Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Он обнял ее, привлек к себе, поцеловал в щеку. Черная кожа куртки и пот, колкая щетина на его подбородке…
Она оглядела комнату — стены, совсем недавно увешанные снимками, пустые полки, на которых она выращивала цветы и зелень, светлый прямоугольник вместо пробковой доски.
Пернилле Бирк-Ларсен поняла, что плачет, но не знала почему. Знала только, что это легкие слезы и что они ненадолго. Черная страшная рана, которая открылась после смерти Нанны, начинала понемногу — час за часом, день за днем — затягиваться. Она не исчезнет, но больше не будет источником постоянной боли, превратившись в старый привычный шрам, в часть их жизни.
— Ты будешь скучать по этой квартире? — прошептал он хрипло ей на ухо.
— Только по счастливым дням. И в новом доме нам тоже будет хорошо.
Он вытер ее мокрые щеки толстыми, грубыми пальцами. Она крепко обнимала его.
— Или даже еще лучше, милая. Я буду стараться.
— Конечно. Я знаю.
Через двадцать минут она забрала Антона из гостей. Он не выглядел усталым. И не выглядел счастливым.
— Ты не забыл, что я просила тебя много не есть? Папа готовит нам угощение.
— Не ел много.
— Ты раздал приглашения на новоселье?
— Да.
Она встретилась с ним взглядом в зеркале заднего вида, улыбнулась:
— И девочкам тоже?
— И девочкам.
Он вздохнул. Он не хотел говорить. А она хотела.
— Уже ремонтируют подвал, — сказала Пернилле. — Знаешь, дом правда будет очень красивый.
Он мотнул головой из стороны в сторону. И стал смотреть на залитый дождем Вестербро.
— Ты все еще сердишься на дядю Вагна за то, что он рассказал нам? — Она на секунду оторвалась от дороги, оглянулась назад. — Теперь, когда мы знаем, что никакого паспорта нет, все будет хорошо.
— Кто-то забрал его раньше, — произнес он ясным детским голоском, от которого у нее перехватило дыхание. — Кто-то.
— Нет! Никто не забрал! Господи… Антон, зачем ты все это придумываешь?
Он зарылся в куртку.
— Никто не брал паспорт. Иногда… — Она все поглядывала на него в зеркало. По крайней мере, он слушал. — Иногда мы видим то, чего на самом деле нет.
Теперь он сам смотрел в зеркало, стараясь найти ее глаза.
— Ведь это так, Антон?
Мальчик сидел в автомобильном кресле, обхватив себя руками, и смотрел ей прямо в глаза, отраженные зеркалом.
— Зачем кому-то его брать? — тихо, пугаясь своего голоса, спросила она.
— Чтобы ты и папа не огорчались.
Он все еще смотрел на ее отражение.
— И кто же это мог быть?
Молчание.
— Кто?
— Я никогда ни на кого не ябедничаю. Никогда. — И Антон опять уткнулся в окно.
Когда они вернулись домой, он сразу побежал по лестнице наверх. Пернилле зашла в их маленькую контору за стеклянной перегородкой. Вытащила расписания и календари, нашла списки заказов за ту неделю.
В графе на субботу стояло название магазина канцтоваров. И рядом номер телефона. Она позвонила, включился автоответчик.
— Это Пернилле Бирк-Ларсен. Мы должны были выполнить ваш заказ. Один из наших сотрудников отменил его. Я бы хотела обсудить с вами это недоразумение. Перезвоните, пожалуйста. Спасибо.
Лунд оставила машину в двух кварталах от Хумлебю, в тупиковой аллее, вдали от проезжей части. Потом, накинув капюшон, пошла через дождь по узкому тротуару к дому Бирк-Ларсенов. Он стоял на углу, еще закрытый защитным полиэтиленом и строительными лесами. Перед входом был припаркован красный фирменный фургон. Внутри горел свет.
Дверь была открыта. Она вошла без стука. На первом этаже никого. Только банки с краской, стремянки, кисти…
Звук шагов. Кто-то поднимался из подвала.
Лунд остановилась в гостиной и ждала. По лестнице медленно шел Вагн Скербек. Он задержался на верхней ступени, в черной шапке и футболке, заляпанной краской, лицо скрыто тенью. В руках у него был ящик с инструментами.
— Простите, что отвлекаю вас, Вагн…
— О, черт. Опять вы…
Он проскользнул мимо нее к дальней стене комнаты, занялся своими делами, повернувшись к ней спиной.
— У меня всего несколько вопросов. О Леоне Фреверте.
— Давайте побыстрее. Мне пора на день рождения крестника.
— То сообщение, которое Леон оставил на автоответчике в субботу. Оно сохранилось?
