Солдат удачи, который пытается в одиночку перевернуть весь мир.
– Но он не молод.
– Я уже говорил, что никогда его не видел. Сейчас ему должно быть где-то под пятьдесят. У нас есть только один плохой снимок, другие фотографии мне не известны. Он не любит фотографироваться. Но назовите любую освободительную войну за последние десять лет, и наверняка окажется, что он там засветился. Не в самых верхах, конечно, но и не в качестве мелкой сошки.
– Наемник?
– Иногда. Хотя и не часто. Возможно, его наняли на это дело, но у нас нет никаких свидетельств на этот счет. Скорей всего, это была его собственная затея. Несколько лет назад он работал с одним кубинцем по имени Рива, но следов Ривы в этом деле мы не обнаружили. По крайней мере, пока.
– У него много последователей? Если да, то странно, почему я раньше ничего о нем не слышал.
– Он работает по-другому. Он собирает небольшую группу людей, «ячейку», и ставит перед ней одну конкретную задачу. В Алжире у него вряд ли было больше двадцати солдат, но все они были хорошими профессионалами. Эта группа стоила целого полка.
– Для человека, который никогда с ним не встречался, вы знаете его очень хорошо.
– Я должен был его поймать. Но у меня не получилось.
Саттертуэйт облизал языком верхнюю губу, словно умывающийся кот. Он поправил свои очки, без всякого выражения наблюдая, как Лайм закуривает сигарету.
– Как вы считаете, на этот раз вам удастся его поймать?
– Не знаю. Все его ищут.
– Вы предупредили другие службы? Другие страны?
– Да. Возможно, он все еще не уехал из страны; во всяком случае, у нас есть причины думать, что прошлой ночью он был здесь.
– Здесь, в Вашингтоне, вы хотите сказать?
– Он оставил нам визитную карточку.
– Вы имеете в виду вашего агента, которого убили?
– Да.
– Почему вы думаете, что это была его визитная карточка?
– Насколько мне известно, он был одним из тех людей, кто поднял мятеж на Цейлоне несколько лет назад. Правительство тогда круто с ними обошлось: прочесывали целые деревни, выявляли мятежников и расстреливали без суда. Цейлонским повстанцам пришлось принять меры, чтобы защитить себя. По данным Управления национальной безопасности, именно Стурка расправлялся с информаторами, сотрудничавшими с правительством: он убивал их очень драматичным способом, подбрасывая в публичные места с отрезанным языком и вырванным сердцем. Это было предупреждение: так будет со всеми, кто посмеет на нас донести.
– Теперь я понимаю, что вы подразумевали под визитной карточкой. – Саттертуэйт покачал головой. – Господи, эти люди как будто с другой планеты.
Он снял очки, протер их салфеткой и, прищурившись, поднес стекла к свету. Лайм с удивлением заметил, что у него совсем маленькие глаза, близко посаженные друг к другу. Оправа очков оставила красные вмятины на его переносице.
Бросив страдальческий взгляд на свои очки, Саттертуэйт посадил их на место и заправил дужки за уши. Это был первый раз, когда Лайм с ним разговаривал, и один из немногих, когда он вообще его видел: Саттертуэйт был не из тех людей, которые часто мелькают на экранах телевизоров или появляются в общественных местах. Он был главным советником президента и отбрасывал за собой большую тень, являясь в то же время одной из тех невидимых фигур, которых в прессе именуют «высокопоставленным источником в Белом доме».
– Хорошо. – Саттертуэйт раздумывал. – Что нам еще остается, кроме как выражать свое благородное возмущение? Это была кошмарная история, не правда ли? Самое сильное в мире государство, и они так легко нас нокаутировали. Маленькие группки могут терроризировать целую страну, если им удастся найти в ней слабое место. Эти террористы используют любое оружие, какое попадается им в руки, берут в дело каждого дурака, который согласен пожертвовать своей жизнью ради туманных лозунгов; и они знают, что у нас связаны руки, потому что мы имеем право только на ответный выстрел.
– Это и отпугивает большинство профессионалов, – заметил Лайм. – Профессионалы не любят, когда их ловят. Обычно терроризмом занимаются любители – их часто берут на месте преступления, они готовы изображать из себя мучеников, это идеальный материал для исполнителей. Им все равно, последует ли ответный выстрел; все равно, даже если он разорвет их на куски.
– А теперь мы имеем и тех и других в самом худшем варианте – с группой самоотверженных исполнителей под командованием и управлением профессионалов, которые за сценой дергают за ниточки. Говоря по правде, – заметил Саттертуэйт, – я думаю, что мы по уши в дерьме.
Во время всего разговора Саттертуэйт занимался тем, что разглядывал узел на галстуке Лайма, но теперь его увеличенные стеклами глаза уставились прямо в его лицо, резкий голос затвердел, а челюсть выдвинулась вперед.
– Лайм, вы профессионал.
Лайму меньше всего хотелось услышать то, что должно было за этим последовать.
– Я далеко не первый человек в списке.
– Сейчас не самое подходящее время для выяснения рангов и чинов. Нам нужен профессиональный охотник – человек, относительно которого мы можем быть уверены, что он сделает свою работу быстро и без лишнего шума.