Скербек вышел на освещенное место, качая головой:
— Вы что, не разговариваете друг с другом у себя в полиции? Тот коп тоже об этом спрашивал.
— Ответьте мне.
— Нет, я его стер. Не знал, что оно так важно. Просто кто-то отпросился с работы.
Он стал убирать инструменты в чемоданчики, скрупулезно вкладывая каждый в предназначенную ему ячейку.
— Что именно он сказал?
— Да уже три недели прошло. Разве можно вспомнить десятисекундное сообщение от…
— Попробуйте.
Скербек задрал голову к потолку:
— Что-то насчет того, что заболел. И что не мог прийти в те выходные.
— Что-нибудь еще?
— Нет. И я не перезванивал ему. Терпеть не могу таких работничков. Хорошо, что клиент сам отменил заказ.
Лунд напряженно думала, пройдя от одной наполовины окрашенной стены к другой.
— А какой у него был голос? Может, он был испуган? Вам ничего не показалось странным? Он не сказал о…
— Это было обычное сообщение на автоответчике. И голос у него был обычный.
Она всматривалась в его морщинистое и все же очень молодое лицо. Серебряная цепочка, печальные, почти страдальческие глаза.
— Он не упоминал Нанну?
— Неужели вы думаете, я бы вам не рассказал?
Он вытер руки обрывком ткани, посмотрел на часы, потом на синюю куртку, брошенную в углу.
— Почему он позвонил на телефон фирмы, а не вам?
— Все звонят на тот номер. Если там не отвечают, то звонок переходит ко мне.
— Понятно.
Она думала. Пыталась представить.
— Значит, Леон Фреверт звонит в контору, думая, что ответит Тайс или Пернилле. А вместо этого попадает на вас.
Он перестал тереть руки тряпкой. Перестал вообще что-либо делать, замер, глядя на нее.
— Нет. Он попал на мой автоответчик. Я же вам говорил. Я был у дяди, а сообщение услышал только на следующее утро, когда пришел на работу.
Лунд думала.
— Это все? — спросил Скербек. — Мне нужно везде погасить свет. Сегодня у Антона день рождения. Я должен быть с ним, и даже вы мне не сможете помешать.
— Да, конечно, конечно…
Он побежал вниз по лестнице. Она спустилась вслед за ним в подвал. Там была старая дверь с ключом в замке.
— Леон никогда не упоминал девушку по имени Метта Хауге? — спросила она.
Он снимал временное освещение, сматывал провод.
— Нет.
— Он не состоял в какой-нибудь банде?
— Я не знаю! Послушайте, нас всех уже тошнит от ваших вопросов. Ясно вам? — Он поставил ногу на ступеньку стремянки, стал завязывать шнурок на ботинке. — Мы хотим забыть все это.
Лунд оглядывала подвал.
— И об этом выродке Фреверте тоже забыть. И о том, что он сделал. Не хотим об этом думать.
Новые, недавно уложенные доски на полу пружинили и блестели. Было заметно, что их подгоняли небрежно, явно в спешке. Всю дальнюю стену уже обшили панелями, три остальные пока не трогали.
— Хватит с нас всего этого дерьма…
Он стоял уже возле лестницы, натягивал куртку, собираясь уходить.
— Так что оставьте нас в покое. После всего, что пережила эта семья…
Сара Лунд вышла на середину комнаты и начала медленно оборачиваться вокруг на триста шестьдесят градусов.
— Дайте им прийти в себя.
Она остановилась и посмотрела на него. Их было только двое в пустом доме в Хумлебю.
Сначала ее насторожили глаза Вагна Скербека. В них появилось что-то, чего не было минуту назад. Он что-то понял.
Должно быть, в ее лице это тоже отразилось, когда и она поняла.
— Что не так? — спросил Скербек.
Все инструменты — молотки, отвертки, стамески — были около него. Она старалась не смотреть. Старалась не бояться.
— Что не так? — повторил он.
Скербек был умным человеком, она догадывалась об этом с самого начала. Он посмотрел на себя, на куртку, которую только что надел. Старая. Темно-синяя. С логотипом зимней Олимпиады. И надпись…
«САРАЕВО 1984».
Мимо дома по улице проехала машина. В синеватое окно подвала сочился свет фонарей. По тротуару шагали люди, она слышала тарахтение колес по брусчатке — коляска или, может быть, велосипед «Христиания». Смех, стук открываемой двери соседнего дома.
— Что-то еще хотели? — спросил Вагн Скербек.
Ей не сразу удалось разлепить вмиг запекшиеся губы, наконец она выговорила:
— Нет.
Потом двинулась к лестнице и к тяжелой двери с замком и ключом в нем.
В его голове что-то происходило, и она не хотела знать, что именно.
Он встал у нее на пути.
